Встреча с Хичи - Пол Фредерик - Страница 43

— Ты ничего не говоришь, — сказал я.

— Потому, дорогой Робин, что последние десять раз, как я к тебе обращалась, ты молчал, — ответила она, совсем не обвиняюще. — Увидимся утром.

Тут я достаточно быстро сориентировался.

— Ты собираешься спать в каюте для гостей?

— Да. Я не сердита, дорогой, я даже не расстроена. Просто тебе нужно немного отдохнуть.

— Наверно. То есть я хочу сказать, милая, что это хорошая мысль, — сказал я, начиная понимать, что на самом деле Эсси очень расстроена, и даже подумал, что мне нужно взволноваться из-за этого. Я взял ее за руку и поцеловал запястье, прежде чем отпустить, и заставил себя снова завести разговор. — Эсси? Мне следовало посоветоваться с тобой, прежде чем называть корабль?

Она поджала губы.

— "Истинная любовь" — хорошее название, — рассудительно сказала она.

Но, похоже, какие-то оговорки у нее были, и я не понимал, почему.

— Я спросил бы тебя, — объяснил я, — но мне это дело показалось щекотливым. То есть спрашивать человека, в честь которого называешь. Все равно что спросит, что тебе купить ко дню рождения, а не самому придумать.

Она улыбнулась.

— Но, дорогой Робин, ты всегда спрашиваешь меня об этом. Это неважно. Да, «Истинная любовь» — прекрасное название, особенно когда знаешь, что эта любовь ко мне.

Я думаю, Альберт снова подсунул мне снотворное, потому что сразу уснул. Но проспал я недолго. Три-четыре часа спустя я лежал в анизокинетической кровати, сна ни в одном глазу, совершенно спокойный и очень озадаченный.

На периметре Врат, где расположены причальные доки, действует из-за вращения небольшая центробежная сила. Низ становится верхом. Но в «Истинной любви» этого не происходило. Альберт развернул корабль, и теперь та же сила, что удерживает нас от всплытия над поверхностью астероида, нейтрализует и воздействие его вращения; меня слегка прижимает к мягкой постели. Я слышал негромкий гул корабельных систем жизнеобеспечения, они сменяли воздух, поддерживали давление в канализации и выполняли все остальные работы, чтобы корабль жил. Я знал, что стоит мне позвать Альберта, и он появится. Стоило попытаться его вызвать, просто чтобы посмотреть, войдет ли он в дверь или, чтобы позабавить меня, выползет из-под кровати. Вероятно, он мне в пищу подмешал не только снотворное, но и транквилизатор: проблемы больше меня не беспокоили, хотя я понимал, что не решил их.

Какие проблемы решать? Это первая проблема. Мои приоритеты за последние несколько недель так часто менялись, что я не знал, что поставить на самый верх. Трудная болезненная проблема террористов, и ее важно решить не только ради меня; но она несколько передвинулась после рассказа Уолтерса в Роттердаме. Там он представил мне новую проблему. Существует проблема моего здоровья, но она, кажется, решена хотя бы временно. А теперь новая и неразрешимая проблема — Клара. Я могу справиться с этими проблемами. Со всеми вместе и с каждой в отдельности. Вопрос — как? Что мне делать, когда я встану?

Я не знал ответа на этот вопрос и потому не вставал.

Постепенно я снова уснул, а когда проснулся, обнаружил, что я не один.

— Доброе утро, Эсси, — сказал я, беря ее за руку.

— Доброе утро, — ответила она, по-дружески знакомо прижимая мою руку к щеке. Но говорить она начала не о привычном. — Ты себя хорошо чувствуешь, Робин? Прекрасно. Я думала о нашей ситуации.

— Понятно, — сказал я. Я чувствовал, что напрягаюсь; мирная расслабленность куда-то исчезла. — О какой ситуации?

— О ситуации с Кларой Мойнлин, конечно, — сказала она. — Я вижу, что тебе трудно, дорогой Робин.

— О, — неопределенно ответил я, — это случается. — Такую ситуацию мне нелегко обсуждать с Эсси, но ее это не остановило.

— Дорогой Робин, — сказала она; голос ее в полутемной каюте звучал спокойно и мягко, — тебе нельзя держать это в себе. Если закроешь в себе, взорвется.

Я сжал ее руку.

— Ты брала уроки у Зигфрида фон Психоаналитика? Он мне обычно говорил это.

— Хорошая была программа, этот Зигфрид. Пожалуйста, поверь, я понимаю, что творится в твоем сердце.

— Я знаю, только…

— Только, — кивнула она, — тебе трудно говорить об этом со мной, которая в этом случае — Другая Женщина. Без которой не было бы проблемы.

— Неправда, черт побери! — Я не собирался кричать, но, должно быть, во мне действительно что-то заперто.

— Неверно, Робин. Правда. Если бы я не существовала, ты мог бы поискать Клару, несомненно, нашел бы ее и решил, что делать с этой тревожной ситуацией. Вы могли бы снова стать любовниками. А может, и нет: она ведь молодая женщина, Клара. Не захотела бы изношенную развалину со множеством замененных частей в любовники. Нет, это я беру назад. Прости.

Она немного подумала, потом поправилась:

— Нет, неправда. Я нисколько не жалею, что мы любим друг друга. Я высоко это ценю — но проблема остается. Только, Робин! Никто в этом не виноват. Ты ни в чем не виноват, я не виновата и, конечно, Клара Мойнлин не виновата. Так что вина, тревога, страх — все это в твоей голове. Нет, Робин, пойми меня правильно. То, что в голове, может причинять страшную боль, особенно такому совестливому человеку, как ты. Но это бумажный тигр. Подуй на него, и он улетит. Проблема не в возвращении Клары. Проблема в том, что ты считаешь себя виноватым.

Очевидно, не только я мало спал. Эсси явно неоднократно репетировала свою речь.

Я сел и принюхался.

— Ты принесла с собой кофе?

— Только если хочешь, Робин.

— Хочу. — Я подумал с минуту, пока она давала мне кофе. — Ты права, — сказал я, — я это знаю. Чего я не знаю, это, как говаривал Зигфрид, как внести это знание в свою жизнь.

Она кивнула.

— Признаю свою ошибку, — сказала она. — Мне следовало включить подпрограмму Зигфрида в программу Альберта, вместо, допустим подпрограммы изысканной кухни. Я уже думала об изменении программы Альберта, потому что это на моей совести.

— О, милая, это не твоя…

— …вина, нет. Это центр нашего разговора, так? — Эсси наклонилась вперед, быстро поцеловала меня, потом озабоченно сказала: — Ох, подожди, Робин, я беру назад поцелуй. Вот что я хочу тебе сказать. Ты сам мне это часто говорил. В психоаналитическом анализе сам психоаналитик неважен. Важно то, что происходит в голове пациента, то есть в твоей. Поэтому психоаналитик может быть машиной, даже весьма примитивной; или придурком со зловонным дыханием; или человеком с докторским дипломом… или даже мной.

— Тобой!

Она сморщилась.

— Мне приходилось слышать от тебя и более лестный тон.

— Ты собираешься заниматься со мной психоанализом?

Оно оборонительно пожала плечами.

— Да, я, а почему бы и нет? Как друг. Добрый друг, разумный, готовый выслушать. Обещаю не осуждать. Обещаю это, дорогой Робин. Я позволю тебе разговаривать, драться, кричать, плакать, если хочешь, пока не станет ясно, чего ты хочешь и что чувствуешь.

Сердце мое растаяло. Я мог только сказать:

— Ах, Эсси… — Заплакать я мог бы без особого труда.

Вместо этого я отхлебнул еще кофе и покачал головой.

— Не думаю, чтобы это сработало. — Я испытывал сожаление, и, должно быть, оно отразилось в моем голосе, но я также чувствовал себя… как бы это сказать? Заинтересованным. Технически заинтересованным. Заинтересованным проблемой, которую необходимо решить.

— Почему не сработает? — воинственно спросила она. — Послушай, Робин, я все это хорошо обдумала. Я хорошо помню, что ты мне говорил, и сейчас повторю для тебя. Ты говорил, что лучшая часть сеанса — это когда ты идешь на него, репетируя, что скажешь Зигфриду, представляя себе, что он скажет и что ты ему ответишь.

— Я так говорил? — Поразительно, как много помнит Эсси из нашей болтовни четверть века назад.

— Точно так, — самоуверенно сказала она, — так почему же не я? Только потому что я лично вовлечена?

— Ну, конечно, это делает задачу трудней.

— Трудное нужно делать немедленно, — весело заявила она. — Невозможное иногда требует недели.