Барбаросса - Попов Михаил Михайлович - Страница 11

– Вижу.

– Теперь вы.

– Что касается меня, я не ношу фальшивых бород.

– Хватит! Где золото?! Его не может здесь не быть! Где оно, где?!

– Одного я не могу понять: как вас узнали эти каторжные рожи, ведь вы явились перед нами с голым лицом?

– Где золото?!

Харудж подошел к кардиналу вплотную, и его преосвященство впервые всерьез подумал о том, что его сан не слишком надежная защита в данной ситуации.

– Где?!

Антонио Колона в этот момент взвешивал на внутренних весах, что на самом деле дороже – его собственная жизнь или тайный груз, доверенный ему для сопровождения. От мучительных размышлений его избавил мощный рев многочисленных пиратских глоток, потрясший недра галеры.

– Нашли,– прошептал кардинал.

– Нашли! – крикнул Фикрет.

– Нашли,– усмехнулся Харудж.

Через несколько мгновений перед ним стояли Два длинных тисовых ящика, обитых черной, как бы обуглившейся медью.

– Заперты,– сказал Фикрет.

Харудж вложил шпагу в ножны, достал из-за пояса короткий, с перламутровой рукоятью стилет и, подойдя к его преосвященству, одним движением распорол ворот мантии.

– Так и знал! – Харудж рассмеялся.

Привязанный к цепочке вместе с нательным крестом, на шее кардинала Колоны висел ключ.

Далее наступил момент, который в жизни даже самого бывалого и удачливого пирата встречается всего лишь несколько раз, если встречается вообще. С ласкающим слух скрипом отворилась тяжелая крышка, отброшен в сторону лист пергамента, и глазам столпившихся пиратов открылась картина, краше которой не сможет нарисовать сам Господь Бог.

Дукаты, дублоны, пиастры, мараведисы, талеры, гинеи, монеты неизвестного вида и происхождения лежали тускло отсвечивающей кучей.

Кто-то из пиратов сглотнул слюну, кто-то застонал, кто-то присел, кого-то одолела слабость, кто-то закрыл глаза, не смея им поверить. Кто-то, не сумев совладать с собой, впадая в некое беспамятство, потянулся дрожащей от вожделения и восторга рукой к золотой куче.

Этим рукам пришлось хуже всего. Блеснул стилет, только что вспоровший кардинальскую мантию, и на золотые монеты закапала кровь, в который уже раз доказывая, что этим двум стихиям от начала и до скончания века суждено быть рядом и вместе.

Его преосвященство в этот момент, как ни удивительно, смотрел не в сторону ценного сундука, но косил взглядом в направлении горизонта. Там обозначилась точка, сулившая вырасти в большую надежду на спасение.

«Бирюзовая» галера!

Кардинал зажмурился, чтобы не выдать себя блеском глаз.

Пираты между тем занялись вторым сундуком. Он восхитил их меньше, хотя тоже не оказался пуст. Сундук был набит драгоценной церковной утварью. Кубки, распятия, кресты.

«Пусть полюбуются, скоты,– думал кардинал.– Еще немного, и «Бирюзовая» подойдет настолько, что им будет не избежать сражения. Надо будет посмотреть, как они справятся с кораблем, готовым к бою во всех отношениях, тут уж на неожиданность рассчитывать не придется».

Все случилось почти так, как предполагал его преосвященство.

Почти.

Сарацины тоже заметили приближение «Бирюзовой», и на некоторое время это их смутило. Но только на некоторое. Капитана же эти чувства не коснулись вовсе. Он, бросив один взгляд в сторону горизонта, другим – оценив свой галиот, третьим – пробежавшись по спинам гребцов, приказал:

– Снимайте чалмы!

Никто не понял, пираты загудели.

– Раздевайте пленников!

Ах вот оно что, дошло до людей Харуджа, и работа закипела. Очень скоро «Золотая» ничем уже не напоминала только что захваченное судно, тем более судно, захваченное сарацинами.

Харудж послал нескольких пиратов на борт галиота для того, чтобы они развернули его в кильватер «Золотой» галере.

– Мы сделаем вид, что генуэзцы захватили нас в плен, это позволит нам спокойно приблизиться к той, второй галере,– сообщил он Фикрету и двум другим своим помощникам, громадному берберу с клеймом на лбу и горбоносому бровастому арабу. Все трое, немного подумав, разразились восхищенными криками, до такой степени блестящим представлялся им план вожака. Они давно уже привыкли, что Харудж Краснобородый находит выход из любой, даже совершенно безнадежной ситуации, но это не мешало каждый раз восхищаться им заново.

Они тут же бросились организовывать подчиненных им людей. Фикрет обратился к галерникам на всех известных ему языках с просьбой помочь в важном деле.

– Чем? – спросили его.

– Вам нужно делать то, что вы делаете всегда,– грести как следует. И не подавать виду, будто здесь на борту что-то не так. Я вас прошу, но если кто-нибудь решится ослушаться и попробует дать генуэзцам сигнал… Я лично перережу ему глотку,– так закончил Фикрет свою дружелюбную речь.

Слегка виляя, из-за того что у нее во время абордажа были повреждены весла левого борта, «Золотая» медленно, но гордо пошла навстречу «Бирюзовой».

Капитан последней был весьма удивлен увиденной картиной. Он получил, так же как несчастный Пицци, вполне определенные инструкции – ни в коем случае не ввязываться ни в какие действия до тех пор, пока ценный груз не будет доставлен в Чивитавеккья. Он очень нервничал из-за того, что его галера оказалась столь тихоходной, и ужасно завидовал этому негодяю Пицци, потому что кардинал, выбрав его корабль, как бы поставил капитана «Золотой» над капитаном «Бирюзовой». И вот теперь, оказывается, есть повод для того, чтобы зависть его сделалась еще более жгучей. Этот Пицци умудрился пленить какое-то враждебное судно. И сделал это на глазах у такого человека, как кардинал Колона.

Если бы офицеры «Бирюзовой» не переговаривались весело и шумно, глядя на приближающуюся парочку, связанную буксиром, они могли бы услышать, как у их капитана скрипят зубы.

– Может быть, отсалютуем им? – предложил кто-то из офицеров.

– Ни в коем случае! Погасите фитили! Не думаю, что мы должны так уж сильно радоваться по случаю успехов капитана Пицци.

– Но позвольте хотя бы развернуть флаги, кардиналу это понравится.

– Никаких флагов! Мы не знаем, что именно там произошло и есть ли настоящий повод радоваться. Отправьте всех людей в подпалубные помещения.