Познать себя в бою - Покрышкин Александр Иванович - Страница 47

После этого оружейники и работники батальона аэродромного обслуживания стали серьезнее относиться к реактивным снарядам. И это сказалось, эффективность стрельбы повысилась. Мне удалось уничтожить ими несколько автомашин и подбить паровоз на перегоне.

Реактивные снаряды были очень эффективны. Помню, пошли на задание смешанной группой – шестерка И-16 соседнего полка и наша тройка «мигов». Предстояла штурмовка скопления войск противника в районе Чистякове. При подлете к цели нас пытались атаковать двенадцать итальянских истребителей «макки». Они шли сомкнутым фронтальным строем. Первыми развернулись И-16 и пустили им в лоб около десяти «эрэсов» с дистанционным взрывателем. Реактивные снаряды взорвались в строю противника. Сразу же вспыхнули несколько «макки». Как факелы они пошли к земле. Остальные итальянские истребители тут же развернулись, рванули в сторону и скрылись. После этого случая «макки» обходили стороной наши самолеты.

Весной на смену выбитым нашими истребителями «хеншелям» появились новые двухфюзеляжные разведчики и корректировщики «Фокке-Вульф-189». Солдаты метко окрестили эту машину врага «рамой». Самолет ФВ-189 был нескоростной, но очень верткий, маневренный. Сбить его было не так-то просто. Над линией фронта ФВ-189 почти всегда появлялся прикрытый парой или даже четверкой «мессершмиттов». Для его уничтожения требовались умелый маневр, сковывание вражеских истребителей прикрытия, внезапная атака. Встречи летчиков полка с ФВ-189 были в основном неожиданными. Как-то такой случай произошел и с моим напарником Даниилом Никитиным.

По установленному графику он вылетел первым на закрепленном за нами «миге». Предстояла разведка тыловых объектов. Но на аэродром он вернулся раньше положенного времени. Вылез из кабины, бросил снятый парашют и шлем на крыло самолета. Вижу, стоит, задумчиво опираясь на консоль крыла. Нервно теребит планшетку. Подошел близко, но он меня вроде и не замечает.

– Даниил! Что с тобой? Что-нибудь случилось? – спросил я у него.

– «Раму» упустил, – с отчаянием махнул он рукой. – Обидно… Была уже в прицеле и ускользнула, гадина!

– Расскажи, как это произошло?

Никитин сосредоточился и довольно подробно восстановил обстоятельства боя. Пересекая линию фронта, он увидел кружащегося над нашим передним краем обороны ФВ-189. Решил его атаковать с ходу. Внезапного удара не получилось. Корректировщик своевременно обнаружил наш истребитель и резким маневром ушел из прицела. Пулеметная очередь Никитина прошла мимо. При развороте для повторного удара Никитин был атакован парой Ме-109 и скован боем. Но «мессеры», видать, не решались действовать активно. Убедившись в безопасности своего подопечного, они вышли из боя и направились в западном направлении. Никитину из-за большой выработки горючего оставалось только идти домой.

Тут же у самолета разобрали ошибки в этом бою. Я посоветовал ему в следующий раз при встрече с корректировщиком атаку наносить внезапно, на повышенной скорости – «соколиным ударом». И при этом учитывать возможность прикрытия «рамы» истребителями и не попадаться под их удар.

На следующий день первым слетал на разведку. После меня к вылету готовился Никитин. Мне же Иванов приказал слетать на аэродром авиаремонтного завода и перегнать оттуда отремонтированный МиГ-3.

Вернувшись, я увидел место, где всегда стоял самолет, пустым. Передав пригнанный самолет, подошел к нашей стоянке.

– Никитин все еще на задании? – спросил Чувашкина.

– Он пока не вернулся, хотя время полета давно уже истекло, – отозвался техник. В его голосе слышались тревожные ноты.

На телефонные запросы с соседних аэродромов ответили, что Никитин на посадку не заходил. С командного пункта дважды запрашивали авиационные части, хотя понимали, что в случае вынужденной посадки летчики стремились сами немедленно доложить об этом, чтобы не вызывать беспокойства в части.

Тревога за Даниила Никитина охватила и меня. Правда, старался не показывать беспокойства перед летчиками. Но мысли о судьбе товарища не покидали ни на минуту.

«Пока не вернулся…» Сколько событий могут скрывать эти слова: от благополучного исхода в бою до трагического конца. Счастливцы те. кому повезло сесть подбитым или выброситься с парашютом на свою территорию. Они вернутся в полк, будут дальше продолжать сражаться с врагом. Так это было и со мной. Но чаще за словами «не вернулся с боевого задания» скрывается неизвестность места и обстоятельств гибели. Такой тайной окутана судьба Константина Ивачева, Ивана Деньгуба, Степана Комлева. Нам, по-видимому, так и не удастся раскрыть ее.

Наступил вечер. Окончился боевой день. Все еще никаких известий о Никитине не поступало. С КП я зашел в комнату, где отдыхали летчики, прибывшие к нам в прошлом году. Никто не спал. Меня встретили настороженными взглядами.

– Все по-прежнему, – кратко ответил я на немые вопросы.

Не хотелось думать о самом худшем, теплилась надежда…

Поздно ночью, перед сном, с КП пришел адъютант эскадрильи Медведев.

– Получили сообщение от наземных войск. Никитин вместе с самолетом упал на переднем крае обороны, на Миусс, – голос у Медведева дрожал.

Весть отдалась тяжелой болью. Все мы любили Никитина. Погиб замечательный парень, уже сложившийся истребитель. Это была первая потеря в группе молодых летчиков, которых пришлось переучивать на МиГ-3 в Зернограде. Мне особенно часто приходилось летать с ним вместе. Радовало его успешное становление как боевого летчика. Я так надеялся, что вырастет настоящий воздушный боец, что нам не раз придется еще вместе бить противника.

На место гибели Никитина была послана аварийная команда. Но солдаты не смогли докопаться до останков летчика. Самолет глубоко вошел в заболоченный луг. Работать приходилось ночью, строго соблюдая светомаскировку, а порой и под огнем противника. Весенний разлив поднял уровень реки, и вода заполняла яму, не давала углубляться в грунт. Откачивать воду имеющимися средствами было невозможно. Воронка от упавшего «мига» стала могилой Даниила Никитина.

Старший аварийной команды инженер эскадрильи пересказал нам сообщение воинов стрелкового батальона, в расположение которого упал Никитин, о ходе воздушного боя.

На «раму», которая кружилась над нашим передним краем обороны, внезапно спикировал Никитин. Первой же длинной очередью зажег ее. Но тут со стороны солнца на него напала четверка «мессершмиттов». Никитин отважно и умело вел бой, несмотря на численное превосходство противника. Он сбил Ме-109, а потом, на встречно-пересекающемся курсе, врезался во второй. Вражеский истребитель развалился на куски, но и «миг» с отбитой половиной крыла пошел к земле. По-видимому, Никитин потерял сознание при столкновении с «мессершмиттом» и не смог выброситься с парашютом…

В жизни иногда так бывает, что беда не приходит одна. Вскоре после Никитина трагически погиб по вине авиаремонтников Лукашевич. Болью отзывается гибель в бою, но еще больнее, когда жизнь летчика нелепо обрывается из-за халатности наших же людей. Опытный истребитель, успешно выполнявший боевые задания с начала войны, погиб не от вражеских зениток или истребителей, а из-за беспечности ремонтника, забывшего молоток в фюзеляже самолета. Во время облета отремонтированного самолета молоток попал под тягу рулей глубины и заклинил управление. Выброситься из падающего «мига» Лукашевич не смог – фонарь кабины на большой скорости не открылся.

На фронте, еще в начале войны, мы поснимали с самолетов сдвижную часть фонаря. Знали, что она не обеспечивает открытие кабины в аварийной обстановке. Но авиаремонтный завод продолжал их ставить. Не посчитались с опытом летного состава…

Нелепая гибель Лукашевича возмутила летчиков. Мы потребовали строго наказать виновных. Ревтрибунал сказал свое твердое слово. Но боевого товарища мы потеряли…

В начале апреля наш полк перелетел на полевой аэродром на окраине Краснодона. Никто из нас тогда, конечно, не предполагал, что этот небольшой шахтерский городок станет известным не только у нас в стране, но и во всем мире. Молодые патриоты, комсомольцы прославят его своей героической борьбой с немецкими захватчиками.