Великая Скифия - Полупуднев Виталий Максимович - Страница 14

Трудно сказать, какие образы и мысли вдруг возникли в голове Агамара, но самоуверенная усмешка сбежала с его лица. Рубцы и морщины резко выступили на его побледневшем лице, глаза остановились, и славный предводитель храбрейших воинов, воспитатель таврской молодежи, превратился в бездушный камень, подобный обломку тех скал, которыми была так богата его родина.

Очевидный испуг предводителя с быстротой сильного яда подействовал на молодых и старых, заледенил их сердца. Еще один необъяснимый звук – и утроба корабля в мгновение ока превратилась в сказочную пещеру, населенную чудовищами.

Воины толпой кинулись обратно к люку, объятые ужасом. Они закупорили своими телами узкое отверстие, давили и тискали друг друга, усиливая панику. Агамар увидел, что его вооруженная охрана, бросая дубины и копья, спасается позорным бегством.

– Воины! – закричал он не своим голосом. – Воины!.. Ведь вы не нарушите завета отцов! Вы не бросите своего вождя в опасности!.. Вас спросит об этом совет стариков! Что вы ответите ему?..

Его последним втащили на палубу. Храбрые мужи с размаху бросались в воду и добирались до берега вплавь, фыркая и отдуваясь.

– Спасайте вождя! – крикнул кто-то. – Спасайте Агамара Однорукого!..

– Куа! – раздался с берега боевой клич, хотя никто из стоявших там не понимал, в чем дело.

Когда Агамара вытащили на берег, он имел очень жалкий вид. Говорить он не мог и походил бы на утопленника, если бы не мигал остекленевшими глазами. Что-то красное струилось по его груди.

– Пролита кровь вождя!

– Вождь ранен! Месть! Месть!

При ближайшем рассмотрении красная жидкость, так взбудоражившая тавров, оказалась краской, стекавшей с бороды вождя.

Волнение стало успокаиваться.

Пленные греки с удивлением и тревогой наблюдали суматоху, силясь понять, в чем дело. Не понимая речи туземцев, видели, что все показывают пальцами на «Евпаторию», словно на судне произошло какое-то необыкновенное событие. Но какое? Кое о чем догадывался Орик. Херсонесит поделился своей догадкой с Аристидом. Тот криво усмехнулся и ответил:

– Тем хуже для скифов и, возможно, лучше для нас!.. Нужно ярость дикарей направить на этих проходимцев!

4

Фарзой и его слуги ничего не знали о происшедшем. Изрядно выпив за ужином, они спали крепким сном даже тогда, когда судно было прибуксировано таврами в бухту.

Первым проснулся Сириец. Раб протер глаза, прислушался. Кроме клокотания в горле Марсака, ничего не было слышно. Корабль стоял неподвижно, как дом, построенный на твердой земле.

Раб ступил ногою на лесенку, уперся плечом в крышку люка, но она не поддавалась его усилиям. Странная тишина удивляла его. Не слышно привычного скрипа рулевого рычага, не хлопают паруса, молчит флейтист, не звенят цепи в такт надсадному уханью гребцов. Корабль словно вымер. «Что случилось? – спросил себя Сириец. – Или мы уже прибыли в херсонесскую гавань? По-видимому, это так. Но почему никто не топает ногами по палубе? Не могли же все уйти с судна на берег…»

С такими предположениями он простоял с минуту среди каюты, продолжая прислушиваться, наконец решил, что произошло что-то неладное. Кинулся было будить хозяев, но остановился. В голову пришла мысль заглянуть в соседнее помещение. Кроме похвального стремления продолжить разведку, начатую еще ночью совместно с Пифодором, он имел тайное желание подкрепиться как следует без помехи мясом и вином и по возможности взять кое-что для пополнения своего рабского имущества, но так, чтобы об этом не узнали господа.

С быстротой и легкостью бестелесной тени предприимчивый раб оказался за перегородкой и начал проворно шарить по тюкам, пробираясь к бочке с солониной. И когда рука его нащупала деревянную крышку знакомого пифоса, до его ушей впервые за утро донеслись звуки человеческого говора, тяжелые удары в борт, затем скрип досок палубы как бы от чьих-то мягких шагов. Опять послышались удары, теперь уже над головой, громкие восклицания и визг дверных петель. Сирийцу был знаком этот звук, который означал, что кто-то вошел в рубку триерарха или вышел из нее. Успокоившись, он занялся соленой бараниной. Но тут кто-то стал приоткрывать люк. Яркая полоска дневного света прорезала тьму трюма и уперлась в деревянный пол. Раб чуть не подавился от неожиданности, бросил кусок, кинулся к своей воровской лазейке и поспешно юркнул в нее, прикрыв за собою доской отверстие пролома. Дрожа от волнения, продолжал наблюдать за происходящим через щелку.

К его изумлению, в трюм спустились не греки, а какие-то странные люди, одетые в лохматые шкуры и вооруженные грубо сделанными топорами, дубинами и копьями. «Это люди из подземного мира!» – мелькнула боязливая мысль. Наружность старика с кроваво-красной бородой показалась ужасной. В страхе раб принял крашеную бороду вождя за кусок сырого мяса, торчащего изо рта необыкновенного беловолосого старца, возможно колдуна или обитателя страны теней. Поборов внезапный приступ страха, он смекнул, что «Евпатория» захвачена каким-то местным скифским племенем, а может, и знаменитыми пиратами, о которых он слышал неоднократно.

Неожиданно Марсак издал сильный храп, который нельзя было не услышать даже на палубе. Движимый чувством самосохранения, Сириец повернулся к скифу и попытался прикрыть ему рот ладонью. Марсак стал ворочаться, бормотать и, не открывая глаз, нанес Сирийцу такой удар кулаком, что тот отлетел в другой угол каюты с глухим стоном.

«Ясно, – подумал раб в следующий миг, – что мы привлекли к себе внимание косматых людей».

В товарном отсеке после минуты затишья поднялась беготня, раздались крики, с треском рухнула лесенка, потом все стихло, и странная тишина опять воцарилась повсюду. Охая и держась за ушибленное место, невинно пострадавший слуга заглянул в пролом. Глаза его уперлись в темноту. Происшедшее походило на видение.

Кое-как растолкав хозяев, Сириец, сбиваясь и путая, доложил о посещении корабля странными людьми.

– Если ты не врешь, – заключил Марсак, зевая, – то мы попали к таврам. Это у них старшие вожди красят бороды охрой. Только не пойму – когда это могло произойти?

– И почему они так поспешно ушли?.. Уж не приснилось ли все это нашему оруженосцу? – насмешливо спросил Пифодор. – Тем более что он вчера изрядно выпил!

– Если мы у тавров, – ответил старый скиф, продолжая зевать, – то они о нас не забудут… Ждать долго не придется!

– Что же нам делать? – спросил князь.

– Я думаю, – отозвался Пифодор, – нам нужно выпить вина и хорошо позавтракать, пока пища и питье у нас под рукою! С сытым брюхом легче встречать как друзей, так и врагов.

Фарзой рассмеялся и поддержал предложение родосца. Сириец засуетился. В каюте было почти совсем темно. Масло в светильнике выгорело. Фитиль еле тлел, бросая вокруг красноватый отблеск. Проворный слуга смастерил факел из своей старой одежды, обмотав тряпками палку, и воткнул его в горлышко пустой амфоры. Факел весело вспыхнул. Оба скифа с удивлением переглянулись. Их спутники были разодеты не хуже, чем восточные купцы.

– Вы разбогатели, что ли? – обратился к ним князь. – Впрочем, я еще вчера заметил на вас цветные рубахи.

– Да, мы сменили старую, поношенную одежду на новую, – оскалился Пифодор, – по праву войны.

Марсак, смеясь, покрутил головой.

– Неплохо вы придумали – расковырять перегородку и ограбить эллинских торгашей!

– Они посягнули на нашу свободу, а мы на их товары!.. Эллины сами объявили нас врагами, а мы в отместку ограбили их склад! Нам терять нечего!

Завтракали с большим аппетитом. Солонина разжигала жажду. Ее утоляли содержимым обливных амфор.

– Однако, – заметил князь, – мы спали очень крепко, даже не заметили, что ветер утих и корабль вошел в бухту. То, что говорит Сириец, могло быть просто сном… Я думаю, что мы находимся в херсонесском порту.

– Нет, господин, – возразил с жаром Сириец, – я не спал, я хорошо видел косматых людей!

– Сириец прав, – вмешался Марсак, вытряхивая из бороды капли вина. – Если бы он видел сон, то откуда бы ему приснились старики с крашеными бородами? Ведь он никогда не встречал их в своей жизни!