Митридат - Полупуднев Виталий Максимович - Страница 75

Но Асандр появился на улицах города такой же самоуверенный, как всегда, в окружении толпы друзей. Казалось, он не понимал опасности своего положения. Он всем своим поведением старался показать, что опала его мало беспокоит.

– Или он хочет выглядеть счастливым в беде, или мы чего-то не поняли, – изрек Левкипп, когда ему сообщили об этом. По его указанию с Асандром встретились верные люди из числа младших жрецов. Они попытались открыть ему глаза на его незавидные обстоятельства.

– Смотри, Асандр, – говорили они, – как бы тебе не угодить в колодки!

– Не бежать ли тебе, Асандр, в Фанагорию?

Но Асандр только смеялся в ответ на эти предупреждения. Он с друзьями вышел на пристань посмотреть, как готовится уйти в море очередной караван судов, груженных продовольствием, теперь уже без его участия. Здесь встретился с Панталеоном, тоже отправляющимся в плавание. Фрасибул не без основания полагал, что успех, который сопутствовал Асандру на море, в значительной степени зависел от мореходных талантов Панталеона и крепкой сплоченности матросов, а потому оставил опытного моряка и преданных ему людей на кораблях.

– Да будет милостив к тебе Посейдон Кораблеспасатель! – сказал Асандр, обнимая друга на прощанье.

Караван покинул порт. Асандр остался на берегу и, несмотря на показную самоуверенность, почувствовал себя обиженным, одиноким. И хотя никто не угрожал ему прямо и не искал его с целью заковать в колодки, ему показалось, будто неведомая опасность стала ближе, как бы нависла над ним.

Отвлекшись от дел, Асандр пожелал увидеть прекрасную художницу Икарию, которая уже не раз робкими письмами напоминала о себе. Приказал Гиерону седлать коней и выехал из города, оставив дом на попечение Антигоны.

Дом без хозяина замер, словно уснул. Окна перестали сверкать огнями, в большой зале против закопченного очага уже не собирались фиаситы для ночных песнопений и уютной трапезы.

– Куда мы едем? – спросил Гиерон, когда они миновали городские ворота и оказались на дороге, уходящей на юг. Слуга был опечален необходимостью покинуть Пантикапей, где оставалась Евпория.

– В Нимфей! – коротко ответил Асандр, неохотно отрываясь от своих мыслей.

– Надолго?

– Там видно будет!..

Слуга понял, что хозяин не в духе, и замолчал. Кони цокали копытами, унося всадников все дальше от городского шума и многолюдья. Каждый из всадников думал о своем. Асандр посему-то вспомнил черноглазую, смуглую дочь Митридата, как она удостоила его своим вниманием, наградив ударом плети, и усмехнулся. Что она ему, дочь владыки восточного мира, ныне терпящего поражения, но еще сильного и страшного для врагов своих. Пусть царевна и поглядела на него с озорным любопытством, но это мгновенный каприз. Ни любви, ни союза с нею быть не могло. И показалось странным, что вот идут годы, а он, Асандр, не имеет семьи, потомства!

Следуя каким-то внутренним побуждениям, он понукал лошадь, поднимал ее в галоп. Гиерон не отставал, они молча мчались навстречу соленому морскому ветру. Асандру показалось, что там, впереди, его ждут счастье и уют тихой жизни. Да и что ему надо, в самом деле? Теперь он достаточно обеспечен и мог бы завести жену, детей… Что он оставил в Пантикапее? Ненависть Парфенокла, борьбу, тревоги! Друзья устроены, они теперь сыты и без него! А сам он сослужил службу городу и стал не нужным никому!.. Странно!..

В душе крепло желание остаться в Нимфее, стать членом местной общины, жить личными радостями в кругу семьи. Видимо, боги указуют ему эту долю!

Однако, прибыв в Нимфей, Асандр убедился, что боги отнюдь не заинтересованы в его благополучии. Раньше боги покровительствовали ему, создали ему ореол удачника. Теперь – отвернулись от него!.. Стало ясно, что ящик Пандоры открыт и то, что случилось, только начало потока неудач, сменивших временные успехи.

Та, ради которой он прибыл в Нимфей, не встретила его в дверях маленького домика, увитого виноградными лозами. Спрыгнув с седла, он быстро вошел внутрь скромного жилища и нашел Икарию лежащей на ложе. Около сидела рабыня, ранее подаренная ей Асандром, с печалью в глазах. Икария приветствовала его слабой улыбкой и мановением иссохшей руки.

– Вот и я! – сказал он приветливо, протягивая руки. – Прибыл к тебе!

– Ты опоздал, – прошептала она запекшимися губами. – Моя земная жизнь кончается!..

Неумолимый недуг, который раньше Асандр принимал за томление одиночества, оказался роковым. За время, пока он плавал в Синопу и занимался делами в Пантикапее, Икария увяла, как цветок. Она умирала.

– Наше счастье не сбылось, – с печалью продолжала она, – но спасибо, что ты вспомнил обо мне и приехал!

– Теперь я независим и свободен от дел, – сказал он, но в ответ получил лишь беззвучное движение бескровных губ.

С невольными слезами он сел у ложа умирающей и смотрел на ее все еще красивое тонкое лицо с печалью и нежностью. На лбу ее выступали капли холодного пота и скатывались по бледным вискам, как слезы.

Так он сидел и смотрел на нее, пока она не уснула вечным сном.

Тогда он поднялся со скамьи и объявил окружающим:

– Дорогая мне Икария умерла, как законная моя супруга!

После чего нанял искусных мастеров, которые возвели пирамидальный памятник у моря над родником, где она часто грустила, ожидая Асандра. На памятнике была высечена надпись, идущая как бы из уст каждого, кто в жаркий день остановится отдохнуть и утолить жажду:

Гиерон, составивший эту надпись, получил золотую монету. Асандр приказал ему заниматься хозяйством в оставшемся после Икарии маленьком имении, а сам коротал время, бродя вдоль берега моря или сидя у памятника в горестном раздумье. Чувство одиночества и пустоты овладело им.

Предаваясь печальным размышлениям, Асандр не заметил, как в гавань Нимфея вошел корабль с разодранными парусами и следами пожара. Это был один из его двух кораблей, прибывший из Парфения. Асандр вздрогнул от неожиданности, когда его окликнул грубый голос. Он поднял голову и увидел приближающегося Флегонта. Глава перевоза был ранен, хромал. Его левая рука, обмотанная тряпками, висела на перевязи.