Сокол и Ласточка - Акунин Борис - Страница 72

— Да. Просто стойте, и всё. Можете сесть на песок. И не тряситесь. Вам ничего не угрожает.

Эти слова мэтра Салье не успокоили.

— Если вас перебьют, одному мне с яликом не справиться. Всё преимущество — успею помолиться перед смертью.

Гарри заметил:

— Никто вас насильно сюда не тащил. Четверть сундука, набитого отборными алмазами, изумрудами и рубинами, стоят того, чтобы рискнуть жизнью.

Летиция спросила, показывая на края горного массива:

— Что это там за чёрные полосы?

Обрыв действительно был словно расчерчен вертикальными линиями.

— Трещины. Там целый лабиринт. Один я знаю дорогу к руднику.

— Какому руднику? — спросил писец, навострив уши. — Вы мне про него не говорили.

— Мне тоже, — хором произнесли мичман и Летиция.

— Не говорил, так расскажу. У нас на «Бешеном» был один испанец. Он и рассказал Пратту, что на Сент-Морице есть отличное место, бывшая копь. Старый Руис в юности служил там охранником, когда рудник ещё не прикрыли.

— А что в нём добывали? — спросил Клещ.

— Серебро. Руду грузили на корабль раз в месяц, во время большого прилива. А потом жила иссякла. Поэтому остров уже лет сорок как покинули.

Шлюпка скрипнула килем по песку. Люди спрыгнули в мелкую воду, я полетел вперёд, на разведку. Если Чёрная Королева устроила засаду, я замечу и предупрежу своих, подумал я.

Но Летиция закричала:

— Клара, Клара, назад!

Я вернулся, а она схватила меня и обвязала шнурок вокруг моей ноги!

Оказывается, это Логан её подучил.

— Так-то лучше, — сказал штурман. — Вы не знаете, что такое дикари. Они верят во всякую чушь. Для них звери и птицы — такие же существа, как люди. Если они заметят, что от нас к ним летит попугай, примут его за лазутчика и могут напасть.

«Значит, дикари умнее вас, так называемых представителей цивилизации!» — крикнул я, но поделать ничего не мог. Оставалось довериться судьбе.

Итак, я сидел, привязанный шнурком, а Летицию и Гарри, в свою очередь, посадил на верёвку Проныра, направившийся в сторону шхуны. В руке он тащил плетёный кувшин с ромом, куда Летиция при мне всыпала какого-то белого порошка.

Логан шипел:

— Виляйте задницей, Эпин. И семените, семените! Что вы топаете, как журавль? Пару раз споткнитесь — женщины неловки. Пугливо озирайтесь, вот так.

Он показал, как надо озираться, да взвизгнул, да прикрыл рот ладонью. Моя девочка смотрела на эти кривляния недобрым взглядом.

На сердце у меня скребли кошки. Всех нас очень скоро могли прикончить. Гарри был прав, когда сказал, что для птицы чернокожие исключения не сделают. Большинство народов, живущих в тесном родстве с природой, относятся к животным без высокомерия — почитают или ненавидят нас так же, как себе подобных.

Если наша миссия и увенчается успехом, это будет означать, что моя питомица, самое дорогое мне существо, при помощи яда хладнокровно умертвила дюжину человек. Смогу ли я относиться к ней после такого злодеяния по-прежнему?

Мы были уже недалеко от корабля, но с него не доносилось ни звука. Ветерок шевелил гирлянды ярких цветов, развешанные по вантам. На верхушках бортов белели какие-то шары, посверкивая весёлыми искорками.

— Так было и в тот раз, — вполголоса сообщил Гарри, облизывая сухие губы. — Мы приплыли на лодке. Увидели шхуну. Поднялись на борт — пусто. А потом они напали в каньоне, когда наши возвращались к лагуне…

Мичман вошёл в воду по пояс, в нерешительности остановился перед свисающей с борта лестницей.

— Давай, кричи! — шепнул ирландец.

Проныра дрожащим голосом воззвал:

— Привет капитан Пуру… То есть, салюта-пурутата!

Ни звука в ответ.

Он крикнул ещё несколько раз — опять ничего.

— Может, они в джунглях? Или передохли от болотной лихорадки? — спросил мичман.

— Дикари не болеют лихорадкой, — мрачно ответил Гарри. — Ой, не нравится мне это… — Он засунул руку под корсет и щёлкнул там чем-то железным. — Ладно, полезли.

— После вас, — быстро сказал Проныра, отодвинувшись от трапа.

Я захлопал крыльями: «Пустите вперёд меня! Отвяжите!» Но дураки не поняли.

— Ладно. Была не была…

Издавая писклявые повизгивания, должно быть, казавшиеся ему очень женственными, штурман начал подниматься.

На кромке борта он всплеснул руками, ойкнул, будто едва удержал равновесие.

— Никого не ви-идно, — пропел он фальцетом. — Лезьте сюда-а!

Летиция вскарабкалась второй. Последним — бледный мичман.

— Мамочка моя! — пролепетал он, с ужасом глядя на верхушку фальшборта.

То, что я издали принял за белые шары, оказалось человеческими черепами. Кто-то аккуратно соскоблил с них плоть и украсил верхушки разноцветными ракушками.

— …Четырнадцать, — посчитал Гарри. — В прошлый раз этой красоты не было. Ну, десять — это наши ребята с «Бешеного», а кто остальные четверо? Наверно, какие-нибудь бедняги-буканьеры заплыли поохотиться на диких свиней…

Втроём они вышли на середину палубы, не замечая, что жмутся друг к другу. У меня и самого от страха встопорщились все перья.

— Джереми говорил, что в капитанской каюте у них храм Морского Демона. Туда они носят подношения. А живут дикари в трюме, для королевы там отгорожен угол… Идём что ли?

Гуськом спустились вниз: впереди Логан, потом мы с Летицией, сзади Проныра.

Трюм на шхуне был широкий, и с очень низким потолком, как на большинстве судов, промышляющих работорговлей. Пахло там мускусом, травами, дымом — совсем не по-корабельному.

— Что это? — прошептала Летиция, схватив штурмана за рукав.

Откуда-то из темноты (не было видно ни зги) донёсся странный звук: будто тихонько захныкал ребёнок. Что-то щёлкнуло. И тут же опять наступило безмолвие. Мы затрепетали.

— Салюта капитана Пу… Пурутата! — жалобно вскрикнул Проныра.

Тишина.

Я пытался вглядываться во мрак и растопырил крылья, готовясь защитить мою девочку от опасности.

— Не бойся, глупышка, я с тобой, — сказала она, дотронувшись до меня.

Стало обидно. Неужто после всего, что я для неё сделал, меня можно считать трусом и «глупышкой»?

И снова донёсся звук — самый невинный из всех, какие только можно вообразить. Но за всю свою жизнь я не слышал ничего ужаснее.

В полной тьме, в абсолютной тишине загугукал младенец.

Густой, будто охрипший спросонья голос сказал:

— Мачумба!

С двух сторон в трюм ворвались яркие столбы света — это справа и слева откинулись люки. Я прищурился, полуослеплённый. Слишком резок был переход от кромешного мрака. Взвизгнул и кинулся назад к лестнице Проныра, но споткнулся обо что-то и упал.

Я увидел по бокам двенадцать фигур. Они были похожи на статуи могучих атлетов, вырезанные из эбенового дерева. Это подданные королевы Шаши открыли по её команде пушечные порты. Сама предводительница сидела в кормовой части трюма на охапке душистых трав. Толком разглядеть её мне в первую минуту не удалось, возникло лишь ощущение чего-то гигантского, бегемотообразного. Воины были одеты в соломенные юбки, на груди у них висели ожерелья из акульих зубов. Королева же пребывала в царственной наготе. Никогда не видывал я грудей такого объёма. К каждой из них прилепилось по младенцу. Ещё семь или восемь малышей сидели вокруг своей исполинской мамаши, пялясь на нас круглыми глазёнками. Самому старшему из них было лет восемь. Один карапуз, очевидно, не так давно научившийся ползать, издал хныкающий звук, напугавший нас минуту назад. Королева быстрым, но мягким движением, щёлкнула его по затылку своей поразительно длинной ручищей.

Наконец, я рассмотрел её лицо. Оно было с хорошую тыкву. В кудрявых волосах белели маленькие лилии. Сочный рот находился в постоянном движении — её величество что-то жевала. Выпуклые глаза рассматривали нас очень спокойно. Задержались на мне, на «женщинах», остановились на Проныре.

— У Пупурата? — медленно произнесла Шаша.

Логан пнул мичмана ногой: отвечай!

— Ка… капитана Пупурата скоро приходи. Совсем скоро, — пролепетал Проныра, вспомнив инструкции. — А пока вот я… Двух девок привёл.