Мангушев и молния - Покровский Александр Михайлович - Страница 9

По ночам души говорят на одном языке.

Ну, а где же пушка-малышка? Вот она, Старый Фрегат. Что ж не спиться малышке-пушке?

Слушай, Старый Фрегат, слушай. Это очень странная пушка. Ей совсем не хочется драться. «Как же бить ядрами по кораблям, людям, пушкам?» Это очень смешная пушка. Ненормальная пушка. Совсем еще малышка.

Утро брызнуло! Страхи прочь! Тени прочь! Море, море у нас впереди!

– Эй, смотрящий вперед!

– Есть, смотрящий вперед!

– Привяжи себя там!

– Есть!

Всем болячкам и ранам молчать!

Фрегат весело бежал по волнам. Хорошо бежал. Крепко держал он в руках маленькую пушку. Остальных всех он тоже держал, но вот маленькую пушку… в общем, это была приятная тяжесть.

Маленькая пушка ужасно волновалась: «Когда буду стрелять, я зажмурю глаза и ни в кого не попаду!» – твердила она себе.

«Все будет хорошо! – улыбался ее мыслям Фрегат, – Я спрячу ее бортами!» – и гнался за солнцем полными парусами…

– Шевелись! Шевелись, черти! Туже! Туже выбрать! Крепи! Сильней, я сказал! Всех наверх! К бою! Порох, ядра с обоих бортов!

Топот ног. Вот он, Вражеский Бриг. Эй, герои! Получите награду, герои!

Ну, теперь кто кого. Кто первый у кого отберет ветер. Кому солнце в глаза. Кто кому станет только игрушкой!

– Ходу к пушкам! – пошла кутерьма. Волны, паруса, мачты, дьявол! И по кругу, по кругу! Волки! Кружат, пляшут злорадные черти! «Эй, добыча! Скорей, добыча!» Сохнет горло, комок в глотке! «Порох! Порох, бездельники, порох!» Бьется сердце, как птица в клетке. Жилы вспухли, сейчас лопнут! Стонет что-то и рвется в куски! И дрожит! И трясется! Пена. В уголках рта только пена.

И колючки глаза.

Люди, где вы там, люди!

Волны мутной злобы бьются в борт.

Ну?! Кто первым не выдержит скачку? Ты, Фрегат или ты, Бриг?

Гром! Не выдержал Бриг. Лишь одно ядро долетело, остальные пропали даром.

Вдруг увидел Фрегат, как за борт выпал рваный кусок – только одно ядро долетело и не стало пушки-малышки. Как же так?

И повисло, оглохло, оглохло… «Когда буду стрелять, я зажмурю глаза…»

Смялись старые паруса, стал хозяином ветра Бриг.

Бились ядра – и насквозь… И не видел Фрегат.

Дрались пушки, одни дрались. Сотня ядер в борта – крики, стоны и палуба в лужах.

И не слышал Фрегат.

До последнего бились пушки.

Накренился Фрегат – покатилось: ядра, пушки срывались за борт. И очнулся Фрегат – поздно.

Столько глаз – глазами о воду! Солнце вверх и скользкие лица. Воздух вырвался и сомкнулось. Свет поплыл где-то там наверху.

Он все падал и падал до дна. Где-то там лежит пушка-малышка.

А потом катился по подводному склону.

Бездна черная приняло черное.

Над водой равнодушное солнце, а под солнцем – израненный Бриг.

Люди-люди, зачем это, люди… корабли, зачем, люди-пушки?..

Нико

Когда-нибудь, когда у вас будет побольше времени и вы будите гулять по Большой Кривой улице, дойдите до конца. Там стоит дом. Большой-большой. Вокруг много битого кирпича и черепицы. Загляните в последнее окно. Да не там же! Вон же оно – внизу. Нужно присесть на корточки. Видите? Отгадайте, кто здесь живет? Ни за что не отгадаете. Здесь живет Нико. Музыкант. Знаменитый Нико. Правда, пока не совсем.

Не подумайте, что Нико – оборвыш и попрошайка. Нико – артист.

Когда-нибудь он все же станет знаменитым. Его будут знать все – от Турина до Болоньи. А может быть и дальше.

Это ничего, что у него на спине большой горб. Со всяким может случиться. Тем более, если ты таким родился.

Вы не слышали как он играет на скрипке? Он играет лучше всех. Спросите у кого хотите на нашей Кривой улице. Только не у лавочника. Вредный! Какие у него булочки! С маком.

– Вон отсюда! Попрошайка! Побирушка!

В сторону! Быстро! А то попадет. И чего я ему сделал? Когда Нико вырастет большой, он привяжет лавочника к дереву и раздаст все его булочки. Бесплатно. Всем. Прямо у него на глазах. Ну и рожа будет у этого лавочника! Лопнет от злости. Подходи! Налетай! Как меня зовут? Нико. Нет, не так – артист Нико! Как не слышали? Совсем? О, сеньора, как вы много потеряли! Можно сказать, почти все!

Нико не умеет красиво петь. За него поет его скрипка.

Если б у Нико был знакомый волшебник, Нико попросил бы у него сперва, чтоб не было горба, потом однорукому садовнику нужно вернуть его руку. Он старенький и всегда плачет, когда Нико играет, даже когда веселое.

Потом надо подарить ему шляпу, обязательно с полями, а сбоку – перья. Нет, лучше цветы, он же садовник. А еще – куртку от дождя, сапоги, шарф. Нико знает какой – длинный и мягкий-мягкий. И пушистый. Прижмешься и тепло-тепло. И пахнет, как от мамы. Нико не помнит маму. Помнит только как пахнет. Учитель говорил: «Светлое в людях от солнца и мамы». Ну, вот опять грустное. Нужно что-то веселое. А вдруг кто-нибудь потеряет золотую монетку, а Нико найдет, он тогда купит…

– Горбун! Идите! Опять горбун! Сюда! Скорей! Бей его!

Быстрей! Только бы не разбили скрипку! Только бы не разбили! Пусть нос, пусть лицо, пусть кровь целый день! Только не скрипку, Дева Мария!

Нико быстро бежал по улице. Мальчишки бросали ему вслед гнилую картошку и громко смеялись, когда она разлеталась, разбиваясь о голову или о горб.

Фу! Наконец-то отстали. Чуть не догнали. Скрипка цела. Спасибо тебе, Дева Мария. Ты всегда за меня заступаешься. Такой скрипки нет у самого сеньора маэстро. Когда учитель умирал, он сказал: «Нико, эта скрипка теперь твоя. Такой нет ни у кого в мире». У него на могиле куст сирени. Нико сам посадил. А в годовщину он играет там целый день. Ему слышится чудная музыка. Она льется отовсюду. Каждый цветок поет свою песню и летают смешные шмели.

Вот и площадь. Здесь Нико играет. Мало народу. Холодно. Но ты же артист, Нико. Разве артист только ради медяков в кружке?

Ты сейчас волшебник. Неужели это ты, Нико? Скрипка грустит, плачет, пальцы больше не стынут. Сколько людей вокруг! Они все идут и идут. Скрипка поет. А теперь все исчезло – есть только ты и скрипка. А вот и тебя нет – только она. Неужели это ты заставляешь ее плакать? Но ты же сам ничего не видишь? Откуда берутся слезы?

Это хорошие слезы, Нико. Учитель всегда говорил: «Нужно омывать свою душу. Для того человеку слезы».

Люди не любят плакать. Нужно веселое. Нужно сыграть что-нибудь веселое. Если после слез сразу радость, за это всегда хорошо платят. Нуже, Нико, ты же артист. Им вовсе не хочется грустить.

Нико вскинул голову. Скрипка снова запела. Только теперь она пела по-другому.

Что это? Соловей? Дрозд? Малиновка? Нет, это ручеек. Он еще бьется под снегом. А вот и подснежники. Они растут в горах. Первые ласточки. Так стучится весна.

Пятнадцать монет. Однажды Нико услышал рядом: «Этот мальчик – большое чудо!» – «В Италии много чудес, сеньор». Он оглянулся. На него смотрели. Хорошо смотрели. Но он все равно убежал.

Они сильные. А вдруг они выхватят скрипку? Так уже было. Нико подпрыгивал и просил, а они смеялись и кричали: «Выше! А ну, выше!» Над Нико все готовы смеяться. А вы? Почему вы не смеетесь?

Смейтесь! Это же смешно – горбатый музыкант.

Иногда Нико не любит скрипку. Ненавидит. Она, как проклятье той старой женщины, что билась в пыли и кого-то кляла. Она снилась Нико целую неделю.

Со скрипкой нет холода, не хочется есть, но у Нико потом дрожат руки и губы, его бьет злая лихорадка и кажется, что умираешь. Нико не хочет – скрипка сама плачет.

Нико боится умереть. Дева Мария! Вокруг цветы, небо, а тебя уже нет, и скрипка играет, а ты уже умер.

Нико! Улыбнись сейчас же!

А куда ты денешь деньги?

Восемь монет давно пора заплатить за коморку, две – на хлеб, а пять он отдаст садовнику. У того все деньги Нико. Когда-нибудь Нико отправится путешествовать.

И учиться.

А вот и ограда. Шершавая. За оградой – дорожка. Белый дом. Это дворец. А вокруг – сказочный сад. Однажды Нико увидел в саду девочку. Она была как белый цветок. Платье как лепестки. Наверное, это была принцесса. Нико хотел сыграть тарантеллу. Нико не виноват, скрипка сама заиграла печальное.