Крест и полумесяц - Полански Кэтрин - Страница 7

Амир подошел к скамье и присел рядом.

– Доброе утро, отец.

– Доброе, сын. Помолчали.

– Как твое плечо? – Джибраил посмотрел на небо. Видимо, он тоже каждый день возносит благодарственные молитвы.

– Хорошо, слава Аллаху. Почтенный Селим обещает, что подвижность руки полностью восстановится, если я буду следовать его указаниям.

– На все воля Аллаха. Селим – лучший лекарь во всем Димашке.

– Но даже он хотел отнять мне руку. – Амир сжал пальцы, радуясь тому, что они его слушаются. – Ты не разрешил. Спасибо, отец.

– Ты мой сын. – Джибраил скупо улыбнулся. – Мой единственный сын.

Помолчали еще. Наконец Джибраил решился:

– Я знаю, где найти того, кто чуть не лишил тебя жизни.

Амир едва заметно вздрогнул, но сдержался и не стал задавать вопросы, вертевшиеся на языке. Не стоит торопить отца и проявлять нетерпение: если Джибраил начал этот разговор, то он его продолжит.

– Он в доме Ибрагима Бен-Фарида. – Слова упали как тяжелые камни.

– Мне это имя ничего не говорит, – растерянно откликнулся Амир. – Кто это?

– Один из самых богатых и влиятельных людей в Димашке. – Слова отца прозвучали как-то не то растерянно, не то удивленно.

– Но… Ведь это неважно. Он укрывает убийцу и вора, – осторожно напомнил Амир.

– Этот убийца и вор – мой брат. – Джибраил выглядел внешне спокойным, но Амир понял, что отцу очень больно.

Выставить на всеобщее обозрение грехи Дауда, рассказать всем о том, что брат чуть не убил сына, ограбил дом предков, – эта мысль невыносима для родителя.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, отец? – Голос Амира не дрогнул, хотя ему хотелось кричать: «Отец, а как же я? Как же моя боль? Я жажду мести. Я хочу справедливости. Я ни в чем не виноват, почему я должен молчать? Почему ты удерживаешь мою руку?» Но долгие мучения в борьбе за жизнь сделали его старше, поэтому он заставил внутренний голос умолкнуть и прямо взглянул на Джибраила. Тот молчал.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, отец? – повторил Амир.

– Сын… Моя гордыня… – Слова давались Бен-Нижаду с трудом.

– Твоя честь, отец, честь нашей семьи. Я сделаю все, что ты скажешь. – Амир взглянул на левую руку. – Я верю, что ты поступишь справедливо.

– Сын… – Джибраил отвел взгляд, глаза его предательски заблестели.

– Благодаря тебе, отец, я не однорукий калека. Я стану твоей карающей рукой, – горячо пообещал Амир.

– Я уверен в тебе, как в самом себе. – Голос отца был тверд.

Джибраил даже помолодел. Теперь, когда самое главное уже сказано, остались детали. Он был готов спланировать сражение, разработать тактику и стратегию – и победить.

Лишь значительно позже, когда Амир начал готовить все необходимое для воплощения плана в жизнь, он понял, что отец так ни разу и не назвал имени. Имени врага. Имени брата.

Глава 5

Звезды кружились и водили хороводы на черном бархате неба… «Разве такое бывает?» – подумала Злата. Только почему так дурно, тошнит и, даже с закрытыми глазами, кружится голова?.. Но врожденное любопытство взяло свое, и она открыла глаза. Мир вокруг пару раз покачнулся и приобрел реальные очертания.

Полутемная маленькая комната, на столе горит единственная свеча в золотом подсвечнике, а в кресле у кровати сидит женщина средних лет и не сводит взгляда со Златы. У женщины умное узкое лицо, не очень красивое, но благородное; кожа смуглая, выдающая уроженку Востока, и прекрасные глаза – темные, миндалевидные, про такие говорят – глаза лани. Одета она в строгое темно-серое платье, расшитое цветными и серебряными нитями. На шее блестит нитка жемчуга.

Злата попробовала повернуться – и поняла, что привязана к кровати. Веревки не резали тело, но держали крепко, и невозможность встать сильно разозлила девушку.

– Развяжите меня, – приказала она незнакомке. Женщина не пошевелилась, девушке показалось, что она даже не моргает. Интересно, она не понимает или не хочет понимать то, что ей сказала Злата.

– Где я? – Второй вопрос, адресованный женщине-изваянию.

Он, конечно, тоже остался без ответа, как и все последующие. Злата окончательно убедилась, что незнакомка будет молчать, и прекратила бессмысленные попытки разговорить ее.

Комната была какой-то нарочито безликой, чтобы Злата не поняла, где находится. Белые стены, никаких картин или украшений… Окна отсутствуют. И – жуткая тишина, которая давит на уши, оглушает. Интересно, она по-прежнему в Дамаске?

Злата не знала, сколько прошло времени с момента нападения в переулке, день или час, или, может быть, неделя. Во рту ощущался странный травяной привкус, может быть, ее опоили чем-то? В очередной раз она попробовала заговорить с неподвижной женщиной, и опять та не пошевелилась и не ответила. Оставалось только ждать.

Что же теперь делать? Бежать невозможно, от пут не освободиться, да и, собственно, куда бежать? Незнакомка по-прежнему не спускает со Златы глаз, и наверняка за дверью не вход в ту гостиницу, где они остановились с отцом, а незнакомый дом, стоящий на незнакомой улице. Злата гнала от себя страх, но он возвращался, накатывал холодными волнами, и стоило больших усилий заставить себя не дрожать.

Если бы ее хотели убить, ее уже убили бы, вот только бывают вещи хуже смерти.

Тишина, неподвижность и духота сделали свое дело: девушка почти задремала, когда бесшумно открылась дверь и на пороге появилась еще одна женщина, помоложе. Она что-то сказала по-арабски, та, что сидела в кресле, встала, и обе они вышли, оставив дверь распахнутой. Сон мгновенно пропал, и Злата наконец сделала попытку освободиться, но веревки держали надежно. Как бы там ни было, похоже, сейчас станет ясно, зачем она здесь.

За дверью послышались неторопливые уверенные шаги, и в комнатушку вошел мужчина. Одет он был просто: в белую хлопковую, с широкими рукавами и вышивкой у ворота рубашку длиной почти до земли и кожаные туфли без задника. На широком, богато расшитом поясе висел кинжал в украшенных самоцветами ножнах.

Лицо мужчины показалось Злате одновременно и притягательным, и отталкивающим: нос с горбинкой, тонкие бледные губы, раздвоенная бородка и лисий взгляд. Он цепко оглядел Злату, приблизительно так, как она сама вчера разглядывала на рынке чудесные чашки ручной работы.

Если бы Злата могла гордо вздернуть подбородок, она бы вздернула, но, когда лежишь привязанная к кровати, это невозможно. Оставалось сверлить похитителя презрительным взглядом и презрительно же молчать. Не рассказывать же ему, как ей страшно, да ему и все равно, наверное…

Игра в гляделки продолжалась минуты две. Мужчина неподвижно стоял посреди комнаты и молча смотрел на девушку, девушка пронзала его ответным взглядом. Наконец терпение Златы лопнуло, и на смену удушающему страху пришла здоровая злость.

– Отпустите меня немедленно! – сказала она по-французски.

Незнакомец раздвинул губы в улыбке; зубы у него оказались белые, ровные и красивые, но, как ни странно, улыбка при этом выглядела неприятно.

– Отпустите! Я подданная Российской империи, вы хотите международного скандала? – пригрозила девушка.

Злата понимала, что говорит ничего не значащие слова. Если уж ее украли, то никого возможность скандала не волнует. Ну что, что еще сказать, чтобы этого красавца проняло? Злата была слишком молода, и у нее не хватало воображения, чтобы придумать, как повлиять на этого человека. Она ведь не знает, чего он хочет.

А почему бы не спросить прямо? Хуже не будет.

– Чего вы от меня хотите?

Мужчина опустился в кресло, где сидела давешняя женщина, и наконец заговорил:

– Чтобы ты не делала глупостей.

По-французски он говорил еще лучше Фарида, а значит, был образованным человеком и наверняка принадлежал к местной знати. Но почему он удерживает ее здесь? Может быть, это какой-то восточный розыгрыш и сейчас появятся веселые местные скоморохи?

– Все люди временами совершают глупости, – философски заметила Злата. – Как я могу сделать глупость, если не знаю, что вы таковой считаете?