«...Расстрелять!» - Покровский Александр Михайлович - Страница 12

– Витя (укоризненно)… Пехотный офицер образца 1913 урожайного года сообщил бы офицерскому собранию: «Элегия… эле-гия, а не женщина» или сказал бы: «Ее бедра метались, как пойманные форели», а Витенька, интеллект которого неизмеримо выше табурета, говорит «баба». И с этой женщиной он провел лучшие минуты сегодняшней ночи…

– Да пошел ты…

– ЧТО ВЫ ПОЛЗЕТЕ, КАК БЕРЕМЕННАЯ МАНДАВОШКА ПО МОКРОМУ… ХУУУ-Ю?!!

– А-а-а-тдать носовой!

– Есть, отдать носовой!

– Отдать кормовой!

– Есть, отдать кормовой!

– Проверить буй усилием шести человек на отрыв!

– Есть, проверить буй усилием шести человек на отрыв!.. Проверен буй усилием шести человек на отрыв!.. Буй оторван…

– ПА-ЧЕ-МУ?!! (Пятнадцать восклицательных знаков.) Па-че-му не стрижен?!! (Глаза оловянные.)

– Так… тащ капитан второго ранга… ведь перешвартовка… а время теперь на подготовку к вахте не предоставляют… я докладывал… а в парикмахерской очередь…

Визг:

– Пачему не стрижен?!!

– Тык… я же… время же не дают… я отпрашивался… сегодня…

Вой:

– ПАЧЕМУ НЕ СТРИЖЕН?!!

– Тык… времени… же… а в парикмахерской…

– Хер в парикмахерской, хер! Почему не стрижен?! Длительное молчание по стойке «смирно», потом:

– Есть…

Что и требовалось…

Состояние естества

«Все пропьем, но флот не опозорим!»

– Да… был у нас один… непьющий… вообще ничего не пил совершенно… из партии исключили… он думал, что все тут – как в газетах… ну и от несоответствия совсем… одичал… командир его как вызовет на профилактику… так он выходил от него, и его тошнило… аллергия у него была… на командира… отказался с ним в автономку идти… ну и выгнали его… а что делать…

Твердые, как дерево; обветренные, как скалы; пьют все, что горит, после чего любят бешено все, что шевелится.

Белая ночь, розовая вода, тишь. По заливу медленно маневрирует тральщик. Гладь. На мостике три вытянувшиеся, остекленевшие рожи (по три стакана в каждой). В глазах – синь. Воздух хрустальный. Баклан пытается сесть на флагшток. Мегафон в его сторону, и с поворота:

– Ты куда-а! Ку-да! Та-кой-то и такой-то рас-ку-ро-чен-ный па-пу-а-с!!!

По рейду: «…ас …ас …ас…»

С испугу баклан срывается и, хлопая крыльями, летит. Вслед ему на весь залив:

– Вот так и лети… ле-ти… к та-кой-то ма-те-ри!!!

Комбриг перед строем, в подпитии, фуражка на глаза, чтоб никто не заметил. Из него факел метра на полтора. Покачиваясь, сложив губы дудочкой, примеряясь:

– Ну-у… Кто у на-с за-ле-тел?.. се… дня…

– Да вот, Плоскостопов…

– Плос-кос-то-пов! (Тыча пальцем.) Обрубок вы… а не офицер…

– Товарищ командир, тут вот телефонограмма для вас. Командир слегка не в себе, старательно не дыша:

– А выбрось ее… сь… сь…

– А? Что вы сказали, товарищ командир, куда? – дежурный склоняется от усердия.

– Выб-рось ее к-к-к… х-хе-рам…

На офицерском собрании:

– …И далее. Лейтенант Кузин привел себя в состояние полной непотребности и в этом состоянии вошел сквозь витрину прилавка магазина готового платья и всем стоячим манекенам задрал платья, после чего он вытащил свой…

Комдив, прерывая докладчика:

– Лейтенант… Лейтенант встал.

– Вы что, не можете себе бабу найти?!.

– Что?! Опять?! И уписался?!. Где он лежит?!. Так… ясно… струя кардинала, почерк австрийский…

– Пол-ный впе-ред!

– Так… товарищ командир, пирс же…

– Я те что?! Я те что, клозет тя поглоти?! Полный…

Т-та-х!!!

– На-зад… Отдать носовой…

На пирсе строй полупьяных со вчерашнего матросов. Отмечали приказ. Перед ними замполит: два метра и кулаки слава Богу, с голову шахматиста. Зам проводит индивидуальную беседу со всем строем одновременно:

– Я уже задрался идти вам навстречу!!! Облупился… весь! Ноги отстегиваются! Куда ни поцелуй моряка, везде жопа! Ублюдки! Рокло! Салаги! Карасьва! (Волосатый кулак под нос.) Вот вам, суки, и вся политработа! Всем понюхать!

Все понюхали. Пожалуй, все… а теперь на горшок и спать. Такая армия непобедима…

Белиберда

(но флотская)

Будущее

«… И осталась от человека только дымящаяся дырка… и пепел… пепел… пепел… и ногти из пепла… с траурной каймой».

Пропел, прокричал, проорал, прорычал, проскулил, провыл, залопотал… пискнул, чикнул, чирикнул… прососал… – и все это на флоте синонимы слова «сказал».

– Смотрю я на своего начальника и думаю: «Какое славное специфически мужицкое лицо». А он разговаривает со мной, отрывая себе зубами заусеницу.

– Смотреть нужно только взад… исторически, разумеется… только так и можно двигаться вперед…

– Прошу разрешения чего-то не знать… Прошу разрешения видеть, но не все… Прошу разрешения различать, но только частности… Прошу разрешения чувствовать, но не до конца… Прошу разрешения страдать, но не тем местом…

Надо же что-то оставить и для начальства…

– А я ему скажу! Я скажу ему такое, что он икнет, в конечном итоге. Я скажу ему: «Я вижу вас только в очень крупную лупу!»

– Это когда предмет наблюдается непосредственно за… лупой…

– Где эта мыльная принадлежность?! А-а… вот вы где! Ну-ка, идите сюда, встаньте тут, я буду на вас смотреть…

– Куквин! Вы способны меня потрясти. Вы потрясете меня когда-нибудь… Куквин. У вас нет случайно консерваторского образования? Но вы же скатываете шланги, как композитор…

– Хочется гладить вашу голову веками. Гладить ее, гладить… Когда гладишь вашу голову, возникает чувство сопричастности к чему-то бесконечно круглому…

– Агаты… агаты… агаты… Хочется агатов… Хочется нащупать агаты… Тянешь руку, а попадаются всё не агаты…

О ней

«…Загадочная, очаровательная, нежная, изумительная тысячу раз. Пытка моя. Сейчас 21 час. У вас там по телевизору идет телепрограмма «Время». Передают дыхание страны. А у тебя в ванне шумит вода. Ты моешься. Атласная. Думаешь ли ты обо мне? Я о тебе думаю. За тысячи километров от берега. Передо мной твоя карточка. Она стоит, опираясь на стол. Твое изображение. Оно вырывает из меня чувствительный стон. Мучительная. Он выходит, оставляя осадок на хрустале моей души…»

«…они лежали на персицких коврах. К их голым спинам липли окурки…»

– Яйца, яйца, яйца и много одинокого пейзажа. Что это?

– А черт его знает…

– Это яйцепровод в Тюмени.

Музыкальная тема

«…музыка лизала ему уши…»

Морская тема

«…море лизало ему ноги…»

Тема золотой середины

«… в середине его никто не лизал…»