Сокол и Ласточка - Акунин Борис - Страница 20

Нигде я не видывал такой исполинской мебели, похожей на величественные испанские галеоны. Резной шкаф, весь в блестящих заклёпках, был длиной футов в пятьдесят. По стенам висели шёлковые гобелены с рельефным рисунком: на золочёных консолях переливались красками изумительные китайские вазы, в хороший корвет ценою каждая; портьеры были драгоценного утрехтского бархата — думаю, и герцогиня не побрезговала бы сшить из такой ткани парадное платье.

За столом чёрного дерева, в кожаном кресле с высокой, замысловато украшенной спинкой, сидел сухонький человек в пышном золотистом парике. На его жёлтом, в цвет парика, лице застыло выражение едкой недоверчивости. Знаю я этот тип людей. Спасёшь такого из пожара, а он вместо «спасибо» скажет: «Думал, поди, что я тебя озолочу? Ах ты хитрец!».

Это несомненно и был мсье Лефевр, собственной персоной. Он скрипел по бумаге пером, время от времени отрываясь от этого занятия, чтобы скорчить брезгливую гримасу. Должно быть, писал кому-нибудь неприятному.

Моей барышни здесь не было. Я уж хотел подлететь к другим окнам, но дверь кабинета вдруг приоткрылась, в щель сунулся некто в чёрном парике, не столь пышном, как у арматора. Должно быть, секретарь.

— Патрон, вас желает видеть молодая дама. Она назвалась госпожой Летицией де Дорн, дочерью баварского тайного советника. Велеть, чтоб обождала?

— Нет-нет, проси!

Лефевр накрыл одни бумаги другими. Похлопал себя по щекам, и его лицо, только что бывшее желчным и кислым, осветилось любезнейшей из улыбок.

— Милости прошу! — вскричал он, поднимаясь навстречу посетительнице. — Жду, давно жду! И всё приготовил, как обещал. Однако позвольте спросить, как прошло ваше путешествие? Представляю, сколь опасным и малоприятным оно было с учётом нынешних обстоятельств!

Арматор несомненно имел в виду большую войну, начавшуюся в прошлом году и поделившую Европу на два лагеря. Причиною конфликта был опустевший мадридский трон, и речь шла о том, кому достанутся богатейшие владения Испании — ставленнику французского короля, либо австрийским Габсбургам. На стороне Вены выступили Англия и Нидерланды; Версаль поддержали Испания и Бавария, так что медноволосая драчунья, стало быть, прибыла из государства, союзного Франции.

Услышав о «тайном советнике», я уж решил, что здесь разворачивается какая-нибудь шпионская интрига и огорчился, ибо, как говорил Учитель, «худшие из людей — торговцы пороком и соглядатаи». Мне не хотелось, чтоб моя благородная избавительница оказалась из этой породы. Все политические интриги и козни, на мой взгляд, ужасная мерзость. Человеку, заботящемуся о своей карме и внутренней гармонии, лучше держаться от таких дел подальше.

Но дальнейший ход беседы показал, что моё предположение ошибочно. Хоть я и мало что поначалу понял, однако сообразил: шпионство тут, кажется, ни при чём.

— Да, поездка заняла целых двадцать дней, — сказала госпожа Летиция де Дорн. — Местности, где идут бои, пришлось объезжать стороной. Но обозы и войска движутся по всем дорогам, это совершенно несносно. Однако, слава Богу, теперь я в Сен-Мало, так что давайте не будем терять времени. Вот задаток, о котором мы условились. Полторы тысячи ливров. — Она поставила на стол ларец, а сама села в кресло. — Вторую половину вы получите, когда корабль доставит сюда моего отца. Вся сумма выкупа в сундуке, который я оставила в гостинице. Я передам сундук капитану.

Лефевр открыл ларец и начал пересчитывать деньги, очень быстро и ловко. Он складывал монеты столбиками. Сразу было видно, что это занятие для него приятнее всего на свете.

— Всё точно, — сказал он, закончив, и сделал скорбное лицо. — Но… К моему глубокому сожалению, обстоятельства переменились. Всё из-за этой проклятой войны, от которой я несу кошмарные, совершенно чудовищные убытки.

— Вы хотите поднять стоимость вашего вознаграждения? — нахмурилась барышня. — Могу я узнать, на сколько?

Он негодующе замахал руками.

— Что вы, что вы! Слово Лефевра — булатная сталь!! Дело не в моей комиссии. Она останется такой же. Но вот накладные расходы…

Арматор выпорхнул из-за стола и оказался у географической карты, висящей на стене.

— Плавание в Барбарию — сущий пустяк. В мирное время наше маленькое дельце не представляло бы большой трудности. Капитан, доставляющий в Испанию или Марсель груз нашей сушёной трески, завернул бы в Сале, это разбойничье гнездо, провёл бы необходимые переговоры, взял на борт вашего батюшку, и вся недолга. Но из-за войны морская торговля прекратилась. Купеческие корабли больше не плавают.

Девушка порывисто поднялась.

— Это довольно странно! Война идёт не первый месяц! Вы могли бы написать, что отказываетесь от поручения, но вместо этого в вашем письме было сказано: приезжайте. Объяснитесь, сударь!

— Именно это я и собираюсь сделать, мадемуазель. Не хотел делать этого письменно, ибо в нынешние тревожные времена почта может быть перехвачена, а моё предложение несколько… деликатно.

— В чём оно состоит? Говорите же!

— Я не могу отправить в Барбарию купеческое судно, потому что оно станет лёгкой добычей проклятых англичан. Но можно снарядить корсарский корабль. Он быстроходен и хорошо вооружён.

— Вы предлагаете послать за моим отцом пиратов? — поразилась госпожа де Дорн.

Он засмеялся.

— У вас, сухопутной публики, довольно путаное представление о таких вещах. Корсары вовсе не пираты.

— Разве они не грабят корабли?

— Разумеется, грабят.

— В чём же разница?

— В том, что захваченного пирата вешают на рее, а корсар считается военнопленным. Потому что корсары грабят лишь те корабли, что ходят под вражеским флагом. Чтобы стать корсаром, нужно иметь патент от адмиралтейства. Получить его может далеко не всякий. А у меня патент есть. Учтите, мадемуазель: пока не закончится эта война — а она может продлиться и пять, и десять лет — никаким иным способом до Барбарии не добраться.

Барышня наморщила лоб — она всё-таки не понимала.

— Если корсарский патент — нечто совершенно законное, к чему тайны? Почему вы боялись, что ваше письмо попадёт в чужие руки?

— Потому что негоциантский дом «Лефевр и сыновья» имеет репутацию, сударыня. И я ею дорожу. Хоть многие арматоры Франции, Англии, Голландии в военное время подрабатывают корсарством, никто этого не афиширует. Ведь приходится потрошить корабли, принадлежащие вчерашним и завтрашним торговым партнёрам. Это порождает недобрые чувства, обиды, озлобление. Вот почему я могу сделать вам такое предложение только устно. У меня как раз подготовлено отличное судно: лёгкий фрегат «L’Hirondelle»,[16] с лихим, надёжным капитаном, господином Дезэссаром.

— Дез Эссаром? — повторила девушка, как бы поделив это имя на две части. — Что ж, я согласна! Корсары так корсары, только б отец поскорее вернулся! По рукам, мсье!

Она сняла перчатку и протянула арматору свою руку — слишком большую, не особенно белую и нисколько не округлую, то есть совсем не совпадающую с каноном женской красоты. Лефевр не пожал её, а склонился и почтительно чмокнул губами воздух над пальцами мадемуазель де Дорн.

— Отрадно видеть столь трогательную дочернюю привязанность. Я тронут до слёз. Однако, сударыня, как вы понимаете, одно дело — завернуть в Сале по дороге, сделав небольшой крюк, и совсем другое — снаряжать специальную экспедицию. Я имею в виду расходы.

— В какую сумму они выльются? — деловито спросила она.

— Минуточку… Сейчас прикинем.

Почтенный арматор сел на место, положил перед собой абакус и, щёлкая шариками из слоновой кости, принялся за подсчёты.

— Во-первых, жалованье экипажу с доплатой за военное время и плаванье в опасных водах… Допустим, испанцы нам союзники, а у султана Мулай-Исмаила с нашим великим монархом мир и согласие, но эти пронырливые англичане кишат во всех морях, прошу прощения, будто вши в лохмотьях. Итак, сорок матросов в среднем по 70 ливров в месяц… Кладём три месяца: покуда туда, покуда обратно, да переговоры — у мавров ничего быстро не делается… М-м-м, офицеры и капитан… Теперь припасы. Люди у меня не балованы разносолами, но по полсотни монет на каждого потратить придётся… Итого расходы на содержание команды… Ага, с этим всё.