Дарий - Поротников Виктор Петрович - Страница 87

Глава тринадцатая

Персеполь

Замысел построить новую столицу Персии возник у Дария еще в Египте при посещении городов, выстроенных фараонами и названных в их честь. Уджагорресент говорил Дарию, что у фараонов было в обычае знаменовать свое воцарение постройкой великолепного города или мощной крепости на вновь завоеванных землях. Хотя, конечно, были среди фараонов и такие, кто предпочитал воевать, а не строить. Встречались среди властителей Египта и люди практичные и попросту скупые, которые просто меняли часть планировки какого-то города, построенного их предшественниками, либо обновляли храмы и укрепления столицы, оставляя надписи об этом на огромных обелисках высотой с пальму. Как говорил Уджагорресент, делалось это в назидание потомкам.

Помимо строительства новой столицы Дарию захотелось, в подражание Тутмосу[137] и Рамзесу Великому[138], сделать надпись с перечислением своих побед на какой-нибудь высокой скале, заметной издалека. И чтобы надпись эта непременно была украшена его изображением, а также изображением светлого бога Ахурамазды, покровителя Дария.

Мраморные плиты с текстом на трех языках о походах и победах, свершенных Дарием в недавнем прошлом, уже не казались ему чем-то выдающимся, хотя эти плиты были установлены в нескольких самых крупных городах Персидской державы, в том числе и в Мемфисе. По сравнению с гигантскими обелисками и пирамидами фараонов или с наскальными текстами Рамзеса эта попытка оставить по себе память для потомков больше не казалась Дарию достойной его воинской славы. Вряд ли эти плиты с трехязычными клинописными текстами переживут монументальные творения владык Египта и не затеряются в хаосе грядущих лет и потрясений.

«Плиту с текстом можно пустить на строительство дома или на починку городской стены, ее можно просто сбросить в какой-нибудь ров или вымостить ею улицу, но скалу с письменами не только не сдвинуть с места любому количеству людей, пред нею бессильны любые бури и ураганы, – размышлял Дарий. – Скала простоит сотни и тысячи лет, и столько же просуществуют выбитые на ней рисунки и письмена. Это ли не самое лучшее и надежное назидание потомкам!»

Вернувшись в Вавилон, Дарий без промедления отрядил людей на поиски подходящего места для города, а также высокой горы близ оживленных караванных троп. Такую гору Дариевы слуги искали на коренных землях персов и мидян, там же, по замыслу Дария, должен был возникнуть новый город.

– Этот город, моя новая столица, своим великолепием затмит Сузы, Вавилон и Мемфис! – заявил Дарий своим приближенным. – Я не пожалею средств для этого. Мастеров по обработке камня, зодчих, ваятелей и художников найдем в Египте и Вавилоне. Возле новой столицы будут располагаться и царские гробницы Ахеменидов. Не такие, как гробница Кира в Пасаргадах, сложенная из грубо отесанных камней, а вырубленные в скалах, украшенные колоннами и барельефами. Пусть все видят величие и богатство царей-ахеменидов!

Знатные персы с большим воодушевлением восприняли затею своего царя. Действительно, говорили они, почему бы не построить в Персиде новую столицу? Персида бедна городами. До сей поры самым большим городом Персиды являлись Пасаргады, построенные Киром после победы над мидянами. Однако город Кира по размерам и красоте далеко уступал Сузам, Вавилону и Экбатанам. Этот город вполне может быть столицей Персиды, но явно не тянул на главный город всей державы Ахеменидов.

Вавилон был по сути чуждым персам городом, поскольку его населяли жители, в большинстве своем не говорившие на фарси. Все эти халдеи, арамеи, амореи если и не заносчиво, то искоса поглядывали на своих покорителей, памятуя об эпохе своего могущества. То же самое – Сузы, город эламитов, не мог в полной мере считаться персидской столицей, ибо персов жило в нем немного. Экбатаны и вовсе служили напоминанием каждому персу, бывавшему там, о тех временах, когда мидийские цари повелевали народами Азии, в том числе и персидскими племенами. Хотя мидийский язык схож с персидским, оба этих соседних народа, тем не менее старались сохранять каждый свои обычаи и не проявляли особой симпатии друг к другу в силу укоренившейся вековой вражды.

В свои замыслы Дарий посвятил Гистиея, приехавшего в Вавилон.

Царь поинтересовался у милетского тирана, какое, сего точки зрения, название более всего подходит к новой столице Персии.

– Мои друзья и родственники предлагают назвать новую столицу моим именем, – признался Дарий Гистиею. – Некоторые из вельмож считают, что новый город следует назвать именем Ахемена, родоначальника всех персидских царей.

– Искренний вопрос требует искреннего ответа, – после недолгого молчания произнес Гистией. – Без излишней угодливости, скажу вам, государь, так. Если Кир назвал свой город Пасаргадами в честь племени, из которого вышли цари-ахемениды, то царю Дарию, вновь объединившему едва не распавшуюся державу Кира, следует в названии новой столицы подчеркнуть некий объединительный мотив. Не выделять какое-то одно из персидских племен, но провозгласить этот будущий город центром единения всего персидского народа.

– Клянусь Митрой, я думаю о том же самом, Гистией! – воскликнул Дарий. – Я не гонюсь за какой-то новой славой, поэтому не хочу, чтобы столицу Персии назвали моим именем. Это может послужить неким зазнайством пред царями, которые станут править державою после меня. Чего доброго будущие цари-ахемениды начнут возводить каждый свою столицу, тем самым обрекая на запустение мой город. Я видел такое в Египте. Боги свидетели, я не хочу этого. Я желаю, чтобы все персидские цари, какие будут после меня, считали мой город вечной и неизменной столицей Персидского царства.

– В таком случае, государь, я советую тебе назвать свою новую столицу Персеполем, – сказал Гистией. – Что может быть точнее и удачнее этого названия? Персеполь – «город персов»…

– Персеполь… – чуть слышно проговорил Дарий, поглаживая завитую бороду. И повторил вновь, как бы прислушиваясь к звучанию этого словосочетания: – Персеполь.

На лице у Дария заиграла радостная улыбка, когда он еще раз произнес: «Персеполь».

– А ведь верно, Гистией, – восторженно промолвил царь, – лучше этого названия нельзя придумать. Персеполь! Да, свою новую столицу я назову именно так!

Несколько дней спустя к Дарию прибыл гонец с сообщением, что найдено неплохое место для нового города.

Дарий сначала хотел доверить осмотр выбранной местности Аспатину, но затем передумал и решил осмотреть все сам. Отправляясь в Пасаргады, Дарий взял с собой Гистиея.

Лишь проделав многодневный путь из Вавилона до Пасаргад, из равнинной болотистой страны в страну пустынь и высоких гор, Гистией воочию убедился в обширности державы Ахеменидов. Причем если из Лидии в Месопотамию были проложены неплохие дороги, то в глубине Персидского царства, куда до этого не ступала нога эллина, хороших дорог почти не было, их заменяли верблюжьи караванные тропы.

В этом пустынном краю издревле жили полукочевые персидские племена, сохраняя свой патриархальный уклад. В персидских селеньях на Гистиея взирали с неподдельным любопытством мужчины, женщины и дети. Грек был одет в короткий хитон[139] и хламиду[140], на ногах – кожаные сандалии. Персам было в диковинку видеть мужчину не в штанах, а в одеянии более подходящем для женщины.

В одном месте, когда свита Дария переходила реку по мосту, Гистией взял и плюнул с моста в бурлящий стремительный водяной поток. И тут же получил плетью по спине от одного из царских телохранителей. Грек вздрогнул от неожиданности и боли, едва не свалившись с коня. От второго удара плетью милетского тирана защитил вовремя подоспевший Аспатин.

– За что он меня огрел? – недоумевал Гистией, провожая сердитым взглядом воина на гнедом скакуне, который, повинуясь приказу Аспатина, поскакал в голову отряда.