Лестница на небеса - Полякова Светлана - Страница 5

И где-то, очень далеко, встревоженно гудел поезд, как будто предупреждая ее о чем-то, от чего Мышке уже было не спастись!

Открыв дверь, Мышка на минуту замерла, закрыв глаза и затаив дыхание. Ей казалось, что сейчас она стоит на границе Двух миров, и нельзя нарушать волшебство неловким движением… Пока она сдерживает свое дыхание — она может еще расслышать его…

И почему-то ей это было очень важно. Она и сама не могла Дать ответа, зачем, зачем — чужой вздох где-то там, далеко, но… надо было закрыть дверь, вернувшись в реальность… Все слова и доводы тем не менее действовали слабо — разум оказывался слабее чувств. Ей просто хотелось еще немного, совсем чуть-чуть, побыть рядом… «Я же не приду туда снова, — убеждала она саму себя. — И никогда его больше не увижу. Ни-ког-да…»

Стало так больно и обидно, что даже дышать не хотелось. Лучше исчезнуть, раствориться немедленно и исчезнуть.

Она оглянулась в проем двери, в пустоту подъезда — и закрыла дверь.

Теперь ее окружала привычная атмосфера — мамин голос, где-то еще далеко, и все же… «Да что ты, неужели?» — говорила она по телефону с наигранным удивлением, и Мышка подумала: ей же совсем не интересно, зачем же тогда?..

Потом она снова подумала о нем, и ей показалось, что все это похоже на ее очередную фантазию, — может быть, она все это просто придумала, как когда-то в далеком детстве придумывала самой себе подруг и друзей, окружая себя фантомами? Может быть, это просто сон?

— Впрочем, это не важно, — пробормотала она тихо. — Не важно…

Она убрала со лба непослушную челку, спадающую на глаза, как у Дженнис Джоплин, и снова замерла, невольно поймав себя на том, что каждое ее движение нарушает теперешнее состояние — полета ли, парения где-то очень высоко и далеко от земли… Как будто она не просто челку убирает со лба — а мысли о нем.

— О нем… — прошептала Мышка. — Его… Он… Ему… Да кому?!

Почему она вдруг вот так, без оглядки, всей душой рванулась к этому человеку? В чем причина?

И пусть ей совсем не хотелось ее искать, эту самую причину, она все же сделала попытку… Для того хотя бы, чтобы найти словесное определение тому странному чувству, что рождалось в душе помимо ее воли… Или она все-таки ждала этого и желала втайне от всех, и прежде всего — от самой себя?

Ответ прятался в отдаленных закоулках сознания, играл с ней в прятки, будто живой и непослушный ребенок, и Мышка никак не могла поймать его. Так и стояла, зажмурившись, потому что так было удобнее искать собственные мысли…

— Ты что?

Испуганный голос сестры вывел ее из оцепенения как раз в тот момент, когда появились первые, еще смутные ассоциации, — и ее сестра тоже была, как это ни странно, связана с ответом.

Свечи… Горящие в полумраке крошечные огоньки… Запах — странный, манящий и непривычный…

— Ты что, Анька? Что с тобой?

Мышка вздрогнула. Она с грустью обнаружила, что теперь вернулась окончательно, перешла границу — и не слышит больше за своей спиной его дыхания. Она вздохнула — какая жалость, право… Почему-то ей было хорошо. Именно хорошо, пока она слышала его. Ощущала его присутствие… И снова удивилась — почему?

Ася смотрела на нее с тревогой и легким раздражением. «Снова она чудит», — прочла Мышка в ее взгляде. И невольно усмехнулась.

— Что с тобой? — повторила Ася.

— Ничего. — Мышка передернула плечами. — Все в порядке…

— Мне показалось, что тебе плохо… Ты стояла, как истукан, и была такая бледная!

«Мне и в самом деле теперь плохо», — подумала Мышка, но повторила:

— Да нет, все в порядке…

И наконец стащив с себя ботинки, быстро прошла в комнату, чтобы постараться еще ненадолго, хотя бы на секунду, вызвать в памяти его голос.

«Если тебе будет плохо, ты знаешь, куда можно прийти…» Она слегка улыбнулась и прошептала едва слышно:

— Спасибо… Может быть. Когда-нибудь. Если я осмелюсь туда прийти снова…

Уже стемнело, и улицы были малолюдны. Он шел теперь медленнее, наслаждаясь весенним воздухом и той игрой, которую сам придумал. «Представьте себе, сэр, что Мышка взрослая…»

Сначала ему это нравилось, но внезапно он понял, что Мышка все равно остается подростком с угрюмыми глазами, настороженно глядящими на мир, — «в мир», поправил он сам себя, ибо наедине с собой можно и неправильными фразами думать, вполне справедливо ожидая от этого самого мира подвоха… Он пытался сделать ее взрослой, но тут же Мышка начинала бунтовать, рассыпаться. Она просто не хочет стать взрослой, догадался он. Даже в моих мыслях. Питер Пэн… Вечно остаться ребенком. Почему-то именно в тот момент, когда он это понял, душа наполнилась нежностью. Нежности было так много — слишком много для него одного! Он давал себе возможность раствориться в ней, не сопротивляясь…

Это все равно не будет иметь продолжения… А значит, можно немного помечтать, ибо мечты тем и хороши, что границы им не установлены никем…

Чтобы немного сократить путь, он свернул и пошел мимо гаражей. Теперь он мысленно разговаривал с Мышкой, и ему даже казалось, что она сейчас слышит его мысли. «Представь себе, я иду в гордом одиночестве, храбро ступая по убогости… Кстати, не странно ли, что я нашел тебя в этом мире, похожем на огромную мусорную свалку».

На секунду он вернулся из заоблачных высей на грешную землю и невольно рассмеялся. Прямо перед ним высилась огромная мусорная куча. «Какая великолепная иллюстрация, — подумал он. — Словно я путешествую по миру собственных образов…»

Недалеко от свалки стояли несколько парней, и, подойдя поближе, он понял, что это подростки, немногим старше Мышки. Они неодобрительно посмотрели на него, один фыркнул и довольно громко сказал второму:

— Костик, ты глянь только! Во обезьяна!

Третьей в компании была девица — сначала он принял ее за мальчишку, потому что у девицы была коренастая, мужская фигура и короткая стрижка.

Она посмотрела на Кинга, потом громко рассмеялась и проговорила:

— Хиппи иридурочный…

Тот, кого называли Костик, явно верховодил в этой компании. Лицо у него было любопытное. Словно сморщенное изнутри. Лицо старика… Он глядел серьезно и явно отдавал себе отчет, что его ожидает, если он вздумает сейчас поучить этого типа, как надо выглядеть. Видимо, несмотря на пары «Шафрана», будоражившего его голову, он в конце концов оценил, что Кинг на пару голов выше, старше и связываться с ним — глупо. Он ничего не добавил к общему резюме и только хмуро и зло плеснул в стакан с отбитым краем новую порцию «Шафрана».

Как жаль, что эта неприятная компания нарушила ход его мыслей о Мышке, невольно подумал Кинг, и еще — что их ему тоже жаль…

«Ведь это так убого, — подумал он. — Сейчас они напьются, потом включат какую-нибудь Пугачеву и запрутся в папашином гараже, чтобы утолить желания плоти… И вся их жизнь — лишь утоление плоти… Как это грустно!»

Так Кинг и думал все время, пока не открыл дверь «площади Дам». И когда он переступил порог, ему в голову пришла мысль совсем уж невеселая — что их жизнь тоже большей частью направлена на утоление плотских желаний, и только тем отличается от жизни тех подростков, что изредка разбавляется утолением духовной жажды…

И только Мышка может сделать его жизнь осмысленной, но…

— Это невозможно, — прошептал он. — Это совершенно невозможно!

И, словно отвечая ему, где-то очень далеко загудел поезд…