Правда и неправда о семье Ульяновых (СИ) - Клейменов Гелий - Страница 38

 Одной лихорадкой злоключения Ленина в Женеве не исчерпались: в октябре 1903 г., за день до начала «Второго съезда заграничной лиги русской социал-демократии», Ленин на велосипеде на полном ходу наехал на трамвайные пути, упал и ударился лицом о каменную мостовую.  Врач промыл рану, наложил шов и несколько успокоил: ушиб глазного яблока, надо надеяться, не повредит зрению. С  некоторым опозданием с повязкой на глазу Ленин явился на съезд.

 Не изменял своим правилам Владимир Ильич и в Швейцарии - по выходным они отправлялись на прогулки по окрестностям, а летом совершали дальние путешествия. В Женеве в 1904 г. в семье Ленина некоторое время жила Мария Эссен, обаятельная тридцатидвухлетняя женщина. Крупская ее называла «зверь», за ее энергию.  О совместной прогулке в горы позже  Мария Эссен вспоминала: «Это было весной 1904 г. Я должна была уже вернуться в Россию, и мы решили на прощанье "кутнуть" - совершить совместную прогулку в горы. Отправились Владимир Ильич, Надежда Константиновна и я. Доехали на пароходе до Монтре. Побывали в мрачном Шильонском замке - в темнице Бонивара, так красочно описанном Байроном ("На лоне вод стоит Шильон..."). Видели столб, к которому был прикован Бонивар, и надпись, сделанную Байроном. Из мрачного склепа вышли и сразу ослепли от яркого солнца и буйной, ликующей природы. Захотелось движения. Решили подняться на одну из снежных вершин. Сначала подъем был легок и приятен, но чем дальше, тем дорога становилась труднее. Было решено, что Надежда Константиновна останется ждать нас в гостинице.

 Чтобы скорее добраться, мы свернули с дороги и пошли напролом. С каждым шагом труднее карабкаться. Владимир Ильич шагал бодро и уверенно, посмеиваясь над моими усилиями не отстать. Через некоторое время я уже ползу на четвереньках, держась руками за снег, который тает в руках, но не отстаю от Владимира Ильича. Наконец добрались. Ландшафт беспредельный, неописуема игра красок. Перед нами как на ладони все пояса, все климаты. Нестерпимо ярко сияет снег; несколько ниже - растения севера, а дальше - сочные альпийские луга и буйная растительность юга... Владимир Ильич  был весел и жизнерадостен».

 В отношениях между Лениным и Марией Эссен Крупская усмотрела «измену» Ленина. И причины для такого вывода были: присутствие Марии всегда волновало Ленина, он подолгу оставался с ней наедине, они вдвоем совершали длительные прогулки в горы, когда Крупская уже спала (она рано ложилась), Ленин и Мария долго еще «сумерничали», на собрания ходили без Крупской. Крупская это терпела, и долго, но не выдержала. Скандал между Лениным и Крупской получился грандиозный, в ходе которого жена прямо обвинила супруга в измене с Марией. Скандал получил огласку в социал-демократических кругах. Ленин ни в чем не признавался.

 Мария уехала в Россию, на границе ее арестовали. Ленин написал ей в тюрьму 24 декабря 1904 г.: «Не падайте духом, теперь мы все оживаем и оживаем. Так или иначе, немножко раньше или немножко позже надеемся непременно и Вас увидеть. Черкните о своем здоровье и, главное, будьте бодры: помните, что мы с Вами еще не так стары, - все ещё впереди... Ваш Ленин». Письмо Марию взволновало. Она вспоминала: «После такого письма пребывание в тюрьме стало особенно невыносимым. Мучительно потянуло на волю, на работу».

 12 июня 1904 г. Ленин и Крупская, отправляясь в путешествие по Швейцарии, остановились на восемь дней в Лозанне. «Сейчас мы в Лозанне – писала Надежда своей свекрови - Уже с неделю, как выбрались из Женевы и отдыхаем в полном смысле этого слова. Дела и заботы оставили в Женеве, а тут спим по 10 часов в сутки, купаемся, гуляем - Володя даже газет толком не читает, вообще книг было взято минимум, да и те отправляем нечитанными завтра в Женеву, а сами в 4 часа утра надеваем мешки и отправляемся недели на 2 в горы... За неделю мы уже значительно "отошли", вид даже приобрели здоровый. Зима была такая тяжелая, нервы так истрепались, что отдохнуть месяц не грех, хотя мне уже начинает становиться совестно». А затем 20 июня с рюкзаками за плечами  из Лозанны направились в сторону Монтре, поднялись в горы, спустились в долину Роны, затем двигались  вверх по реке. Август провели недалеко от Лемана, в деревушке Пюиду, на берегу маленького озера Лак-де-Бре, где по утрам купался Владимир. Их приютил крестьянин Форне, уступив второй этаж дома.

 Об этой прогулке Н. К. Крупская писала: «В конце июня 1904 г. мы с Владимиром Ильичем на¬дели мешки за спину и отправились на месяц в горы, куда глаза глядят. Пожили недельку в Лозанне, набрались немного сил, а потом взобрались куда-то над Монтре, забрались в дичь и глушь, к каким-то

 лесорубам, которые рассказали нам, как выбраться на дорогу и где заночевать. Через Эгль спустились в долину Роны, зашли в Бе-ле-Бен (Bex-les-Bains) к моей товарке по школе и курсам, по¬том долго брели вдоль Роны, верст 70 сделали - это была самая утомительная часть путешествия. Наконец, перебрались через Геммипас (Gemmipass) в Оберланд, были у подножия Юнгфрау, потом, отбив себе порядком ноги и изустав вконец, поселились на Бриенцском озере (Brienzersee) в Изельтвальде (Iseltwald), где прожили около недели, чтобы потом опять двинуться в путь-дорогу, через Интерлакен и Зимменталь назад в женевские края. Смена впечатлений, горный воздух, одиночество, здоровая усталость и здоровый сон прямо целительно повлияли на Владимира Ильича. Опять вернулись к нему сила и бодрость, веселое настроение».

 Елизавету Васильевну, тосковавшую по родине, проводили в Петербург. Квартиру освободили, и переехали  поближе к центру Женевы. С лета 1904 г. по осень 1905 г. Владимир Ленин был прописан как литератор на улице Каруж в доме 91-93 на третьем этаже. В это время здесь жили семьи Бонч-Бруевич, Лепешинских, Мандельштамов, Абрамовых, Ильиных. В этой своеобразной штаб-квартире женевских большевиков располагалась редакция газеты «Вперед», которую вскоре сменила газета «Пролетарий», а внизу - большевистская столовая Лепешинских. На желтом пятиэтажном доме мэрия Женевы в 1967 г. торжественно установили  мемориальную табличку с надписью по-французски: «Владимир Ильич Ульянов-Ленин, основатель Советского государства, жил в этом доме в 1904-1905 гг.».

 Бежавший из России после «кровавого воскресенья» Гапон оказался в феврале 1905 г. в Швейцарии. «Через некоторое время после приезда Гапона в Женеву,— писала Крупская,— к нам пришла под вечер какая-то эсеровская дама и передала Владимиру Ильичу, что его хочет видеть Гапон. Условились о месте свидания на нейтральной почве, в кафе. Наступил вечер. Ильич не зажигал у себя в комнате огня и шагал из угла в угол. Гапон был живым куском нараставшей в России революции, человеком, тесно связанным с рабочими массами, беззаветно верившими ему, и Ильич волновался перед этой встречей». «Владимир Ильич, придя со свидания с Гапоном, рассказывал о своих впечатлениях. Тогда Гапон был еще обвеян дыханием революции. Говоря о питерских рабочих, он весь загорался, он кипел негодованием, возмущением против царя и его приспешников. В этом возмущении было немало наивного, но тем непосредственнее оно было. Это возмущение было созвучно с возмущением рабочих масс. "Только учиться ему надо,— говорил Владимир Ильич.— Я ему сказал: "Вы, батенька, лести не слушайте, учитесь, а то вон где очутитесь",— показал ему под стол"». Вождь большевиков с большой заинтересованностью слушал Гапона, потом цитировал его в своих статьях. Бывшего священника приняли в ряды РСДРП. Но уже в мае он вышел из этой партии. У Гапона была идея объединить всех революционеров и стать во главе их. Он обратился с открытым письмом к социалистическим партиям в России. Вернулся в Россию, но в 1906 г.  был убит рабочими, как провокатор.

 В конце октября 1905 г. Ленин и Крупская уехали в Россию. Об их приезде в Петербург Крупская вспоминала: «Четыре года почти прожила я за границей и смертельно стосковалась по Питеру. Он теперь весь кипел, я это знала, и тишина Финляндского вокзала, где я сошла с поезда, находилась в таком противоречии с моими мыслями о Питере и революции, что мне вдруг показалось, что я вылезла из поезда не в Питере, а в Парголове. Смущенно я обратилась к одному из стоявших тут извозчиков и спросила: "Какая это станция?" Тот даже отступил, а потом насмешливо оглядел меня и, подбоченясь, ответил: "Не станция, а город Санкт-Петербург».