Митридат - Полупуднев Виталий Максимович - Страница 59

В числе сопровождающих был и Гиерон. Одетый в скифские штаны и кафтан, он чувствовал себя на спине спокойной лошади куда уютнее, чем на борту корабля среди взбесившихся волн. Но сознание благополучного исхода злоключений омрачалось новыми заботами. Взглянув на толпу рабов, он невольно вздрогнул, поежился, как от холодного ветра. Ему показалось, что перед ним разверзлась земная твердь и открыла его взору страшный подземный мир, населенный злосчастными душами умерших, осужденных богами на муку и вечное прозябание. Мир без солнца, без надежд, без радости! Одно неизбывное горе и нескончаемое страдание!.. Гиерон ощутил мгновенную дрожь во всем теле, но не от жалости к несчастным, ибо сам всю жизнь был рабом. Это был мимолетный приступ страха, мучительной боязни за собственную судьбу, одного поворота которой достаточно, чтобы потерять равновесие и скатиться туда, вниз, оказаться среди обреченных… Сам собою возникал вопрос: надежно ли он защищен от черного рабства милостью хозяина и действительна ли та свобода, которую он получил от Митридата? Чем он может подтвердить и защитить ее?.. Это было неясно и рождало болезненное беспокойство.

Однако Гиерон был по натуре человек веселый, унывать не любил, старался цепляться за жизнь любой ценой и выжимать из нее те капли радости, которые делали ее сносной. И сейчас попытался встряхнуться и больше не смотреть на земляных невольников. Но другие мысли пришли в голову и опять-таки не порадовали его. Они были обращены к Евпории, которую он не нашел в ее домике.

Пользуясь временем, пока Асандр посещал дворец, Гиерон успел сбегать на знакомую улочку в надежде встретиться с подружкой и вручить ей заморский подарок – коралловое ожерелье, его единственную военную добычу. Он ожидал, что в ответ на его условный свист и стук, как всегда, выйдет верная Дидона и скажет с сонной усмешкой, что госпожа дома и готова его принять. Но был неприятно поражен, когда из калитки высунулась угрюмая физиономия плечистого раба-кавказца, который сдерживал за ошейник лохматую овчарку, готовую броситься на незнакомого гостя.

– Я хочу видеть почтенную хозяйку дома Евпорию, – с некоторой робостью заявил Гиерон.

– Нет здесь никакой Евпории! – грубо ответил привратник, ломая греческую речь. – Уходи, пока я не спустил собаку! Ищи свою потаскуху в другом месте!

Озадаченный Гиерон поспешил отойти прочь, оглядываясь на оскаленную песью морду и мысленно проклиная чересчур ретивого слугу. «Что-то случилось!» – решил он, но никак не мог представить, что именно.

Сейчас он испытывал тревогу за судьбу Евпории, мучаясь догадками о ее местопребывании.

Они миновали ров с рабами, направившись через пустырь к следующему участку, где также производились работы по возведению зимнего лагеря для размещения войск. Лагерь должен был находиться в кольце земляных укреплений, рва и частокола из сосновых бревен. Здесь кирки стучали громче, каменистый грунт плохо поддавался усилиям тысяч рук.

– Эй, Флегонт, это ты? – вдруг вскричал Асандр, сдерживая лошадь.

Один из землекопов поднял голову. Он был одет в рваную экзомиду и мало чем отличался от черных рабов.

– Я самый!

– Выходи сюда!

Тот немедля бросил кирку и, обтирая рукой со лба грязный пот, выбрался из ямы.

– Как ты попал сюда, доброй волей или насильно?

– Кто пойдет в это пекло по доброй воле! Вот она, воля, посмотри! – Он повернулся спиной и показал кровоточащие рубцы.

– Выходит, тебя поработили?

– Нет!.. Сказали: работы кончатся – отпустим! А кому ведомо, когда они закончатся?

Асандр повернулся к Неоптолему, тот пожал плечами, усмехнулся.

– Возьми его! Только тебе придется кормить его, он гол как сокол!

Постепенно были отобраны те, кого искал Асандр. Несколько десятков евпатористов и «ледовых братьев», опустившихся до уровня рыночных бродяг и насильно завербованных на работы. Получилась изрядная толпа грязных и оборванных людей.

– Видно, очень богатым стал ты, Асандр, если берешь всю голытьбу. То их кормил наместник, а теперь это твоя забота. Пьяницы и бездельники, толку от них чуть!

– По воле наместника они станут воинами и отправятся в поход за пролив, – ответил Асандр, вспоминая разговор с Махаром. – Там дело назрело!

– Ой ли! – с насмешкой сказал Неоптолем. – А я знаю другое – поход на Фанагорию отложен до лучших времен! Такова воля Митридата, изложенная в его письме! В том, которое ты привез из-за моря!

Асандр невольно посмотрел на Панталеона, тот недоуменно пожал плечами. Панталеон особенно ратовал за освобождение друзей от земляной каторги и включение их в войско. Тем более что воины были нужны, и Махар дал милостивое согласие на восстановление отряда с целью отправки его на штурм Фанагории. Но то было до прочтения царевичем отцовского послания. Теперь обстановка менялась и это озадачило Асандра.

Освобожденные спросили, куда они должны идти. Асандр достал из кошелька несколько серебряных монет и дал Флегонту с наказом купить для всех хлеба и луку.

– Идите в город, к моему дому! – приказал он.

Всадники обогнули бугор и оказались около каменоломни, имеющей вид глубокого грота, откуда валили клубы пыли и доносились удары кайл. Кандальные рабы, звеня цепями, выламывали и дробили серые глыбы. Им помогало до полусотни женщин, одетых в тряпье, одинаково серое от пыли и грязи. Они наполняли камнями плетенки из лозы и волоком тащили их в низину.

– Пантикапейские «бродячие козочки», – сказал кто-то со смехом. – Преславный царевич и их заставил строить лагеря!

Женщины закрывали головы и лица платками, стараясь сохранить волосы от выгорания, а лица – от загара.

Гиерон с любопытством рассматривал еле прикрытые плотные бедра и округлые руки женщин, испытывая сожаление, что их поставили на такую тяжелую и грязную работу.

И тут среди незнакомых фигур заметил одну, которая выглядела стройнее других. Женщина обматывала тряпками ладони, чтобы не натереть их о шероховатый камень.

– Кто это?.. Боги, не сплю ли я? – воскликнул он, натягивая поводья и отделяясь от других всадников.