Презумпция виновности (СИ) - Шульгина Анна - Страница 127

— Ну, в твоих глазах хуже меня все равно нет, так что ты от подмены останешься только в плюсе.

— Кто тебе это сказал? — Димка отвлекся от дороги, чтобы посмотреть на пассажирку. — Мне без тебя знаешь, как скучно было? Даже пособачиться не с кем — подчиненные не поддерживают, Таня обижается, Данька… Сама увидишь.

— У него все хорошо? — Соня повернулась всем корпусом к водителю.

— Угу. Но он сам тебе все расскажет и выскажет, не буду влезать в супружескую ссору, ещё виноват останусь.

— А вот это правильно, — немного успокоившись, она села удобнее. Черт с ним, с Димкой, главное, что она скоро увидит Дана. — Что у вас нового?

— Все по-старому.

Полупустая дорога ровно ложилась под колеса внедорожника, и уже через двадцать минут они были в городе. Правда, тут движение было гораздо более плотное, поэтому пришлось сбросить скорость.

— Можно кое-что спрошу? — Димка убрал звук магнитолы и повернулся к Соне, благо, небольшая пробка позволяла вертеться, как захочешь. — Ты же уезжала, чтобы встретиться с отцом. Почему передумала?

Больше всего ей хотелось ответить, что вообще-то это не его дело, но потом прикусила язык. Даниил любит брата, так что и им нужно учиться не только подкалывать друг друга и ерничать, но и просто разговаривать.

— Ты знаешь мое настоящее имя?

— Да. Барсеньева Полина Игоревна.

— Совершенно верно, — Соня отвернулась к окну, безразлично рассматривая вывеску какого-то магазина. — Перед тем, как ехать к нему, я постаралась узнать все, что касалось его жизни в Душанбе. Он там работал на какое-то предприятие оборонки, сейчас уже и не узнать, чем именно занимался, но считался неплохим инженером.

— Не неплохим, а очень хорошим и талантливым, — эта часть истории ему была знакома, поэтому Димка попытался поторопить, чтобы быстрее дойти до интересующей его части. — Я тоже покопался.

— Делать тебе больше нечего… — почему-то такое вмешательство не особо её разозлило. Может, потому что почти все мысли были о скорой встрече с мужем. А может, уже просто привыкла к обаянию астаховской беспардонности. — Когда начался весь этот ужас с погромами и "добровольным" выселением русских, его вместе с другими сотрудниками того НИИ не то, чтобы взяли в заложники, но что-то к этому очень близкое.

— Ну, если учесть, что он был заместителем руководителя… Вы с матерью тоже были там?

— Нет. Семьи не тронули. Поначалу. А когда начали трогать, мама решила обезопасить меня, отправив из страны. Она была классным руководителем у Людмилы — старшей дочери Маркевичей. Как она уговорила их, не знаю, но они согласились вывезти меня под видом своего умершего ребенка.

— Им за это хорошо заплатили, — Димка на неё принципиально не смотрел, чтобы не спугнуть настолько редкий момент откровенности.

— Да, это так, — Соня на минуту замолчала. — Все эти события начались в середине мая, отца забрали почти сразу. Меня вывезли числа двадцать третьего, точно не помню, это со слов сестры. А двадцать пятого, прямо во время торжественной линейки, в школе, где работала мама, начался пожар. То ли поджог, то ли неисправная проводка… Суть в том, что детей эвакуировать успели, а она и ещё двое учителей задохнулись в дыму.

— Блиииин… — вот этого он не знал. — Извини.

— Отца отпустили больше, чем через неделю после этого, и на следующий день депортировали из страны. О смерти жены он знал, а вот дочь значилась пропавшей без вести. Скорее всего, мама никак не смогла предупредить, с кем и куда меня отправила.

— Он искал тебя, — Димка сбросил скорость, а потом и вовсе остановился, припарковавшись недалеко от офиса.

— Да. Обычно пропавшего без вести признают умершим, максимум, через пять лет. С Полиной Берсеньевой это произошло в июне двухтысячного, отец восемь лет верил, что я жива.

Хотя в машине было тепло, Соня поежилась. Рассказывая это, она не чувствовала себя той девочкой, да и вообще — история была, без сомнения, грустной и раздражающе-нелепой в своей правдивости. В те времена в бывших братских республиках и не такое происходило. И не ей кого-то винить, пусть и необъявленная и никем не признанная, но это была гражданская война. Незаметная, но оттого не менее страшная.

Она искренне сочувствовала людям, которые через это прошли, но так и не смогла осознать себя тем ребенком. Слишком была маленькой, а может, детская психика пыталась защитить от этих воспоминаний, поэтому и лица родителей почти не помнила. Да и вообще, все, что было до переезда в Россию, как покрыто туманом. Вроде, что-то начинала припоминать, а потом снова все заволакивало и ничего не получалось.

Но суть в другом — Соня три дня не только пробыла в городе, где сейчас жил её отец, но и пару раз приближалась на такое расстояние, как в эту минуту между ней и Димкой. Но так и не смогла ощутить ничего. Почему-то отцом воспринимался только Андрей Маркевич. Плохим или хорошим — неважно, но к Игорю Владимировичу не испытывала вообще ничего. И очень сомневалась, что сможет когда-нибудь назвать его папой.

— Ты так и не ответила на вопрос, — Димка смотрела, как Софья рассеянно теребит ручку сумки, но ни нервозности, ни расстройства в этом не замечал. Странно, другая бы рыдала, рассказывая это, а она так спокойна…

— Понимаешь, у него есть другая семья. Жена, сын-пятиклассник. Я верю, что он любил Полину, но я уже не она. Отец сейчас действительно счастлив, это заметно. Он оплакал дочь, смирился с её смертью, а тут появлюсь я, и все вернется. Если бы у него никого не было, то, конечно, все бы ему рассказала, а так…

Более того, ведь обязательно захочет узнать, как и чем жил его ребенок, а у неё мало того, что может порадовать родителя. И зачем ему все это? Что самое интересное, если бы сначала поехала к нему, а потом к приемной семье, сделала бы по-другому, но после того, как увидела маму Любу… Потрясения не всегда полезны, а в таком возрасте и подавно. Она вряд ли когда-то сможет считать его членом своей семьи. На словах — да, но в душе — очень сомнительно. И кому станет легче от этой неловкости?

— Знаешь, Сонь, ты не права, — Димка медленно качнул головой, пытаясь правильно сформулировать мысль. — Одного ребенка другим не заменишь, и он имеет право знать, что ты жива. Это я тебе, как отец, говорю.

— Может, и так, но это мое решение.

— Твое. Своих детей родите, тогда поймешь, — он повернул ключ зажигания, заставив мотор сыто заурчать. — Домой?

— А Дан в офисе?

— Да.

— Тогда давай к нему.

Маркевич мысленно встряхнулась, отодвигая подальше все, только что рассказанное. Это навсегда останется с ней, так или иначе, но будет думать. Может, когда-нибудь и послушается его совета, кто знает… Жизнь штука такая, что наперед никогда не скажешь.

— Не страшно? — но руль послушно повернул в нужную сторону.

— А мне есть, чего бояться? — Соня подозрительно прищурилась. — Ты сегодня какой-то ненормально добрый и отзывчивый.

— Это у меня обострение любви к ближнему, скоро пройдет, — он хмыкнул, заметив гримаску Софьи. — Что тоже скучно без меня было?

— А то! Никто не достает, нервы не треплет… Одним словом, болото.

— Вот никогда бы не подумал, но я по тебе, правда, скучал, — воспользовавшись тем, что уже приехали, Димка как-то осторожно и немного неловко обнял её за шею. Судя по лицу девушки, сильновато обнял… — Так что иди, если выживешь, нам ещё вашу нормальную свадьбу гулять.

— Да ну тебя… Можно подумать, я в чем-то провинилась, — Соня отряхнулась и поправила челку.

— Думаешь, это кого-то волнует? Наивная.

Софья закатила глаза и вышла из машины.

Первое потрясение ждало прямо в приемной — помощник был на месте, более того, занят по самые уши, невозмутим и расторопен. Вот только это была Лена, а не Славик.

— Привет… А где Станислав? — не дожидаясь предложения снять верхнюю одежду, Соня сбросила пальто и пристроила его на вешалку.

— Ой, Софья Андреевна! — с девушки тут же слетело выражение сосредоточенности, сменившись радостным смущением и каким-то замешательством. — Он в отпуске, на это время Даниил Александрович предложил поработать у него. Я сделала переадрасацию, все звонки в наш офис приходят сюда, корреспонденцию забираю, так что все в порядке.