В ожидании Олимпийцев - Пол Фредерик - Страница 12

– Юл, – сказала мне Рахиль, положив мне палец на губы. – А ты позвони ему.

Все линии были постоянно заняты, но мне как-то удалось пробиться. Поскольку время было послеобеденное, удалось даже застать Маркуса в конторе. Более того, он даже был совершенно трезвым.

– Юл, сукин ты сын! – заорал он, взбешенный. – Ты куда подевался? Придется приказать тебя выпороть!

Но про эдилов он не упомянул.

– Ты уже прочитал «Путешествие в христианский мир»? – спросил я.

– Какое еще путешествие? А, это! Нет, еще и не глянул. Естественно, я его беру, но сейчас меня интересует «Ослиная олимпиада». Теперь цензоры уже не будут иметь никаких претензий, понял? Правда, придется кое-что переработать, добавить этому Олимпийцу глупости, дурости, злости... Юл, это будет ударная штука! Мне кажется, что из этого даже будет постановка. Когда ты можешь быть здесь, чтобы взяться за дело?

– Как тебе сказать... Думаю, что скоро, но я еще не знаю расписания кораблей...

– Никаких кораблей! Возвращайся немедленно, и самолетом! Расходы берем на себя! Кстати, аванс мы тебе удвоили. Деньги на твоем счету будут уже сегодня.

А через десять минут, когда я уже безоговорочно сделал Рахили предложение, она тут же и безоговорочно согласилась. И хотя полет в Лондон продолжается девять часов, все время пребывания в салоне я улыбался.

5. КАК СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ, ВЫИГРАВ ГЛАВНЫЙ ПРИЗ В ЛОТЕРЕЕ

Писательский труд дает некую свободу. Может и не в плане денег, зато во многих других вещах. Не надо каждый день ходить в контору, а кроме того, чертовски приятно, когда сидишь в поезде или, там, на корабле с воздушной подушкой, и видишь, как совершенно чужой тебе человек читает твои собственные слова. Но когда ты становишься автором потенциальной сенсации, дела принимают совершенно иной оборот. Маркус поместил меня на постоялом дворе неподалеку от конторы редакции и висел над душой, пока я превращал своего выдуманного Олимпийца в самого тупого, неуклюжего и отвратительного типа, которого только видела Вселенная. Чем более презрительно комичным становился Олимпиец, тем больше нравился Маркусу. Равно как и всем остальным сотрудникам издательства, как и руководителям филиалов в Киеве, Манахаттане, Калькутте и парочке других городов мира. Маркус с гордостью сообщил мне, что моя книга выйдет во всех этих городах одновременно.

– Юл, с этим мы будем первыми в мире! – восторгался он. – Ведь это же золотая жила! Деньги? Естественно, что я стану платить тебе еще больше. Ты же сейчас на волне!

Понятное дело, телестанции тоже заинтересовались, причем до такой степени, что подписали договоры еще до завершения переделок. Сенсацию вынюхали газеты, каждую минуту присылавшие ко мне журналистов, и это занимало каждое мое свободное мгновение, не занятое переделками, корректурой, позированием на обложки и заключением договоров на авторские встречи. Короче, некогда было в гору глянуть, пока я, наконец, не очутился на борту самолета, чтобы лететь в Александрию, к своей невесте.

Сэм встретил меня в аэропорту. Он выглядел еще более постаревшим и уставшим, к тому же, махнувшим на все рукой. Когда мы ехали в дом Рахили, где уже начали собираться свадебные гости, я попытался его развеселить. Меня буквально переполняла радость, хотелось ею поделиться. Наудачу я сказал:

– Во всяком случае, теперь ты можешь вернуться к своей настоящей работе.

Он поглядел на меня как-то странно.

– Это что, писать научные романы?

– Да нет же! Это моя работа. А у тебя есть личный межзвездный зонд, так что работы хватает.

– Юл, – печально сказал он. – Ты что, только проснулся? Разве ты не знаешь последнего сообщения Олимпийцев?

– Ясное дело, что знаю, – обиженно ответил я. – О нем все знают. – А потом задумался, и до меня дошло, что это Рахиль сказала мне про него, сам же я его напечатанным не видел. – Я был очень занят, – неуклюже стал оправдываться я.

Сэм посмурнел еще больше.

– Так ты не знаешь их сообщения, что они не только порывают с нами контакт, но и отключают все наши зонды?

– Но, Сэм! Если бы наши зонды не передавали информацию, я бы услыхал про такое.

– Не услыхал бы и не знал, – терпеливо стал объяснять Сэм. – Сигналы от них пока еще идут к нам, и так будет продолжаться еще пару лет. Нас выкинули из космического пространства! Нас там не хотят!

Он прервался, выглянул в окно.

– Вот как обстоят дела, – закончил он. – Но мы уже на месте, и лучше будет, если мы зайдем в дом. Рахиль не должна долго сидеть одна под свадебным балдахином.

Если автор популярной книги любит путешествовать, то ему весьма подходит ситуация, когда он катается по всему миру, а за билеты платит кто-то другой. Рекламный отдел издательства Маркуса устроил все. Авторские встречи, раздача автографов в книжных лавках, академические лекции, передачи на телевидении, встречи с издателями, приемы – все это продолжалось добрый месяц, совсем пристойный медовый месяц.

Понятное дело, любой медовый месяц был бы прекрасным с такой женой как Рахиль, но если бы издатели не платили за все, у нас не было бы возможности посетить шесть или семь континентов (на Поларис Аустралис мы не поехали, там нет ничего кроме пингвинов). Зато по пути мы останавливались то там, то тут: на пляжах Индии и островах Ханя, в великолепных магазинах Манахаттана и более десятка других городов Западных Континентов. Мы побывали везде.

Когда мы вернулись в Александрию, строители уже закончили перестройку дома Рахили – мы решили, что он станет нашим постоянным зимним домом, хотя теперь самым главным было найти подходящий дом в Лондоне на лето. Сэм снова поселился у Рахили и вместе с Базилием торжественно приветствовал нас на пороге.

– А я думал, что ты будешь в Риме, – сказал я ему, когда мы уже уселись, а Рахиль пошла проверить, как теперь выглядит ванная.

– Я не поеду туда, пока не узнаю, почему все так произошло, – ответил он. – Исследования ведутся именно здесь, откуда мы вели передачи.

Я пожал плечами и отпил глоток вина, которое поставил перед нами Базилий. Я поглядел на кубок против света, вино было несколько мутноватым, наверняка перестояло с суслом. И вдруг улыбнулся: еще несколько недель назад даже такое вино было бы мне за счастье.

– Но мы же знаем причину, – сказал я. – Просто они решили, что мы не можем быть их партнерами.

– Это так, – взволновался Сэм. – Но почему?! Я попытался выяснить, какие именно наши сигналы они получили непосредственно перед самым отказом контактировать с нами.

– Считаешь, мы чем-то их оскорбили?

Он почесал то место на лысине, где было пятно, поглядел на меня, потом вздохнул.

– А что бы предложил ты, Юл?

– Не знаю, может то же самое, – согласился я. – Так что же это были за сообщения?

– Я не могу сказать точно. Пришлось помучиться. Насколько тебе известно, Олимпийцы подтверждали прием каждой передачи повтором последних ста сорока групп...

– Об этом я не знал.

– Было так. Последним подтвержденным сообщением была история Рима. К сожалению, это шестьсот пятьдесят слов...

– И теперь придется перечитать всю историю?

– Не только перечитать, Юл. Надо попытаться определить, что там было такое, чего мы не передавали раньше. Две, а то и три сотни исследователей сравнивают все предыдущие сообщения, и пока выясняется, что новыми были только лишь социологические данные. Мы передавали результаты всеобщей переписи: столько-то солдат, столько-то граждан, вольноотпущенников, рабов... – Тут он замялся, и после некоторого раздумья сказал: – Паулюс Магнус, не знаю, слыхал ты о нем, это алгонкин, указал на то, что в этом сообщении мы впервые упомянули о рабстве.

Он замолчал. Я ждал, потом сам попросил его продолжать:

– Ну?

Сэм пожал плечами:

– А ничего. Паулюс сам раб, так что это его мания.

– Не могу понять, что общего имеет с этим рабство? – заметил я. – А другого ничего не было?