Походка пьяницы - Пол Фредерик - Страница 4

Спустя мгновение Эгерт примирительно кивнул головой.

– Ну ладно. Конечно, где мне тягаться с Мастером Конутом!

Лусилла нахмурилась.

– Эгерт, я надеюсь, ты не станешь считать… Я имею в виду, именно потому, что ты решил, что я интересуюсь Мастером Конутом, я надеюсь…

– Нет, – усмехнулся он. – Я не дам ему выпасть из окна. Но ты знаешь, Лусилла, хотя ты такая хорошенькая, сомневаюсь, что Мастер Конут подозревает о твоем существовании.

Психоаналитик проводил Конута до двери. Он был в ярости, что не продвинулся ни на шаг, – нет, не с Конутом, а в этом деле в целом.

– Мне очень жаль, но я больше не могу откладывать свои дела, – решительно сказал ему Конут.

– Боюсь, это произойдет, если ваши попытки увенчаются успехом.

– Но ведь вы собираетесь мне помочь? Или мы просто зря тратим время?

– Во всяком случае, это лучше, чем вообще не сопротивляться.

Конут пожал плечами в ответ на это логически непогрешимое утверждение. Психоаналитик продолжал уговоры.

– Вы не останетесь у нас даже на ночь? Наблюдение могло бы дать толчок к разгадке…

– Нет…

Психоаналитик колебался. Потом махнул рукой.

– Хорошо. Думаю, вам известно, что если будет принято соответствующее решение, вашего согласия не потребуется. Я просто передам вас в распоряжение Медицинского Центра.

– Конечно-конечно, – успокаивающе проговорил Конут. – Но ведь у вас ничего не вышло. Разве вы уже не пытались получить предписание в канцелярии Президента?

– Обычная чиновничья волокита, – проворчал психоаналитик. – Они не понимают, что программа психического здоровья нуждается в небольшой поддержке, хотя бы раз за столько лет…

Конут вышел, предоставив собеседнику бормотать дальше.

Во дворе на него обрушились жара и шум. Но Конут этого даже не заметил, он давно привык.

Он достаточно пришел в себя, чтобы думать о своем утреннем спасении без содрогания, даже с интересом. Ощущение противоречивое, с привкусом тревоги, но Конут уже был в состоянии взглянуть на вещи с другой стороны. Как нелепо! Убить себя! Самоубийства совершают люди отчаявшиеся, несчастные, а Конут вполне счастливый человек.

Даже психоаналитик вынужден был признать это. Он только потратил время даром, копаясь в туманных детских воспоминаниях Конута в поисках давнишней психической травмы, которая гнездилась бы в тайниках сознания Конута, исподволь отравляя его существование. У него не было никаких травм! Да и откуда им взяться? Его родители – Ученые – работали в этом же Университете. Он пошел в ясли прежде, чем начал ходить, затем развивающая с помощью игр школа для малышей, которой руководили лучшие в мире специалисты в области детского воспитания. Каждый ребенок там был окружен любовью и заботой и имел все, что рекомендовали лучшие детские психологи. Травма? Это невозможно. Не только потому, что подобного не случалось вообще, результат подтвердило и конкретное исследование личности Конута. Это человек, искренне увлеченный своей работой, и если он и чувствует недостаток любви и заботы, то, вне всякого сомнения, надеется обрести их в свое время. Ему просто не приходило в голову торопить естественный ход событий.

Конут вежливо отвечал на приветствия идущих навстречу студентов. Он даже начал насвистывать одну из мнемонических песен Карла. Ребята кивали ему и улыбались. Конут был популярным профессором.

Он прошел мимо Дома Гуманитариев, Дома Литераторов, Доврачебной помощи и Башни Администрации. По мере того как он удалялся от своего здания, он встречал все меньше знакомых лиц, но и незнакомые вежливо приветствовали его из уважения к одеянию Мастера. Над головами раздался пронзительный вой пролетающего высоко в небе самолета.

Гигантский изгиб стального Моста через бухту остался позади, но Конут все еще слышал шум бесконечного потока автомобилей; издалека доносился приглушенный расстоянием гул Города.

Конут остановился у двери телестудии, где должен был провести первую лекцию. Он бросил взгляд вдоль узкой городской улицы, на которой обитали те, кто не занимался наукой. Там была другая жизнь, там была тайна. Как ему казалось, более значительная, чем безмолвный убийца у него в мозгу. Но это не та проблема, которую он когда-нибудь сможет решить.

«Хороший преподаватель должен хорошо выглядеть» – гласил один из афоризмов Мастера Карла. Конут уселся за длинный стол и начал методично наносить тон на скулы. Пока он гримировался, бригада операторов наводила камеры.

– Вам помочь? – Конут поднял взгляд и увидел своего продюсера.

– Нет, спасибо, – и он чуть-чуть подвел уголки глаз. Часы отсчитывали секунды, оставшиеся до начала лекции.

Конут замаскировал морщины (плата за звание профессора в тридцать лет) и стал наносить помаду. Он придвинулся к зеркалу, чтобы оценить результат, но продюсер остановил его.

– Минутку! Даммит, дружок, меньше красного!

Оператор взялся за диск, изображение на экране послушно становилось то чуть краснее, то чуть зеленее.

– Так лучше. Все готово, профессор?

Конут вытер руки салфеткой и надел на голову золотистый парик.

– Готов, – проговорил он, подымаясь. В этот самый момент часы показывали ровно десять.

Из решетчатого звукоизолирующего потолка студии полилась музыка, сопровождающая лекции Конута; аудитория притихла. Конут занял место за кафедрой, кланяясь, улыбаясь и нажимая на педаль суфлера, пока тот не занял свое место.

Класс был полон. По мнению Конута, присутствовало более тысячи студентов. Он любил читать лекции перед большим полным залом, отчасти как приверженец традиций, отчасти из-за того, что по лицам слушателей мог определить, хорошо ли излагает материал. Этот класс был одним из его любимых. Он живо реагировал на настроение лектора, но не заходил слишком далеко. Здесь не смеялись слишком громко, когда он включал в свой рассказ одну из традиционных академических шуток, не кашляли и не шептались.

Пока ведущий объявлял лекцию в эфир, Конут обвел аудиторию взглядом. Он увидел Эгерта, который с расстроенным и раздраженным лицом что-то шептал девушке, которая утром была в столовой. Как же ее зовут? А, Лусилла. «Повезло парню», – отрешенно подумал Конут, и тут его мысли захватила Биномиальная теорема, как всегда оттеснив остальное на второй план.

– Доброе утро, – произнес он. – Приступим к занятиям. Сегодня мы будем изучать связь треугольника Паскаля с Биномиальной теоремой.

Сопровождая его слова, по залу поплыла музыка. На мониторе за спиной Конута появились горящие буквы p+q.

– Полагаю, все вы помните, что такое Биномиальная теорема, если, конечно, не прогуливали лекций.

По аудитории прошелся легкий смешок, стихнувший сразу, как только схлынула легкая веселость.

– Степени p+q – это, конечно, их квадрат, куб, четвертая степень и так далее.

Невидимая рука начала записывать золотом на экране результат умножения p+q на себя.

– р плюс q в квадрате равно р в квадрате плюс два pq плюс q в квадрате, р плюс q в кубе…

На экране появилась запись: p3+3p2q+3pq2+q3.

– Не правда ли, ничего сложного?

Конут сделал паузу, а затем невозмутимо продолжил:

– Но если так, то почему Стики Дик утверждает, что пятьдесят процентов из вас не выдержали последнего теста?

Раздалось более оживленное хихиканье с парой громких смущенных смешков из задних рядов. Да, это был чудный класс!

Буквы и цифры исчезли с экрана, их сменила забавная выразительная фигурка каменщика, приступившая к постройке кирпичной пирамиды.

– Забудем на минутку о теореме, для некоторых из вас это не составит большого труда.

По залу вновь прокатился смешок.

– Рассмотрим треугольник Паскаля. Сейчас мы построили его в виде кирпичной стены, однако не стоит торопиться, друзья.

Каменщик остановился и изумленно повернулся к аудитории.

– Только мы начнем не снизу. Мы будем строить ее сверху вниз.

Каменщик сделал комический жест и, пожав плечами, стал стирать стену взмахами мастерка. Потом он подвесил в воздухе первый кирпич и начал пристраивать к нему пирамиду снизу.