Жизнь и приключения чудака (Чудак из шестого «Б») (с илл.) - Железников Владимир Карпович - Страница 7

Подошел троллейбус, Наташка села в него. Водитель поторопился закрыть двери, и ее портфель прищемило.

Я бросился на выручку: застучал кулаком по двери. Водитель снова открыл двери, и портфель плюхнулся на тротуар. Я подхватил портфель, впрыгнул в троллейбус и позвал:

– Наташка, ты где?

– Я здесь, – ответила Наташка.

Водитель закрыл двери, и троллейбус тронулся.

– Все из-за тебя! – угрожающе прошипел я и сунул ей портфель.

Вскоре троллейбус остановился, я сошел, и она тоже сошла.

– А ты чего? – удивился я.

– Здесь мой дом, – сказала она.

– И ты пешком не можешь пройти одну остановку?

– На троллейбусе интересней.

– Интересней! – передразнил я ее.

Я здорово обозлился.

Я стал стягивать наколенники, а то на меня все оглядывались: они были натянуты поверх брюк.

– А твой дом где? – не унималась Наташка.

– Там… – Я неопределенно махнул рукой и пошел.

– А можно, теперь я тебя провожу? – Она догнала меня.

– Нельзя, – ответил я. – Я возвращаюсь на футбол.

Конечно, когда я прибежал в школу, никакого футбола не было и все разошлись. Я уже собирался уходить, как вдруг вижу, ко мне подбегает Наташка.

– Ты чего вернулась? – спросил я.

– Я хотела узнать, чем кончилась игра, – сказала она. – Кто победил?

– Тоже мне болельщица! – возмутился я.

– Боря, а теперь можно, я тебя провожу?

– Провожай, провожай! – От нее нельзя было отделаться.

Домой мы возвращались вместе. Она оказалась смешной и симпатичной. С ней легко было разговаривать. Ее отец действительно уехал работать в Африку. Он врач. А матери у Наташки нет. Она умерла, когда Наташка была маленькой. И теперь они живут вдвоем с бабушкой, пенсионеркой.

Ну, тут я, чтобы поддержать разговор, сказал, что у меня тоже есть знакомая пенсионерка – тетя Оля.

– Пенсионерка! – повторила радостно Наташка и засмеялась.

Почему ей было смешно, я не понял. Не всегда ведь так сразу поймешь этих маленьких.

– Все пенсионерки смешные, – объяснила она. – В тот день, когда им разносят пенсию, они не выходят на улицу, боятся прозевать почтальона.

Правда она веселая. Она мне так понравилась, что я разменял еще один рубль из папиной десятки и угостил ее мороженым. Она его лизала медленно, чтобы растянуть удовольствие.

– Боря, – спросила Наташка (она все время поддерживала разговор), – а твой отец куда уехал в командировку? – Улыбнулась и добавила: – Тоже в Африку?

Шутница!

– Нет. В Сибирь. Он живет среди тофаларов.

– А кто такие тофалары? – спросила Наташка.

– Это маленькая народность в Сибири.

– Так это люди, – догадалась Наташка. – А я про них ничего не слышала. А что он там делает?

– Ищет метеорит в тайге. – Мне нравилась эта игра.

Она была неиссякаема на вопросы.

– А что такое метеорит? – спросила Наташка.

– Это небесное тело. Может быть, осколок далекой звезды.

– Осколок звезды! – восхищенно прошептала Наташка.

– Он летит к Земле со сверхзвуковой скоростью и так разогревается, что превращается в огненный шар.

– В огненный шар, – повторила она.

Все-таки я ее потряс.

Наташка подняла глаза к небу, надеясь увидеть в нем этот огненный шар, но увидела только солнце. Сощурилась – глаза у нее превратились в щелки – и спросила:

– Как солнце?

– Нет, – ответил я. – Он маленький. Я вижу, вас надо учить еще да учить.

– Конечно, – согласилась Наташка. – Боря, а ты не знаешь, как спят африканские жирафы?

Ну и девица, что придумала! Я бы мог соврать ей или отшутиться, сказать: «Они спят, задрав кверху копыта», или: «Они спят на земле». Но я честно признался, что не знаю. И самое удивительное – мне самому понравилось то, что я сказал правду. Это было что-то новое во мне и подозрительное. Уж не заболел ли я?

В это время я заметил Сашку, стоящего возле нашего дома. В руках у него был мяч, он небрежно постукивал им об асфальт. Рядом, около стены, лежали наши портфели.

Я остановился и стал перевязывать шнурки в ботинках, а сам соображал, как отделаться от Наташки. Не хотелось бы, чтобы они сталкивались.

– Иди, – прошипел я, – тебе пора домой.

– Ничего, – успокоила меня Наташка, – я не спешу.

Тогда, все еще завязывая шнурки, я медленно повернулся к Сашке спиной, чтобы уйти.

Я даже прополз несколько шагов на четвереньках, и так, может быть, я бы полз через весь двор, но неожиданно передо мной выросла стена в виде Сашки.

– Ну что? – спросил я беззаботным тоном, делая вид, что Наташка вроде бы не со мной. – Зайдем ко мне?

Собственно, если бы он ответил мне сразу, ничего и не произошло бы, но он так долго обсасывал свой леденец, как будто это было самое важное занятие в мире.

Он сосал леденец и презирал меня. Щеки у него были пунцово-малиновые, и поэтому особенно контрастно выделялся синяк под глазом, который кто-то ему поставил во время игры.

И вот тут-то нетерпеливая Наташка вполне дружески ворвалась в нашу беседу.

– Какой у вас синяк! – сказала она и заботливо добавила: – Вам надо к врачу.

Сашка ей ничего не ответил и стал кричать, что они продули игру из-за меня, потому что я поставил в ворота размазню, что я совсем в последнее время ошалел, что ему противно со мной разговаривать, что я предатель.

– Так вы проиграли, – разочарованно сказала Наташка.

Сашка секунду помолчал и, не поворачиваясь к ней, не вытаскивая изо рта леденца, едва разжимая губы, процедил:

– А ну валяй отсюда, шмокодавка!

Наташка посмотрела на меня, ждала, видно, что я за нее заступлюсь. А я сказал:

– Иди, иди! Тебе пора.

Она повернулась и пошла, медленно так пошла, – может, думала, что я все же ее окликну.

Глупо, конечно. И со стороны может показаться смешным. Подумаешь, проиграли в футбол! Но я-то знал, что этот проигрыш для Сашки большое несчастье. И чтобы как-то его успокоить, кивнул в спину удаляющейся Наташки и сказал: «Вот привязалась!» – но не рассчитал и произнес эти слова слишком громко.

Наташка услышала и, не веря своим ушам, оглянулась. Глаза у нее снова из пятаков превратились в воздушные шары. Два голубых воздушных шара.

Может быть, она с таким предательством никогда не сталкивалась. Только что были верными друзьями, рассказывали друг другу биографии, ели мороженое, смеялись, и на тебе!

И тут я увидел, что на Наташку движется какая-то гигантская собака. Не собака, а буйвол! Я догнал ее и сказал:

– Спокойно. Я здесь.

Она радостно схватила меня за руку, прижалась и ответила:

– А я с тобой, Боря, даже собак не боюсь.

Вот здорово! Значит, она не обиделась. Действительно, чего на меня обижаться? Подумаешь, что-то не так сказал. Важно, что сделал.

– Портфель забыл! – крикнул Сашка.

Я вернулся за портфелем. Когда я подбежал, он расшнуровывал мяч. Я ждал, что он мне еще скажет, а он нахально выпустил воздух из камеры мне в лицо и сказал:

– Воспитатель! – взял портфель и удалился.

– Да ты не волнуйся, – жалким голосом крикнул я ему вслед, – мы их обыграем!

Он не откликнулся.

– Спасибо за портфель, – не сдавался я.

Вот что меня губит, так это жалость и то, что я эмоциональный человек: не раздумывая совершаю разные поступки. Мне бы сейчас надо было перетерпеть, не бросаться Наташке на помощь, а я не выдержал.

А ведь мне Сашка дороже, чем она. У нас одна жизнь, одни идеалы. Нам вместе жить да жить. А эта пигалица уже стояла опять около меня. Треснуть ее, что ли, по макушке, чтобы отделаться раз и навсегда? Я поднял руку для щелчка, но снова натолкнулся на ее доверчивые, прямодушные глаза и, вместо того чтобы ударить, обнял за плечи.

В этот день я прибежал в школу раньше обычного. В портфеле у меня лежало заявление о том, что я ухожу в отставку с высокого поста вожатого, поскольку это мешает моей личной жизни.