Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Закат Америки - Поликарпов Виталий Семенович - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Все это, конечно, было и спровоцировано, и закреплено фактами использования национальной мощи в наше время. Все нации предаются фантазиям о своем прирожденном превосходстве. Когда они, подобно испанцам в XVI в., французам в XVII в., англичанам в XVIII в., немцам, японцам, русским и американцам в XX в., начинают действовать согласно своим фантазиям, процесс этот имеет тенденцию превращать их в угрозу для других народов. Американцами эта бредовая идея овладевала в течение того долгого времени, пока они не принимали участия в делах реального мира. Когда же Америка вновь вышла на мировую арену, ее подавляющая мощь закрепила в ее сознании это обманчивое видение.

Таким образом, теория избранной нации, нации-спасительницы, стала почти официальной верой. Хотя контртрадиция расцвела в полную силу, традиционный подход не исчез вполне. Некоторые продолжали считать идею счастливого царства совершенной мудрости и совершенной добродетели обманчивой грезой о Золотом веке, при этом, вероятно, недоумевая, зачем Всевышний стал бы особо выделять американцев… Так борьба между реализмом и мессианством, между теориями эксперимента и судьбы продолжается до настоящего времени. Ни один из современных нам критиков контртрадиции не произвел большего эффекта, чем Райнольд Нибур, с его уничтожающей христианской полемикой, направленной против всей идеи «спасения посредством истории». По предположению Нибура, Соединенные Штаты воплотили иллюзии либеральной культуры потому, что «мы имели религиозную точку зрения на свою национальную судьбу, которая истолковывала появление и существование нашей нации как попытку Бога дать некое новое начало истории человечества». Пуритане постепенно перенесли акцент с божественного благорасположения, оказываемого нации, на добродетель, которую нация якобы приобретает посредством божественного благорасположения. Нибур определил мессианство как «испорченное выражение поисков человеком абсолюта среди опасностей и случайностей своего времени» и предостерег относительно «глубокого слоя мессианского сознания в разуме Америки». Миф о невинности фатально опасен для мудрости и благоразумия. «Подобно индивидуумам, нации, которые, по своей собственной оценке, характеризуются полной невинностью, совершенно невыносимы в общении с окружающими». Пусть нация, считающая себя всегда и во всем правой, дойдет до понимания Божьего суда, который предстоит всем человеческим устремлениям, и никогда не забывает о «глубинах зла, до которых могут опуститься индивидуумы и сообщества, особенно когда пытаются играть в истории роль Бога». Таким образом, — величайшая ирония американской истории — Нибур использовал религию для опровержения религиозного истолкования национальной судьбы.

Люди могут испортиться, государства — погибнуть: как и у других стран, существование Америки — это непрерывное испытание. Если одни политические лидеры были мессианистами, то другие видели перед собой некий эксперимент, проводимый без всяких гарантий свыше простыми смертными с ограниченной мудростью и силой. Второй Рузвельт считал, что жизнь ненадежна, а судьба нации — под угрозой. Республике все еще требовалось «смелое, настойчивое экспериментирование. Здравый смысл подсказывает брать на вооружение метод и испытывать его на практике: если он плох, надо открыто признать это и испробовать другой. Но самое важное — надо пытаться что-то делать». У Джона Ф. Кеннеди предощущение макиавеллевского мотива сочеталось с религией его предков, которая осознавала пределы человеческих устремлений. «Прежде чем истечет мой срок, — заявил он в своем первом ежегодном послании, — нам нужно будет проверить вновь, может ли нация, организованная и управляемая так, как наша, выдержать испытание временем. Результат ни в коей мере не предопределен».

Это напомнило состояние духа отцов-основателей. Но вера в неизменную правоту нации и предопределенную свыше судьбу остается сильной. Невозможно не ощущать, что эта вера способствовала перегибам, совершенным американцами во всем мире, и что республика многое потеряла, забыв то, что Джеймс назвал «прежней американской натурой». Ибо мессианство — иллюзия. Ни одна страна, будь то Америка или любая другая, не является святой и уникальной. Все нации занимают равное место перед Богом. У Америки, как у любой другой страны, есть интересы реальные и надуманные, заботы бескорыстные и эгоистические, мотивы высокие и низкие. Провидение не поставило американцев особняком от других, меньших числом человеческих пород. Мы тоже являемся частью непрерывной ткани истории.

1.2. Загнивает ли Америка?

(Лернер М. Развитие цивилизации в Америке.М., 1992.Т.2)

Когда размышляешь о пути, пройденном Америкой в течение длительного периода, с позиций исследователя цивилизаций, прежде всего поражают три вещи. Первое: будучи частью «организма», Америка подвластна тому окружению, в котором ей приходится существовать, и тому, которое она создает сама. Второе: Америка является составной частью истории со всеми ее жесткими и грязными реалиями, императивами и случайностями. Третье: Америка—это миф, живущий в соответствии с символами, отвечающими тем мифам, которые приписывает ей мир, и теми, что произрастают из ее самовосприятия.

Я употреблял термин «американская исключительность», чтобы сразу с его помощью отразить присущее американцам ощущение уникальности американского опыта и их убежденность, что Америка не пойдет по дорогам, проторенным старыми цивилизациями, но сумеет проложить свою собственную. В ту пору, когда Америка была среди западных стран восходящей звездой, упор делался на существовавшие представления о Старом и Новом Свете: Новый Свет набирал силу, чтобы определить свою судьбу, отличную от судьбы Старого Света. В этом представлении воплотилось ощущение особого предназначения Америки, равно как и ее чувства гордости. И оно ранее других стало почвой для дискуссий между историками, начиная с Фредерика Тернера и Чарльза Бэрда и до Рейнхольда Нибура, дало возможность на основе концепции «фронтира» разрабатывать бесконечные символические проекты и придало утопических черт американской энергии.

В то же время оно несло с собой и отрицательный заряд. Всякий раз, когда одна из границ—географическая, интеллектуальная или нравственная—была достигнута и пройдена, когда Америка страдала от унизительных задержек, раздавались мрачные голоса, провозглашавшие «конец» истории американской уникальности.

Но конец этот не наступал, какими бы бурными ни были некоторые события, начиная с 60-х годов. Америка оставалась магнитом, притягивающим к себе беженцев из всех порушенных демократий и закрытых обществ. Какие бы неудачи ни терпела она сама, она все еще считалась убежищем, где оставалось место для выбора, предлагавшего свободу в вопросах экономики, государственного и общественного устройства и созидательность своей науки и технологий.

Вполне вероятно, что в течение последних десятилетий лицезреть конец собственной истории пришлось именно Старому Свету. Там, где когда-то существовал мир династических монархий, теперь возник мир обществ, истощенных психологически и морально, в основном марксистского или постмарксистского образца, которые потеряли свою силу и привлекательность. Эти общества вместе с их философией выглядят сегодня как старинные крепости, выступающие из заброшенной земли прошлого. На деле же их шансы разрушить эти стены теперь во многом зависят от того, насколько успешно они будут следовать новой модели, учрежденной Америкой и ее соперниками и конкурентами в Западной империи.

Более серьезная угроза американской исключительности исходит с другой стороны—от страшного разрушительного оружия (начиная с водородной бомбы начала 50-х годов), которое может уравнять все народы, старые и молодые, открытые и закрытые, в «братстве» потенциально облученной, обезлюдевшей пустыни.

Эта печальная перспектива стала тем водоразделом, который продвинул Америку к большей степени зрелости. Если раньше она была энергичной молодой цивилизацией, бросающей вызов устоявшимся государствам как модель свободного общества, поборника равноправия, теперь она взяла на себя роль и практического, и символического лидера империи свободного мира, прикрывающего ее защитным «зонтиком» своей высокой технологии и здравого смысла.