Плющ (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 7

— Иисусе, — промолвил полицейский в штатском, — до чего же они похожи на настоящие фотографии, так ведь?

Иверсон замер на месте.

— У тебя есть основания считать их подделками? — спросил он.

— Ну, когда я утром зашел в цветочный магазин, чтобы проверить того парня, Детвейлера, этот чувак, которому тут проделали хирургическую операцию на сердце без наркоза, сидел за прилавком, раскладывая пасьянс и глядя по телевизору «Надежду Райана».[30]

— Ты уверен в этом? — задал вопрос Иверсон.

Полицейский в штатском постучал пальцем по первой фотографии, на которой отчетливо было видно лицо «жертвы».

— Без сомнений, — сказал он. — Именно этот.

— Бога ради, тогда почему ты не сказал мне об этом? — спросил Иверсон, воображение которого уже, несомненно, нарисовало скорбную картину: Детвейлер, предъявляющий обвинения в ложном и злонамеренном задержании.

— Потому что меня о нем никто не спрашивал, — ответил детектив не без оснований. — У меня было задание проверить Детвейлера, что я и сделал. Если кто-нибудь попросил бы меня проверить этого парня, я бы проверил. Но никто не попросил. До свидания.

И он ушел, свалив всю ответственность на Иверсона.

Вот так всё было.

Мы обменялись взглядами с Тиндейлом. Через пару мгновений он смягчился.

— Как бы там ни было, мистер Кентон, особенно та фотография была очень похожа на настоящую… настоящую, как ад. Но в фильмах ужасов происходит нечто подобное. Один парень, Том Савини,[31] может делать такие спецэффекты, что…

— Итак, Детвейлера отпустили.

Страх возник во мне, всплыв на поверхность, подобно советским подводным лодкам,[32] которые постоянно ускользали от шведов.

— Можете верить, можете — нет, но ваша задница в полной безопасности, словно за броней, — сказал Тиндейл и добавил с рассудительностью, свойственной Александру Хейгу.[33] — Я утверждаю это на юридических основаниях. Вы поступили добросовестно, как должен поступать гражданин. Если бы Детвейлер мог доказать наличие злого умысла с вашей стороны, это другое дело… но черт подери, вы его даже не знали.

Подводная лодка показалась чуть выше, потому что в тот момент я почувствовал, что начинаю понимать его, Рут, и мои ощущения относительно Детвейлера ни тогда, ни сейчас нельзя было назвать добрыми и милыми.

— Кроме того, за необоснованный арест в суд подают не на осведомителя, а на полицию, которая прибывает, зачитывает права, а затем увозит в центр города в машине, в которой нет дверных ручек на заднем сиденье.

Осведомитель. Вот что порождало страх во мне. Подводная лодка всплыла полностью, лежа на поверхности воды, словно мертвая рыба при лунном свете. Осведомитель. Я не знал Карлоса Детвейлера… но он узнал кое-что обо мне. Нет, ему стал известен не тот факт, что я был президентом литературного общества Брауновского университета, не тот факт, что я начал преждевременно лысеть, и не то, что я помолвлен и скоро женюсь на хорошенькой девушке по имени Рут Танака из Пасадены… ничего из этого (и не дай Бог ему узнать мой домашний адрес, никогда, прошу тебя, Господи). Но теперь он знает, что я — тот самый редактор, по чьей вине его арестовали за убийство, которого он не совершал.

— Вы не знаете, — спросил я, — Упоминал ли Иверсон или кто-то еще из полицейского участка Сентрал-Фолс мое имя при Детвейлере?

Тиндейл закурил.

— Не знаю, — ответил он, — но уверен, что никто не упоминал.

— Почему?

— Это было бы непрофессионально. Когда вы начинаете вести дело — даже такое, что рассыпалось на глазах — каждое имя, о котором преступник не знает или о котором даже мог бы не знать, становится покерной фишкой.

Чувство облегчения, которое я почувствовал, было крайне не долгим.

— Однако нужно быть круглым идиотом, чтобы не догадаться о вас. Если только он не забросал этими фотографиями все нью-йоркские издательства. Как думаете, он мог такое сделать?

— Нет, — угрюмо ответил я. — Никакое другое нью-йоркское издательство не ответило бы даже на его первое письмо.

— Понятно.

Тиндейл поднялся, убирая со стола пенопластовые кофейные чашки и намекая тем самым, что мне пора уходить.

— Еще один вопрос, и я отстану от вас, — сказал я. — Другие фотографии были очевидными подделками, к тому же жалкими. Как же получилось, что одни фальшивки выглядят явно неудачно, в то время как другие сделаны чертовски здорово?

— Возможно, Детвейлер сам устроил фотосессию «священного» сеанса, а кто-то (скажем, ответ Сентрал-Фолс Тому Савини) загримировал «жертву». А может, Детвейлер специально ухудшил часть фотографий, чтобы вы серьезнее отнеслись к другим.

— Для чего ему всё это?

— Возможно, чтобы вы сели в лужу, что и произошло. Может, он так веселится.

— Но в результате его арестовали!

Он посмотрел на меня, как на ребенка.

— Представьте себе, мистер Кентон, какого-нибудь парня в баре, у которого имеются петарды. Смеха ради он заряжает петардой сигарету своего приятеля, пока тот облегчается в сортире или выбирает мелодию в музыкальном автомате. Парню это кажется самой смешной шуткой, какая только может быть на свете, хотя его приятель эту шутку вряд ли оценит, и парень это прекрасно знает. Приятель возвращается и вскоре закуривает. Две затяжки — и ба-бац! Всё лицо в табаке, пальцы обожжены порохом, а на коленях пролитое пиво. А его дружок (который уже не дружок) сидит на соседнем стуле и истерично хохочет. Понимаете, о чем я?

— Да, — неохотно ответил я, потому что начал понимать ситуацию.

— Парень, который зарядил сигарету петардой, не дурак, хотя, по моему мнению, тот, кто получает удовольствие от таких забав, напрочь лишен чувства юмора. Но даже люди с извращенным чувством юмора должны понимать, что лучше держать язык за зубами и не болтать. Но они болтают. Всегда болтают, мать их так. А теперь ответьте мне как литературно образованный человек (очевидно, Рут, он не был в курсе таких шедевров мировой литературы, как «Покромсай меня, дорогой», «Муравьи из ада» и грядущих «Мух из ада»), почему он не останавливается и распускает язык на свой страх и риск?

— Потому что он не предвидит будущность, — ответил я мрачно и начал понимать Детвейлера, Рут.

— Да? Я не знал такого слова.

— И он не знает. Он не способен предвидеть последствий своих действий.

— Вы — писатель, вам виднее. Я бы не подобрал удачного слова даже за тысячу лет.

— И таково объяснение всего произошедшего?

— Таково объяснение всего произошедшего, — он похлопал меня по плечу и проводил до двери. — Отправляйтесь домой, мистер Кентон. Выпейте чего-нибудь, примите душ, потом снова выпейте. Посмотрите телевизор. Поспите. Ради всего святого, вы проявили гражданскую позицию. Большинство людей просто выбросили бы эти фотографии и забыли бы о них… или поместили бы в свою частную коллекцию. Да, есть такие извращенцы, и по долгу службы я сталкиваюсь с ними. Идите домой и забудьте этот кошмар. И довольствуйтесь тем, что если книга Детвейлера так ужасна, как вы говорите, вы ему уже отказали.

Я последовал его совету, любимая: вернулся домой, выпил, принял душ, поел, еще выпил, посмотрел телевизор и лег спать. Приблизительно после трех часов мучительных попыток заснуть (перед моими глазами постоянно стояла картина разрезанной груди и кровоточащего сердца) я встал, выпил еще, посмотрел по телевизору фильм «Найти „Красную ведьму“» с участием Джона Уэйна[34] (должен сказать, ему гораздо больше идет военная каска, чем морская фуражка), уснул и проснулся с тяжелым чувством похмелья.

Прошло пару дней, и, как мне кажется, жизнь начала возвращаться в нормальное русло, как в издательстве «Зенит Хаус», так и моя личная. Думаю (ключевое слово — думаю), что всё закончилось, но, наверное, этот случай будет преследовать меня до конца жизни, как и мои детские сны, в которых я вставал, чтобы отдать честь флагу, и в тот момент у меня спадали штаны. Или пример получше. Билл Гелб, мой небезызвестный соредактор в «Зените», поведал мне, что как-то на приеме рассказал анекдот одному мужчине (вопрос: как предотвратить групповое изнасилование черными парнями белой девушки? Ответ: кинуть им баскетбольный мяч).