Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон - Страница 69

— Но у тебя все-таки остались какие-то впечатления о них?

— Незабываемые впечатления. Все они казались огромными, гордыми и могучими. Но и в них можно было угадать человеческие черты. Ангрон — краснолицый и злой; Дорн — твердый и непоколебимый; Магнус окутан тайной. И конечно, Сангвиний. Такой безупречный, такой обаятельный.

— Я тоже слышала о нем нечто подобное.

— Значит, ты слышала правду.

Его длинные черные волосы были прижаты к голове толстой золотой цепью, застегнутой надо лбом. Концы цепи обрамляли черты печального лица. В знак скорби на щеках пролегли две серые полоски.

Слуга с кисточкой и краской в руках застыл рядом, готовый нарисовать ритуальные слезы, но примарх Сангвиний покачал головой, отчего цепь тихонько звякнула.

— У меня найдутся настоящие слезы, — сказал он.

Примарх повернулся, но не к своему брату Хорусу, а к Торгаддону.

— Тарик, покажи мне, — попросил он.

Торгаддон кивнул. Ветер со стоном обдувал неподвижные фигуры, стоящие на пустынном горном склоне, и дождь стекал по их бронированным доспехам. Торгаддон подал знак рукой, и Тарвиц, Балли и Люций выступили вперед, держа в руках запыленные реликвии.

— Вот эти воины, мой господин, — произнес Торгаддон неожиданно дрогнувшим голосом. — Эти Дети Императора самоотверженно разыскивали останки, им и предстоит лично передать их вам.

— Вы совершили этот подвиг? — спросил Сангвиний, обращаясь к Тарвицу.

— Да, мой господин.

Сангвиний взял из рук Тарвица пробитый шлем Астартес и вгляделся в него. Он намного превосходил капитана ростом, а доспехи примарха ослепляли блеском рубинов и изумрудов. На груди, как и у Воителя, сияло немигающее Око Терры. Широкие крылья Сангвиния, как крылья гигантского орла, были сложены за спиной и перевиты серебряными нитями с нанизанными на них жемчужинами.

Сангвиний перевернул шлем и на изнанке увидел метку оружейника.

— Восемь рыцарских леопардов, — сказал он.

Ралдорон, магистр ордена, стоящий рядом с ним, заглянул в списки.

— Не стоит беспокоиться, Рал, — остановил его Сангвиний. — Я знаю эту метку. Капитан Торос. Нам будет его не хватать.

Сангвиний передал шлем Ралдорону и кивнул Тарвицу.

— Благодарю за ваше участие, капитан, — сказал он и перевел взгляд на Эйдолона: — А вас, сэр, благодарю за то, что так быстро выступили на помощь капитану Фрому.

Эйдолон поклонился, словно не замечая мрачного взгляда Воителя, брошенного в его сторону. Сангвиний опять повернулся к Торгаддону.

— А тебе, Тарик, моя особая благодарность. За то, что разрушил этот кошмар.

— Я только выполнял инструкции, данные мне Воителем, — ответил Торгаддон.

Сангвиний взглянул на Хоруса:

— Это правда?

— Тарик воспользовался некоторой свободой выбора, — улыбнулся Хорус.

Он шагнул вперед и прижал Сангвиния к своей груди. Никто из примархов не был так близко связан, как Воитель и Ангел. С момента прибытия Сангвиния они почти не расставались.

Великолепный командир Кровавых Ангелов, Девятого Легиона, отступил на шаг и окинул взглядом унылый пейзаж. Вокруг основания выветренной скалы застыли в молчании сотни вооруженных солдат. Большинство из них были или в чисто-белых доспехах Лунных Волков, или в кроваво-красных цветах Ангелов, лишь изредка виднелись пурпурные с золотом костюмы Детей Императора. Позади Астартес под дождем замерли военные машины — блестящие, черные и тихие, словно призрачные плакальщики. Дальше в траурном молчании замерли отряды Имперской армии, лишь развернутые знамена хлопали на холодном ветру. Их транспортные и боевые машины вытянулись эшелоном, и некоторые из солдат забрались на крыши, чтобы лучше видеть происходящее.

Штурмовая группа Торгаддона расчистила большой участок местности, уничтожив каменные деревья, где бы они ни росли, и потому в этой части Убийцы установилась терпимая погода. Небо оставалось пепельно-серым, лишь узкие полоски белых облаков нарушали его монотонность, и дождь сеял неторопливо и неустанно, так что дальние горизонты скрывались за туманной дымкой. По приказу Воителя значительная часть находящихся на орбите кораблей спустилась на поверхность в этом, относительно безопасном от шторм-щитов участке планеты.

— В древней философии Терры, — заговорил Сангвиний, — сказано, что месть — это недостаточный мотив и свидетельство слабости духа. Сегодня мне трудно проявлять такое благородство. В память моих погибших братьев и тех, кто пал, пытаясь им помочь, я бы стер с лица планеты эту вершину.

Ангел взглянул на своего брата-примарха:

— Но это не обязательно. В мести нет необходимости. Здесь свили гнездо ксеносы, безжалостное и чуждое зло, которое, отвергает любые цивилизованные переговоры с представителями человечества. Этого достаточно. Как с самого начала Похода учил нас всеми возлюбленный Император — любая угроза должна быть устранена ради дальнейшего процветания человечества. Ты со мной?

— Мы вместе убьем Убийцу, — ответил Хорус.

С тех пор как прозвучали эти слова, Астартес вступили в войну на целых шесть месяцев. При поддержке армии и военных машин механикумов они атаковали густые дрожащие заросли, которые могли бы послужить прибежищем мегарахнидов. Во многих отношениях это была славная война, и не такая уж легкая. Вне зависимости от понесенных потерь мегарахниды не прятались и не отступали. Они шли и шли вперед, выскакивая из расщелин и складок ржавой почвы, день за днем, и ожесточенно сопротивлялись. Иногда казалось, что число их бесконечно, словно в мантии планеты существуют неисчислимые гнезда или неистощимые подземные силы каждый день производят все больше и больше воинов, чтобы восполнить нанесенные Имперской армией потери. Воины Империума, в свою очередь, не могли недооценивать врагов, сколько бы мегарахнидов не пало от их оружия. Они были опасными и сильными противниками, и их было так много, что это могло обескуражить любого человека.

— Я убил пятидесятого мегарахнида, — заметил как-то Маленький Хорус. — И одолеть его было так же трудно, как и первого.

Локен, как и многие другие Лунные Волки, радовался развитию событий, поскольку командир лично вел их в бой впервые после своего избрания Воителем. В самом начале операции, собравшись вечером в залитом дождями командном шатре, морнивальцы пытались отговорить Хоруса от непосредственного участия в боевых действиях. Абаддон осторожно попытался обратить внимание Воителя на то, что роль лидера гораздо важнее, чем личное участие в бою.

— Разве я уже не гожусь для сражений? — сердито спросил Хорус, перекрывая стук дождя по навесу.

— Я хотел сказать, что ваша жизнь слишком ценна для этого, господин, — ответил Абаддон. — Это всего лишь один из миров и одно поле битвы. Император поручил вам дела многих миров и бесчисленных сражений. Ваша цель…

— Эзекиль, — перебил его Хорус, не скрывая своего недовольства. Дальше он перешел на наречие Хтонии, следовательно, все мысли Воителя были обращены только на войну, и ни на что другое: — Не вздумай рассказывать мне о моих обязанностях.

— Господин, я бы никогда не решился на это! — поспешно воскликнул Абаддон и склонился в поклоне.

— Какой бы ценностью ни обладал этот мир, — быстро вмешался Аксиманд, поспешив на помощь другу, — если вас ранят или даже убьют, он будет…

Хорус в негодовании вскочил.

— А теперь ты подвергаешь сомнению мое воинское мастерство, малыш? Или ты поглупел после моего избрания?

— Нет, мой господин, я…

Только Торгаддон, казалось, усмотрел проблеск удовольствия под напускным гневом.

— Мы только боимся, что на нашу долю не останется никаких подвигов, — сказал он.

И тут Хорус рассмеялся. Морнивальцы, поняв, что он шутит с ними, тоже захохотали. Хорус хлопнул Абаддона по плечу, а Аксиманда ущипнул за щеку.

— Мы будем сражаться вместе, дети мои, — сказал он. — Так уж я устроен. Если бы тогда, на Улланоре, я заподозрил, что звание Воителя потребует навсегда отказаться от боевой славы, я не принял бы это назначение. Почетное звание досталось бы кому-то другому. Возможно, Жиллиману или Лиону. В конце концов, они к этому стремились.