Подводный флот - Пол Фредерик - Страница 35

Я почему-то упустил из виду, что на поверхности сейчас ночь. Мы отодвинули забрала шлемов и с жадностью вдохнули свежий, сырой ночной воздух. Я с таким восхищением смотрел на звезды, словно впервые в жизни увидел ночное небо. Удивительно!

Но еще более удивительным было то, что мы остались в живых.

Свежий воздух подействовал на меня как мощный стимулирующий препарат. Я кашлял, захлебывался и, если бы не держался за трос буя, наверняка ушел бы под воду и снова оказался в черной пучине впадины Тонга.

Рядом послышался резкий щелчок. Это Боб, который чувствовал себя едва ли лучше, потянул за рычаг, открывающий спасательный комплект..

Мерцание иденитовой пленки, покрывающей желтый цилиндр, погасло. Хлопнув, слетела предохранительная крышка, и на поверхности воды с тихим шипением стал расправляться пластиковый плот.

Мы не без труда забрались внутрь, сняли шлемы и в изнеможении улеглись на пластиковое покрытие.

Высокая тихоокеанская зыбь равномерно покачивала плот. Мы то опускались в ложбину между водяными стенами, то взлетали вверх, на гребень покатого темного холма. Плот легонько скрипел и потрескивал, об его пластиковое днище бились волны. Слушая эти негромкие звуки, к которым примешивалось наше собственное дыхание, было трудно представить, что глубоко под водой в это время идет ожесточенный бой.

Боб, конечно, помнил об этом. Но я не успел прийти в себя и поговорить с ним о том, как это мы покинули поле боя.

Лежать, растянувшись на плоту, и смотреть на яркие тропические звезды, которые я уже не чаял увидеть, было приятно. Но, хотя у меня по-прежнему саднило горло и легкие, я все же заставил себя сесть и посмотрел, что делает Боб. Он сидел на корточках у края плота и распечатывал герметический контейнер с аптечкой, сухим пайком и радиопередатчиком.

В тот момент, когда я взглянул на него, он уже начал собирать передатчик.

– Боб… – По моему горлу словно прошлись наждаком – я замолчал и откашлялся. – Боб, объясни мне, в чем дело? Ты как-то странно ведешь себя…

– Подожди, Джим!

– Мы не можем ждать! Разве ты не понимаешь, что наши товарищи находятся сейчас между жизнью и смертью? Мы с тобой удрали, а они сражаются с ящерами!

– Прошу тебя, Джим, доверься мне! Довериться! Хотя, честно говоря, мне ничего другого и не оставалось. От событий, происходящих на дне впадины Тонга, я был отрезан так же решительно и бесповоротно, как от Луны. Чтобы подняться на поверхность океана, нам потребовалось всего десять минут, но вернуться обратно мы уже не могли. Даже если бы в моем акваланге был кислород, а батарея питала иденитовую оболочку скафандра энергией, что бы я мог сделать? Нырнуть с плота и опускаться на дно? Да, но я достиг бы этого дна за много километров от подводного замка Джейсона Крэкена. По пути на поверхность нас уводило в сторону течением, при погружении оно тоже несло бы меня, как щепку, но совсем в другую сторону.

Довериться Бобу… Это было нелегко, но у меня не было выхода.

– Ну, хорошо. – Я снова откашлялся. – Теперь, когда мы вернемся в академию – если мы, конечно, вернемся туда, – я обязательно доложу инструктору Блаймэну, что ты выполнил норматив по погружению на глубину шесть километров.

Боб улыбнулся и продолжил возиться с передатчиком.

Сигнал 803, подаваемый этим, устройством, мог быть одновременно принят радиостанциями и сонарами подводных лодок. Из-за того, что большая часть флота в наши дни ушла под воду, сонарная связь была более надежной, но у нее был сравнительно небольшой радиус действия. Надводных кораблей было значительно меньше, зато их радиостанции могли принять сигнал за тысячи миль отсюда, а потом ретранслировать его с помощью радиобуя ближайшему к нам подводному судну.

Я подполз поближе и стал смотреть, что делает Боб.

Он вынул из передатчика магнитную пленку с записью сигнала бедствия…

Пока я соображал, зачем он это делает, он включил передатчик и начал передавать сообщение.

– Диатома – радиолярии! Диатома – радиолярии!

Это была какая-то ахинея. Что-то похожее он говорил на глубине, когда бредил. Теперь он говорил то же самое в микрофон передатчика – кому? С какой целью?

– Диатома – радиолярии! – еще и еще раз повторял он. – Диатома – радиолярии! Моллюски созрели! Повторяю, моллюски созрели! Радиолярия, спеши!

Я откинулся на бортик плота. Я не верил собственным ушам.

На шестикилометровой глубине наши товарищи вели неравный бой. А здесь, на поверхности, мой друг Боб Эсков сходил с ума – точно так же, как старый Джейсон Крэкен.

Я забыл, что внешность бывает обманчива.

Я по-прежнему сидел на сыром, скользком плоту и смотрел на Боба. Но теперь я, кажется, начал понимать, в чем дело.

Боб тоже взглянул на меня и вопросительно поднял брови.

– Привет, диатома! – сказал я.

Он на секунду задумался, а потом на его лице появилась улыбка.

– Значит, ты догадался!

– Прямо скажем, не сразу. Но ты прав. Я думаю, я тебя раскрыл. – Я глубоко вздохнул. – Диатома – это ведь твой позывной, правильно? А радиолярия – это позывной подводного флота Соединенных Штатов. Значит, ты, Боб, выполнял их задание? Ты отправился со мной не ради забавы и не для того, чтобы помочь мне отплатить долг чести Крэкенам. Просто ты получил такой приказ. Я прав?

– В общем, да, – кивнул Эсков.

В это было нелегко поверить.

Зато теперь я нашел ответ на множество загадочных вопросов. Я вспомнил про его таинственные исчезновения во время учебы – я наивно думал, что он готовится к подводному марафону, а он в это время писал донесения в штаб флота! Когда он не мог дать слово Дэвиду Крэкену, что будет держать рот на замке, он имел в виду свой служебный долг. И, наконец, самое важное – когда мне показалось, что он дезертировал, бросив наших товарищей на произвол судьбы, он отправился вызывать на помощь флот!

– Наверное, мне надо извиниться перед тобой, – сказал я. – Честно говоря, я думал…

– Джим, не важно, что ты думал, – перебил меня Эсков. – Мне жаль, что я не мог открыть тебе всю правду раньше. Но у меня был приказ…

– Да забудь ты про это! – теперь уже я перебил его. – Лучше скажи, что будет дальше?

Он с задумчивым видом посмотрел на темную воду.

– Я надеюсь, что мы все сделали вовремя. «Моллюски созрели» – это наш сигнал бедствия. Он означает, что сражение на дне впадины началось. Флот должен находиться где-то неподалеку и ждать сигнала. Приняв этот сигнал, корабли сразу придут сюда…

Неожиданно Боб замолчал и продолжил уже другим тоном:

– Они должны прийти сюда, забрать нас и опуститься во впадину. Ты понимаешь, в штабе, флота знали о том, что здесь творится. Но они не могли вмешиваться до тех пор, пока против нас не применили насилие. Мы, Джим, сработали очень четко. Мятежники прибегли к насилию. Теперь главное, чтобы флот не опоздал!

– Мне хотелось… – начал говорить я, но запнулся на середине этой фразы и даже забыл, чего же мне хотелось.

В волнах неподалеку от нас показалось что-то светлое. Это «что-то» стремительно приближалось.

– Смотри, Боб! – закричал я.

По черной воде двигалось голубоватое светящееся пятно. Оно становилось все ярче и наконец приобрело очертания длинного корпуса подводной лодки, на удивление знакомой. Вскоре подводное судно всплыло в нескольких метрах от нас.

– Они успели! – закричал я. – Боб, они успели!

Он долго смотрел на всплывшую субмарину, потом перевел взгляд на меня.

– Мне надо было отключить связь по сонару, – медленно сказал он. – Они перехватили сигнал.

– Да о чем ты говоришь! – удивился я. – Ты ведь хотел, чтобы сюда пришел корабль?..

Уже сказав это, я понял, что ошибся. Жестоко ошибся!

В том, что длинный изящный корпус этого корабля показался мне знакомым, не было ничего странного. Слова Боба подтвердили мое предположение.

– Это не флот, Дэвид. Это «Касатка»! Они перехватили мой сигнал сонаром!