Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Поэтический мир прерафаэлитов - Теннисон Альфред - Страница 28


28
Изменить размер шрифта:

КРАЙСТ-ЧЕРЧ-КОЛЛЕДЖ, ОКСФОРД. НОЧЬ

Вновь эхо колокольное падет
С высокой башни старого собора —
Я не войду под этот темный свод,
Чтоб чуждый дух безлунного простора
Не оживил фигур, что мирно спят
В глубоких нишах много лет подряд —
Спят рыцари и знатные вельможи
На мраморном, своем последнем ложе.
В урочный час из-под надгробных плит,
Поросших мхом и бледной повиликой,
То пение, то смех, то стон звучит —
И под покровом ночи темноликой
Им вторит ветер в сумраке густом
И осеняет мертвенным крылом
Того, кто страждет и душой томится,
Того, кому ночной порой не спится.
О, эти своды! Как же мне постыла
Их беспросветная немая глушь,
Здесь столько пламенных сердец остыло
И столько здесь погибло чистых душ
От чаяний пустых и слов надменных,
От подвигов святых и мыслей бренных.
И страшен этим душам стылый мрак,
Ведь им покой не обрести никак.
Перевод Е. Третьяковой

REMEMBRANCE

I ought to be joyfull, the jest and the song
And the light tones of music resound through the throng;
But its cadence falls dully and dead on my ear,
And the laughter I mimic is quenched in a tear.
For here are no longer, to bid me rejoice,
The light of thy smile, or the tone of thy voice,
And, gay though the crowd that’s around me may be,
I am alone, Adele, parted from thee.
Alone, said I, dearest? Oh, never we part, —
For ever, for ever, thou’rt here in my heart;
Sleeping or waking, where’er I may be,
I have but one thought, and that thought is of thee.
When the planets roll red through the darkness of night,
When the morning bedews all the landscape with light,
When the high sun of noon-day is warm on the hill,
And the breezes are quiet, the green leafage still;
I love to look out o’er the earth and the sky,
For Nature is kind, and seems lonely as I;
Whatever in Nature most lovely I see,
Has a voice that recalls the remembrance of thee.
Remember — remember. — Those only can know
How dear is remembrance, whose hope is laid low;
’Tis like clouds in the west, that are gorgeous still,
When the dank dews of evening fall deadly and chill;
Like the bow in the cloud that is painted so bright, —
Like the voice of the nightingale, heard through the night,
Oh! sweet is remembrance, most sad though it be,
For remembrance is all that remaineth for me.

ПАМЯТЬ

Средь веселой толпы, звонких песен, острот
Мне б забыться и тоже кутить без забот,
Только звуки веселья не радуют слух —
Я сквозь слезы смеюсь, к общим радостям глух.
Мое счастье ушло — ты уже не со мной,
Свет улыбки твоей и твой голос родной
Даже в шумной толпе не дают мне забыть:
Я опять одинок, и с тобой мне не быть.
Одинок? Ну уж нет! Ни за что, никогда!
В моем сердце, Адель, ты пребудешь всегда,
Наяву и во сне, из-за гор и морей
Я стремлюсь лишь к тебе, ненаглядной моей.
Когда в небе полночном планеты кружат,
Когда утром роса умывает мой сад,
Когда ясное солнце восходит в зенит,
И, заснув, ветерок в камышах не шумит,
Как мне мил этот Мир и как милостив он,
Он ведь тоже, как я, быть один обречен.
И, прекрасное в Мире всем сердцем любя,
Я, любуясь, всегда вспоминаю тебя.
Помни, помни — и знай: память чтит только тот,
Кто давно без надежд и мечтаний живет.
Память облаком светлым в закатных лучах
Прогоняет вечернюю темень и страх.
Как над облаком радуга яркой волной
И как трель соловья в час унылый ночной,
Память — наша услада и наша печаль:
Мне осталось лишь то, что я помню. Как жаль.
Перевод Е. Третьяковой

КРИСТИНА ДЖОРДЖИНА РОССЕТТИ

CHRISTINA GEORGINA ROSSETTI

ПОРТРЕТ КРИСТИНЫ ДЖОРДЖИНЫ РОССЕТТИ Фотография с рисунка Д. Г. Россетти 1877 Национальная портретная галерея, Лондон

КРИСТИНА ДЖОРДЖИНА РОССЕТТИ (5 ДЕКАБРЯ 1830–29 ДЕКАБРЯ 1894)

Поэтесса, сестра живописца и поэта Данте Габриэля Россетти. Родилась в Лондоне, в семье литературного критика, художника и поэта, итальянца по происхождению. Получила домашнее образование под руководством матери, читавшей вместе с ней религиозные сочинения, классику, волшебные сказки и романы. Начала писать стихи с шести лет, в основном подражая любимым поэтам, затем принялась экспериментировать с известными формами — сонетами, гимнами и балладами, черпая сюжеты из Библии, народной поэзии и житий святых. Как только было основано Братство прерафаэлитов, Кристина Россетти стала его активной участницей.

Начало ее литературной карьере положили публикации в «Атенее» (1848) и в прерафаэлитском журнале The Germ (1850). Самый известный сборник — «Рынок гоблинов и другие стихи» — вышел в 1862 г. и вызвал похвалу критиков. В ее произведениях, демонстрирующих безупречное владение самыми разными поэтическими формами, нередки темы искушения и спасения, религиозные размышления, раздумья о роли женщины в обществе, мотивы чувственной страсти, страдания и искупления, расплаты за минутный порыв. Поэтессу всегда занимала мысль о том, как достойно встретить смерть, утешить близких, облегчить расставание («В гору», «Помни», «Песня», «Когда я умру»). Стихи для детей — еще одна грань ее таланта. Опыт, приобретенный Кристиной Россетти в юности, когда она преподавала в частной школе, пригодился ей впоследствии: она написала множество детских стихов, а в 1872 году был опубликован сборник «Динь-дон» (Sing-Song), вошедший в золотой фонд английской литературы для детей.