Остров везения - Поллок Марта - Страница 14

Не успела Маргрит и глазом моргнуть, как он взгромоздился на ее утлый плотик, едва не потопив их обоих. Силясь сохранить равновесие и не перевернуть матрас, молодая женщина вцепилась ему в плечи.

Когда они наконец заняли относительно устойчивую позицию, концы матраса загнулись вверх и прижались к их спинам.

– Не двигайся, – предупредил Густав.

– Даже не разговаривай со мной! – огрызнулась Маргрит, кипя одновременно от негодования, радости и чего-то еще, что не пыталась анализировать.

Она повернула голову, чтобы хоть чуточку отодвинуться от него.

– Но-но! Сиди смирно, – прошептал Густав.

Потом убрал ее руки со своих плеч, приподнял и крепко прижал ее бедра к себе. Теперь они находились вплотную друг к Другу, Маргрит фактически сидела верхом у него на коленях.

– Смотри, аист!

В смущении она взглянула поверх его плеча в направлении старой ивы, где виднелось большое белое пятно. Чтобы удобнее было смотреть, Густав решил чуть развернуть матрас, для этого он наклонился вперед и завел руки ей за спину. Каждый его гребок означал тесное соприкосновение, обжигающее ее чувствительное тело.

– Густав! – свирепо прошептала Маргрит.

– Тихо, – пробормотал он и прикрыл ей рот ладонью.

Его пальцы блуждали по ее лицу, пока один из них не сломил сопротивление губ и не проник внутрь. Маргрит попыталась вытолкнуть его языком, но получилось, будто она его ласкает.

Застонав, Густав привлек ее ближе к себе и, приблизив лицо, заменил палец языком.

Все это походило на сон. Двигаться быстрее они не решались, боясь перевернуться, и под этим жалким предлогом Маргрит отбросила последние крохи здравого смысла. Чем более дерзким и агрессивным становился его язык, тем выше было ее наслаждение. Упиваясь им, она жадно целовала Густава, словно после долгой голодовки наконец дорвалась до пищи.

Руками Маргрит впилась ему в спину, тогда он, чуть отстранившись, развел их и, не обращая внимания на протесты, стащил через голову ее мокрую майку. Однако после этого он не прильнул к молодой женщине, а, наоборот, взяв ее руками под мышки, откинулся назад, и под его пристальным взглядом она опустила глаза. Ее груди – маленькие, но высокие, похожие на чашечки цветов, – сияли в лунном свете.

– Густав… – взмолилась Маргрит внезапно дрогнувшим голосом.

– Радость моя, успокойся, я с тобой.

– Именно из-за этого я и не могу успокоиться.

– Я, признаться, тоже, – прошептал Густав.

Его руки тихонько прикоснулись к ней, пальцы стали поглаживать холмики ее грудей.

И Маргрит едва не вскрикнула от необычного ощущения под ложечкой, будто там натянулась серебряная струна. И тут, прежде чем молодая женщина успела понять, что происходит, он подался в сторону и увлек ее за собой в безмолвную темную глубину озера.

5

Такого с ней еще не бывало. Обняв ее, Густав плыл, работая ногами и одной рукой. Второй он так плотно прижал Маргрит к себе, что она ощущала каждый мускул его плоского живота и мускулистых ног, которые толчками приближали их к берегу.

– Ненормальный! – хрипло прошептала молодая женщина, изо всех сил стараясь держать рот над водой.

– Тише, моя милая длинноногая водяная ведьмочка! Ты нас утопишь.

Она покорилась и, подняв лицо как можно выше, прильнула щекой к его шее. Ее обволок запах здорового мужского тела, под прохладной кожей которого пылал настоящий огонь.

Из воды он вынес ее на руках. У нее не было сил взбираться по крутому скользкому берегу, по мокрой от росы траве.

– Моя майка, – беспомощно прошептала Маргрит.

– Я тебе принесу одну из моих рубашек, – пообещал Густав с удовольствием, которого не мог скрыть сипловатый голос.

На воздухе было теплее, чем в воде, однако молодую женщину зазнобило. Видимо, она все-таки замерзла. Откуда бы иначе взяться неудержимой дрожи?

– Пойдем, я тебя оботру, – прошептал Густав, заводя ее в теплую тьму дома.

Полотенца висели за дверью. Он снял их, Одним накрыл ее голову, а другим закутал обнаженные плечи.

– Я зажгу свечу, хорошо?

Вспыхнула спичка, и Маргрит отвернулась.

Она не могла смотреть на Густава после того, как ответила на его ласки.

– Это был условный рефлекс на тебя, – повторяла Маргрит, остервенело растирая голову.

Густав взял из ее рук полотенце.

– Что ты там ворчишь? – чуть насмешливо спросил он, умело вытирая ей волосы, словно каждый день только этим и занимался.

Они сидели сейчас на одной из кроватей.

Густав для удобства прижал Маргрит макушкой к своей груди.

– Ах да, я же совсем позабыл свое громкое имя и славу!

– А я помню. Если я подросла и попалась тебе под руку, то это не значит, что я стала доступной. – Она словно пыталась этими словами отгородиться от него.

Густав поднял ей голову и с самодовольной улыбкой обмотал полотенце вокруг шеи.

– Что ж, Маргрит, сама напросилась. Между прочим, некоторые женщины обожают такие вещи. А разочаровывать даму не в моих правилах.

– Но я не некоторые, – заявила она, впрочем уже не столь уверенно, почти желая, чтобы Густав попытался довести дело до конца силой, тогда у нее было бы право выставить его со своей территории. – Я тебе уже говорила: секс меня мало интересует. У меня есть дела поважнее. И меня раздражают приставания доморощенного донжуана, который считает себя вправе соблазнить любую женщину, которая с ним купается.

Света в комнате было мало, и, возможно, в синих глазах Густава сверкали не искорки радости, как ей казалось вначале, а огоньки гнева. Так или иначе, извиняться Маргрит не собиралась и соображала, как бы поскорее закончить вечер. Но поползновения «доморощенного донжуана» привели в такой разброд ее мысли, что она никак не могла подобрать нужные слова.

– Дядя Мартин давно здесь был? – неожиданно спросил Густав, проглотив ее резкость, чего она совсем не ожидала. – Биргитта не любит, когда он один отправляется на рыбалку, ведь твой дядя недавно перенес инфаркт.

Напряжение спало. Но Маргрит тут же подумала, что никто даже не удосужился сообщить ей, когда заболел ее любимый дядя. Разве она бессердечная эгоистка? Неужели они решили, что она за своими делами забыла родных? А может, это и в самом деле так?..

На другой, день незадолго до полудня, прикатил дядя Мартин.

– Здравствуй. Вот надумал посмотреть, как ты тут, – приветствовал он племянницу. – И сообщить, что тебе вчера вечером звонил приятель из столицы.

Маргрит на всякий случай оставила в Стокгольме номер телефона родственников, но никак не ожидала, что им воспользуются.

– Кто это был?

– Некто по фамилии Болиндман. Он говорил так, будто надел туфли на два размера меньше.

Молодая женщина засмеялась, представив разговаривающего с дядей Александра. Они сели на покосившуюся скамью в тени ивы.

– Это ты верно заметил! – прыснула она, взяв на душу небольшой грех. – Я должна ему позвонить?

– Как хочешь. Но вот что он велел тебе передать: «Кончай играть в Робинзона, возвращайся, твое место здесь. Ты нужна галерее и мне тоже». Помнится, он выразился именно так.

Дядя положил руку на спинку скамьи.

– Что это за галерея? И, коли на то пошло, что это за парень в тесных туфлях?

Вытянув ноги, Маргрит откинула голову назад и опустила ее на руку дяди. Смех, вырвавшийся из ее горла, лишь на какой-то миг грозил перейти в слезы, но она легко подавила их.

Дни на острове определенно пошли ей на пользу, а ведь последние месяцы она в таких случаях совершенно не владела собой.

– Галерея – это место моей работы. Мужчина в тесных туфлях – Александр Болиндман, мой начальник и ее владелец. Но все это чепуха. Дядя, почему ты мне не сказал про свое сердце?

– Это все Биргитта, хочет нянчиться со мной и рассказывает всем, что я болен, – проворчал он. – Вечно выдумывает невесть что!

Обыкновенный инфаркт, от этого разве умирают на нашем острове? Вот если бы на меня свалилась сосна, тогда, конечно, надо было бы посылать за священником.