Подводный флот - Пол Фредерик - Страница 9

Он пожал плечами и улыбнулся.

– Конечно, они объявили, что он пропал без вести, утонул. Но не важно, что об этом думает Илэдио. Илэдио должен думать гак, как ему приказывает академия. Я уже собрал вещи Дэвида, Джим. Отправлю их его отцу – он живет в подводном городе Кермадек-Доум. – Лэдди поколебался и добавил: – Может быть, ты хочешь взглянуть на то, что осталось после него?

– Спасибо, но копаться в чужих вещах не очень-то прилично, – резко ответил я.

– Нет-нет, Джим, мы не будем копаться в вещах, – возразил Илэдио. – Я имею в виду картину, которую нарисовал Дэвид. Она висит на стене. Я подумал, может быть, ты захочешь взглянуть на нее, прежде чем я положу ее в чемодан.

«Конечно, а почему бы и нет?» – подумал я. Хотя я и не успел подружиться с Дэвидом Крэкеном, мне было интересно узнать о нем что-то новое. Через минуту мы зашли в комнату, в которой жили Дэвид и Лэдди Энджел.

Стена над изголовьем кровати – в общем-то слепок с внутреннего мира курсанта. У доброй половины ребят над подушкой красуются фотографии подружек, портреты родителей, снимки подводных лодок или знаменитых спортсменов-подводников – кое у кого даже с автографом.

Над койкой Дэвида Крэкена висела небольшая акварель без рамки. На то, что он был ее автором, указывали буквы «ДК» в правом нижнем углу листа. На акварели я увидел…

В общем-то это была картина подводного мира. Из чащобы сплетенных водорослей вылезало какое-то огромное, покрытое панцирем существо.

То, что написал Крэкен, показалось мне не только незнакомым, но и нереальным. Странными были водоросли с большими толстыми листьями. Они фосфоресцировали в черной воде. Существо в панцире казалось не менее фантастичным. У него была очень длинная шея и ласты с угрожающего вида когтями.

Рассмотрев это чудовище, я невольно вспомнил ту страшную голову, которая поднялась над бортом баржи во время моего последнего заплыва. Не меньше меня удивило и то, что на спине подводного монстра курсант изобразил человеческую фигуру с длинным шестом в руке – наподобие тех, которыми пользуются погонщики слонов. На какую-то долю секунды я, кажется, поверил в существование морских ящеров!

И все же человеческая фигура на акварели убеждала меня в том, что вся эта картина – чистой воды вымысел. Я мог бы поверить в существование подводных чудовищ. Доводами в пользу этого могли стать мои подводные кошмары и «призраки» на экране сонара.

Но человек, восседающий на спине чудища, не оставлял сомнений в том, что парень из Маринии решил пофантазировать на досуге. Я поблагодарил Илэдио и вышел из комнаты.

А Боба все не было и не было.

Я подождал его, сходил в столовую, вернулся обратно. Потом начал беспокоиться. Для того чтобы задать ему несколько вопросов по поводу исчезновения Крэкена, требовалось совсем немного времени. Возможно, причиной вызова к начальнику было что-нибудь похуже. В кабинете у шефа оставался лейтенант Блаймэн. Может быть, он заявил, что Боб в очередной раз не выполнил норму? Положение моего друга было не очень надежным. Устав академии требовал, чтобы в течение года каждый курсант сдал зачет хотя бы по одной подводной дисциплине. Боб уже в третий раз в этом году срезался на подводном плавании. У него, правда, оставалась еще одна возможность – марафонский заплыв под водой. До проведения этих состязаний его не могли отчислить. Но на какую еще тему можно было так долго беседовать с начальником?

В том, чтобы сидеть без дела и переживать, было мало толку. Я взял у Илэдио адрес отца Крэкена и начал писать ему письмо.

«Моргану Уэнсли, эсквайру

для передачи мистеру Дж. Крэкену.

Кермадек-Доум, Мариния…»

Писать было особенно не о чем, но послать такое письмо я считал своим долгом. Конечно, Крэкен-старший уже получил официальную радиограмму из академии. Но мне хотелось написать ему что-то от себя лично в дополнение к сухой казенной радиограмме. Хотя, с другой стороны, было глупо мешать в одном письме слова соболезнования и рассуждения о морских ящерах. Или рассказывать про ссору с Фэрфэйном…

В конце концов я написал, что очень огорчен случившимся – «хотя я знал вашего сына совсем недолго…». Написал, что он был смелый парень и превосходный пловец и что если у отца Дэвида будут какие-то пожелания, меня не придется просить дважды.

Когда я заклеивал конверт, вернулся Боб.

Он выглядел уставшим, но не подавленным, скорее, слегка взволнованным. Я сразу же засыпал его вопросами. Что произошло? Неужели все это время с ним беседовали на тему исчезновения Дэвида? Или разговор перешел на что-то другое?

Он рассмеялся, и я с облегчением вздохнул.

– Джим, ты напрасно переживал. Меня спрашивали только про Дэвида, ни о чем другом речи не шло. Я сказал, что ровным счетом ничего не знаю, – и это была истинная правда.

– И на это потребовалось столько времени?

Боб перестал улыбаться. В его глазах опять появилась странная взволнованность.

– Нет, Джим, – он отрицательно покачал головой. – Не только на это.

Больше он ничего не сказал.

Я не стал докучать ему расспросами. Моему другу и так досталось – и от начальника академии, и от инструктора Блаймэна, снимавших с него стружку за очередную несдачу норматива. Скорее всего, Бобу в открытую сказали, что если он не справится с марафоном, его отчислят. Ничего удивительного в том, что он не хотел распространяться на эту тему, не было.

Чем больше я думал о случившемся, тем больше убеждался в верности своих догадок.

Я и не знал, что моя уверенность – не что иное, как далеко зашедшее заблуждение.

5

ПОСЫЛКА С МОРСКОГО ДНА

Все это было в октябре.

Прошло несколько недель, и я получил короткую записку на именном бланке Моргана Уэнсли, из подводного города Кермадек-Доум. Меня уведомляли, что мое письмо передано адресату.

В записке не было сказано ни слова об исчезновении Дэвида Крэкена. Кто бы ни был этот Морган Уэнсли, но он не проявил к судьбе Дэвида ни сочувствия, ни интереса.

Похоже, не только для этого человека, но и для всей академии Дэвид Крэкен как бы и не существовал вовсе. Его имя было вычеркнуто из списков с формулировкой «пропал без вести». Встречаясь с Лэдди Энджелом, мы непременно заводили разговор о Дэвиде, но много ли нового можно было сказать о погибшем товарище? Кроме того, мы числились в разных командах, жили в разных корпусах, и выбирать время для таких встреч становилось все труднее.

Постепенно я начал забывать Дэвида.

По правде говоря, жизнь курсанта не слишком располагала к раздумьям о прошлом. Лекции, строевая подготовка, смотры, спорт… Наш день был расписан по минутам, а если выдавался свободный час, мы с Бобом Эсковом проводили его на мелководье, практикуясь в плаванье под водой без акваланга. Мы поставили себе цель: ко дню проведения подводного марафона (а он должен был состояться сразу после каникул) Боб должен был набрать отличную форму.

– Может быть, меня и отчислят, Джим, – угрюмо говорил он мне, отдуваясь после очередного заплыва, – но я, по крайней мере, буду знать, что сделал все, что мог.

После этого Боб снова надевал маску и уходил под воду, стараясь как можно дольше не всплывать на поверхность. Я не оставлял его в покое. Сначала он мог находиться под водой всего несколько секунд. Потом минуту, потом полторы минуты. Постепенно он довел свой личный рекорд до двух минут, а вскоре и до двух с половиной минут…

Я еще в детстве мог пробыть под водой целых три минуты, но это был мой предел. К рождественским каникулам Боб мог секунда в секунду повторить мои лучшие результаты.

Набрав полные легкие воздуха, мы погружались на двенадцать и даже на пятнадцать метров. Предел нашего пребывания под водой увеличился до трех с половиной минут. Мы разработали для себя целую систему контрольных меток и измерений. Однажды, взяв пару аквалангов, мы провели бесценные субботние часы под водой – разметили дистанцию и глубину, установили ориентиры и контрольные метки. После этого мы стали проводить на море каждую свободную субботу, не обращая внимания на дождь и хмурое небо.