Стрела Чингисхана - Самаров Сергей Васильевич - Страница 22

– Нужно сделать… – подтвердил Роберт Ильханович.

– Я все купил. Теперь вы подготовьтесь.

– Что тут готовиться! Не на телевидении, где людям лицо пудрят. – Однажды, с десяток, наверное, лет назад, Роберту Ильхановичу довелось принимать участие в телевизионной передаче по проблемам образования в республике. С выступающими, перед тем как дать им слово перед камерой, работал специалист-визажист. Еще причесать себя Арсланбеков позволил, но вот пудрить и красить губы помадой не разрешил. Не мужское это дело. – Я уже все продумал, что сказать. Коротко и ясно, без рассусоливания. Нам ни к чему длинные речи. Не партийную программу выдвигаем, а контробвинения в ответ на обвинения. Покажи, что принес…

Ваап раскрыл пластиковый пакет и вытащил коробку. Внутри была трубка с большим экраном, который засветился после включения и разблокировки. Роберт Ильханович, зная только одну оперативную систему в компьютере, сам не решился попробовать работать со смартфоном и вернул коробку Эбзееву.

– В одном элементе и компьютер, и трубка, – объяснил Ваап то, что и так было понятно. – Кстати, еще высококлассные фотокамера и видеокамера. Не каждый фотоаппарат так снимает. Я уже опробовал. Качество отличное. Корейцы умеют делать хорошие вещи.

– Файлы легко удаляются? – спросил мурза.

– Без проблем.

– Сними для пробы наш лагерь и покажи мне.

Ваап встал и прошелся с трубкой по лагерю, снимая все подряд: и шалаши, и кострища, и людей с оружием и без. Потом принес смартфон мурзе, включил просмотр и передал трубку. Роберт Ильханович смотрел и удивлялся. Качество съемки было прекрасное, а качество показа еще лучше. На трубке изображение было даже более качественное, чем в самом современном телевизоре.

– Смотри, даже видно, что идет дождь со снегом. Хорошая техника. Удали… – вернул он смартфон Ваапу и поднялся.

– Готово. Удалил, – через три секунды сообщил Эбзеев.

– Отлично. Теперь пойдем место выберем, чтобы вид хороший был. Сначала сними общую панораму, чтобы было понятно, за какую красивую землю мы боремся. За свою землю, которая нашим предкам досталась, за нашу степь, за наши холмы. Мы хотим сами быть хозяевами на своей земле и чтобы нами не правили чужие люди. У них, на их землях, свои законы, свои понятия, свой менталитет. Пусть там живут по-своему. А мы у себя хотим жить по-своему, и пусть нам не указывают. Ты будешь снимать, я буду говорить. Пойдем место выберем повыше, чтобы хорошо и далеко было видно. Наверное, лучше с Красного холма. Он самый здесь высокий…

И, словно специально для съемки, прекратился вдруг дождь со снегом, расступились тучи и откуда-то сбоку выглянуло солнце, освещая землю косыми лучами. Небо было чрезвычайно красивым. В некоторых местах даже ярко-малиновым вперемешку с густо-серым, свинцовым. Это придавало ему величественный и красочный вид.

– Снимай, снимай это, пока не прошло… – потребовал мурза.

Но Ваап и без того уже начал съемку.

– Такого нигде в мире не бывает. Только у нас… – говорил Арсланбеков. – Снимай степь… Снимай холмы… Это же красота! Наши предки пришли сюда много веков назад, увидели все это и поселились здесь навсегда. Многие в течение веков пытались отобрать у наших предков эту красоту. Даже фашисты сюда добирались[11]. Но и они отступили. Мы свою землю отстояли…

Он сел на высокий камень, повернул лицо к солнцу и на минуту-другую закрыл глаза, словно впитывая в себя эту теплую и не по-зимнему ласкающую солнечную энергию, – зимой солнце редко таким бывает. Потом открыл глаза, сел прямо и жестом показал своему доморощенному оператору, чтобы тот начал съемку.

Ваап неторопливо, чтобы захватить панораму, перевел объектив трубки на Роберта Ильхановича и кивнул несколько раз, словно требуя, чтобы мурза заговорил.

– Вот смотрю я на эту свою любимую землю и думаю, что скоро пробьет час и меня в нее закопают. Но я хочу, чтобы мои соплеменники, те, кто на этой земле останется после меня, помнили и знали, кто они и какого они рода, – начал Роберт Ильханович. – Я, потомок Повелителя Вселенной Чингисхана, хочу, чтобы мой народ существовал всегда, чтобы он оставался сильным, каким был когда-то. Я желаю своему народу силы и славы, сохранения собственного имени и достоинства. Меня многие спрашивают, чего я хочу, чего добиваюсь, зачем взял в руки оружие. Я не всегда могу ответить, я не политик, чтобы хитрыми словами затуманивать головы людей. Но я знаю, что моему народу надо. Ему нужно оставаться самим собой. Надо только одно – чтобы нас не трогали. Чтобы дали возможность иметь коня, овец, лук со стрелами. И не мешали нам жить по нашим принципам. Но нам этого не дают. Нас пытаются заставить жить иначе, не считаясь с нашим мнением. Мы не можем этого позволить. Мы не хотим воевать ни с русскими, ни с дагестанцами, но нас вынуждают отстаивать свое право на собственный порядок жизни.

Скажу честно. Оружие в руки я взял не потому, что захотел отстаивать права своего народа на собственный уклад жизни. Меня заставили взять в руки оружие. Преступники в полицейской форме или без нее одинаково есть только преступники. А когда я обвинил их, они захотели обвинить в преступлениях меня и подсунули в мой кабинет наркотики. Я вынужден был скрыться. Вынужден был взять в руки оружие, чтобы изгонять с нашей земли этих преступников. Я преследую их не только на нашей земле. Я преследую их везде. А меня опять хотят обвинить в еще более страшных преступлениях. Сегодня я уничтожил человека, который обещал поймать меня, – это командир полицейского спецназа республики. Обещал поймать и начал с этой целью терроризировать мою семью. Я его уничтожил. Погиб только он один и его водитель, а полиция снова обвиняет меня, на этот раз – в терроризме. Я точно знаю, что кроме убитых пострадали только трое полицейских на крыльце министерства. И ни одного гражданского лица. Я никогда не воюю с гражданскими и точно знаю, что никто из гражданских лиц не пострадал. Я заявляю это со всей ответственностью и обвиняю руководство МВД в клевете. Эти люди не смогли справиться со мной и теперь пригласили для моих поисков спецназ военной разведки. Чтобы такие элитные части заставить работать против бывшего директора школы, полиции и нужен был террористический акт. Но я повторю. Для всех, и для спецназа ГРУ в том числе: я не террорист и никогда им не стану. А что вы со мной сделаете – убьете меня или захватите? – мне это все безразлично. Я знаю, что совесть моя перед Аллахом чиста и Всевышний меня не осудит. Может быть, меня и поймать не сумеют. Я и такой вариант допускаю. Посмотрим…

Роберт Ильханович говорил страстно и даже вспотел с непривычки. Он вытер платком пот со лба, перевел дыхание и добавил:

– Я предвижу свой конец. Знаю, что он уже близок. Я не в состоянии бороться со всей государственной машиной. Но я заклинаю свой народ и прошу только об одном: помните, кто вы такие! Я вас заклинаю – я, потомок Чингисхана. – И он повел рукой, показывая округу. Но жест этот относился к Ваапу, который все понял, и начал снимать панораму…

Не спускаясь с холма, стали просматривать запись. Мурза остался не очень доволен. Во-первых, он сказал не все, что хотел, а во-вторых, ему не понравилось, что была записана фраза с требованием снимать пейзаж. Она словно бы демонстрировала искусственность всей съемки. Ее нарочитость.

– А мне кажется, что наоборот, – возразил Ваап, – естественность придает. Понятно, что это не профессиональная студия снимает. А естественность иначе называется правдой. И от нее никак не отмахнуться, как и от правды.

– А убрать это никак нельзя?

– Наверное, можно, если монтаж делать. Есть, я слышал, специальные программы монтажа видеозаписей для смартфонов. Надо найти такую программу и человека, который умеет в ней работать, чтобы показал. Это все же профессиональная программа, а я в этом деле дилетант. Думаю, что-то можно и в самой трубке сделать, даже без этой монтажной программы, но я, Роберт Ильханович, просто не знаю. Здесь столько всяких функций, столько программ, я восемьдесят процентов из них впервые вижу и даже не знаю, для чего они предназначены. Многие вообще на английском языке. Может, оставим на первый раз, как получилось?..