Небо войны - Покрышкин Александр Иванович - Страница 46

Моя группа уже сидела на аэродроме. За нашими молодыми такого организованного бегства я не наблюдал. Что здесь имело значение — их воспитание или то, что я «чужой» ведущий? Я явился к командиру полка и сказал, что больше с его летчиками в бой не пойду. Он принял мой отказ, выразив сожаление. Раздумывая над этим фактом, я еще выше оценил нашу работу в полку по воспитанию и вводу в бой молодых летчиков. Надо нашими пополненцами дорожить.

Прошло несколько дней, а от Фигичева и Комосы не поступило никаких вестей. Виктор Петрович встревожился и решил сам лететь по их следам. Вечером он вылетел, а утром нам сообщили, что его положили в госпиталь. На одном из аэродромов он при запуске УТ-2 сильно повредил себе руку.

Все летчики сильно переживали, узнав, что Иванов может совсем не вернуться в полк. Теперь каждый из нас еще глубже осознал, кем был для нашего коллектива этот замечательный человек. Враг давил на нас численным превосходством. Непрерывное отступление без надежды на скорую стабилизацию фронта угнетало до предела. Но и в этих условиях наши летчики сохраняли высокие боевые качества. Постоянную моральную поддержку мы находили прежде всего у командира и комиссара.

Однажды утром, до получения боевой задачи, начальник штаба зачитал нам приказ о назначении майора Краева командиром нашего гвардейского истребительного полка. Лично меня очень удивила эта новость. Среди летчиков Краев не пользовался авторитетом. По своим деловым качествам и летной подготовке он явно не подходил для столь высокого поста. К тому же он становился командиром полка в очень трудное для нас время. Кажется, и сам Краев понимал, как тяжело ему придется. В полку осталось всего пятнадцать летчиков и полтора десятка потрепанных в боях ЯКов.

Честно говоря, меня тревожили и личные взаимоотношения с Краевым. Недружелюбие с его стороны я почувствовал во время первого же построения.

Глядя в мою сторону, он сказал:

— Итак, с сегодняшнего дня я ваш командир. Я наведу порядки. Выбью из вас ивановские привычки. Меня возмутили эти слова.

— Зачем так говорить об Иванове? — не сдержался я. — Командовал он как следует, с ним полк стал гвардейским.

Краев не ответил на эту реплику, но, поняв, что сказал лишнее, продолжил разговор с нами уже другим тоном.

После построения ребята стали упрекать меня:

— Зачем задеваешь его?

— Теперь держись.

— Не терплю несправедливости!

— Новая метла… известно.

— Не в этом дело. Нападая на Иванова, он осуждает и всех нас. А за что?

Кубань пылала в огне. На кубанскую землю, по которой проходили дороги на Грозный, Майкоп, Баку и Сочи, гитлеровцы бросили огромное количество войск и боевой техники. На каждый наш танк приходилось девять вражеских, на каждый самолет — десять.

Фашисты шли за нами по пятам. Мы то и дело меняли аэродромы.

Сегодня перебазировались еще южнее. Отсюда уже видны Кавказские горы. Аэродром пустой. Батальон обеспечения, техники где-то движутся по дорогам. Горючего нет. Но отдохнуть не пришлось. Едва мы затащили самолеты в капониры, как в небе показалась девятка «юнкерсов».

Где-то неподалеку от нас располагался истребительный полк ПВО. Можно было рассчитывать на помощь соседей. А в ней мы очень нуждались: горючего осталось мало, боеприпасы тоже почти все растратили при штурмовке. Однако как можно было бездействовать, когда на город летят вражеские бомбардировщики?

Наше появление в воздухе для немцев было неожиданностью. Они привыкли хозяйничать здесь безнаказанно. Дерзкими атаками мы рассеяли противника, заставили его сбросить бомбы где попало. На аэродром возвращались без снарядов и на последних каплях горючего.

Командир полка, приехавший на грузовике вместе со штабом, одобрил наши самостоятельные действия. Когда мы беседовали около автомашин, к нам подошел старик пастух и стал с любопытством нас рассматривать. Кто-то по-военному строго спросил, что ему здесь надо. Старик засуетился, вспомнив об оставленном стаде, но мешкал, не уходил. Наконец он осмелел и, сняв соломенную шляпу с седой головы, сказал:

— Сыночки, значит, вы заградите небо от басурманов? Теперь мы посмотрели на него с любопытством.

— А что, дедушка, они часто сюда летают? — спросил я,

— А то как же. Житья от них нету, окаянных. Каждое утро рвут бомбами и палят наш город.

— Каждое утро?

— Без прогула, сыночек, налетают.

Если бы пастух был опытным человеком, он бы без труда определил по нашему виду и по количеству расположенных на аэродроме самолетов, как мы устали и как мало у нас сил для того, чтобы «заградить небо». Но он был стар, чтобы самому это понять, а нам было незачем откровенничать с пастухом и лишать его надежды.

— Хорошо, дед, мы их отучим! — сказал за всех Федоров.

— Если бы, если бы, родненькие. Проучите их. А то ведь вон куда уже забрались, душегубы!

Старик надел шляпу и засеменил к стаду. Мы молча смотрели ему вслед.

Из землянки КП вышел майор Краев.

— О чем толкуете? — спросил он.

— Старик рассказывает, что немцы каждое утро налетают на город, — ответил я. — Вот бы утречком подняться им навстречу.

— Это не наше дело. На это есть истребители ПВО. Им виднее, где и кого перехватывать. А для нас и на фронте работы много.

По лицам ребят я понял, что они не разделяют мнения своего самоуверенного командира. Если фашисты будут каждый день налетать на городок, то и нам не видеть покоя.

Когда мы через некоторое время поехали в столовую на ужин, я потихоньку сказал ребятам нашей эскадрильи: «Сегодня ночуем на аэродроме». Я решил оставить эскадрилью на ночь у самолетов. Во-первых, завтра утром мы не будем связаны с машиной, которая возит нас на аэродром. А во-вторых, если мы приедем сюда вместе с Краевым, он не позволит нам лететь на перехват «юнкерсов». Летчики с радостью согласились. Их тоже увлекла мысль о внезапном нападении на вражеских бомбардировщиков.

Ночевали мы в лесополосе. Перед рассветом я разбудил товарищей. Решили, что двое будут дежурить, а трое могут еще немного подремать под крыльями своих машин.

Рассвело. Сидеть в кабине было тяжело — ныла спина. Я вылез из самолета и, не снимая парашюта, лег на крыло.

— Летят! — вдруг закричал Чувашкин.

Я вскочил в кабину, запустил мотор и повел машину на взлет. За мной стартовали Бережной и Науменко, чуть позже — пара Федорова.

Поднявшись в воздух, я увидел, что девятка Ю-88 в сопровождении десяти МЕ-110 держит курс на аэродром ПВО и на город. За первой группой шла вторая — пятнадцать самолетов МЕ-110. Увидев, как взлетают ЯКи, эти фашисты повернули на наш аэродром. Мы с ходу атаковали первых налетчиков, поскольку они находились ближе к своей цели.

Наши летчики не щадили себя в бою, забыв о превосходстве противника. На земле взрывались беспорядочно сброшенные фашистами бомбы и сбитые немецкие самолеты. Внезапность нападения и смелость атак позволили нам добиться успеха. Мы не допустили к городу «юнкерсов» и преследовали их, пока было чем стрелять.

Федоров своей парой встретил вторую группу вражеских самолетов на подступах к нашему аэродрому. Нескольким «мессерам» удалось прорваться к цели, но сброшенные ими бомбы упали на пустые капониры.

В этом бою мы сбили пять вражеских самолетов. У нас же пострадала только одна машина, которая оставалась на земле и была «раздета» взрывной волной.

Едва мы успели возвратиться на аэродром и расставить самолеты по укрытиям, как к командному пункту один за другим подъехали два легковых автомобиля. «Газик» командира полка мы сразу узнали. А кто же подкатил на «эмке»? «Ну, наделали шуму, — подумал я. — Влетит мне от Краева за самовольство».

У КП нас встретили командир дивизии Шевченко, комиссар Мачнев и майор Краев. Оказывается, комдив приехал дать кое-кому нагоняй за то, что полк не поднялся навстречу «юнкерсам». Находившихся в воздухе ЯКов он принял за самолеты ПВО. Увидев теперь на нашем аэродроме воронки от бомб, генерал сразу же набросился на Краева: