Повелитель баталий - Самаров Сергей Васильевич - Страница 31

– Коробки не перепутаете? – спросил полковник не из беспокойства за судьбу груза, а только для проявления собственной строгости, соответствующей статусу полковника ЦРУ.

Такая жесткость показалась Костатидосу необходимой после слов майора о том, что часовые пристрелили бы полковника. Конечно, это нормальная работа охраны. Именно так все и должно было бы обстоять. Но ему все же неприятно было слышать подобные высказывания от младшего по званию, тем более офицера страны, так значительно зависящей от США. Американцу хотелось поставить майора Хортия на место.

– Или контейнеры все же разные? – уточнил он.

– Они все одинаковые, – как-то слишком уж вольно ответил майор. – Контейнеры все одинаковые. Их изначально заказывали такими в целях экономии. Чтобы одна партия была по единому чертежу. Но на этих, которые вы привезли, стоят печати доктора Норфолка и капитана Софикошвили, тогда как на других – начальника склада. Да и нет разницы, какой контейнер отправлять. Они одинаковые не только внешне.

– Новые вернулись после лабораторных испытаний, – ответила мисс Дареджан. – Мы не имеем права допускать использование продукции, не прошедшей тестирование. Кстати, вон снова Норфолк идет. Уже не в лабораторию. Мне кажется, он просто кого-то ищет.

– Так позовите доктора сюда. – Полковник тоже посмотрел в окно, для чего ему пришлось приподняться. – Да, он куда-то движется, похоже, не вполне целенаправленно. Кого-то или что-то высматривает. Как бы не хлебнул перед встречей. На усталое сознание любая доза подействует втрое сильнее. Солдаты охраны, надеюсь, его не угостят?

– Вот за это я ручаться не могу, – заявил Хортия и усмехнулся. – Вообще-то наш внутренний устав запрещает держать на посту спиртное. С этим у нас строго. И я сам слежу, и начальник караула. Насчет казармы охраны такого запрета нет. Но мы не имеем права командовать Норфолком, не можем заставить его вести трезвый образ жизни. А бойцы наши… что про них можно сказать?! Вы же, наверное, слышали, как формировались части коммандос при президенте Саакашвили. При новом премьер-министре ничего не изменилось. В ряды коммандос брали не за воинские навыки, храбрость и ум, а за отчаяние. Таких персон у нас любят и ценят. А этим парням уже терять нечего, хотя приобрести кое-что они могут. За эту возможность оставаться на свободе такие вот люди благодарны президенту и преданы ему. Но гарантировать, что они трезвенники, весьма трудно. Я лично не рискнул бы так утверждать и не осмелился бы объяснять пьяным коммандос, как следует вести себя настоящему солдату. Впрочем, едва ли Норфолк кого-то встретит на территории лаборатории. Все свободные люди ушли на поиски русских диверсантов. Я же объяснял…

– Все равно остановите его. Мисс Дареджан, попрошу вас, позовите доктора сюда, скажите, что он мне очень нужен. Необходимо срочно обсудить один вопрос.

Капитан Софикошвили встала, глянула на майора так, словно попросила у него разрешения, и вышла. Через окно слышен был ее низкий голос. Мисс Дареджан звала доктора Норфолка.

– Что у нас с капитаном Джадиани? – поинтересовался Костатидос у майора.

– Не просыпался. Врач назвал это состояние постстрессовым сном. Он говорит, что такая беда может затянуться на целые сутки. Если потом капитан не проснется сам, то придется будить его искусственно. С эмоциональными людьми такое случается довольно часто. Стресс проявляется у всех по-разному, иногда совершенно непредсказуемо.

– Значит, он сегодня не работоспособен?

– Абсолютно.

– И заменить его в операции некем?

– Сержантом из охраны? Не уверен, что тот справится. Еще больше сомневаюсь в том, что он не распустит язык после операции.

– Ладно. Будем думать. Где мисс Дареджан?

Майор выглянул в окно и сообщил:

– Идут.

Через минуту капитан Софикошвили с доктором Норфолком зашли в кабинет.

– Как самочувствие, доктор? – спросил полковник, едва Норфолк переступил порог.

– Хотелось бы лучшего, но по возрасту не получается, – без улыбки, вполне серьезно сказал доктор Норфолк.

Его длинные нерасчесанные волосы упали на лицо. Доктор смотрел сквозь эту частую решетку, но не убирал ее с лица, словно прятал за ней следы своего обильного возлияния.

– Вы в состоянии вспомнить, что с вами произошло на дороге?

– Вспомнить – без проблем. Осмыслить – едва ли. Я слишком мало выпил для того, чтобы не суметь вспомнить. Обычно я могу принять в три раза больше спиртного, и память мне не изменяет. А вот осмыслить все трудно. Я понял, что лопнуло колесо. Машина завиляла, а потом произошло столкновение.

– Крепитесь.

– Как Гиви?

– Спит. Будем надеяться, встанет на ноги. Вопрос к вам, доктор. Что за группу вы сегодня ждете? Люди проверенные?

– У меня нет возможности проверять их. Кого мне присылают, с теми и сотрудничаю. Мое дело сводится к тому, чтобы передать груз и взять расписку с обязательством использовать его только в Сирии.

– Не понимаю, зачем нужна такая расписка.

– На случай претензий российской стороны. Получатели груза приходят к нам из России.

– Оправдание слабое, но ладно. Хоть какое-то есть. Я слышал, нынешняя группа особая, да и груз тоже.

– Да. Он в пять раз больше обычного. Там двенадцать боеголовок, которые можно использовать не только в ракетах и минах, но даже в ручных гранатометах, стреляющих надкалиберными гранатами. Начинка, впрочем, обычная – зарин. Доза минимальная, очаг заражения – не более сотни квадратных метров.

– А группа?

– Обычные местные бандиты. Только на сей раз их довольно много. Двенадцать человек.

– Когда они должны подойти?

– В течение часа или двух. Они меня и разбудили своим звонком. Пришлось принять душ, чтобы выглядеть свежим. Ваххабиты спиртное на дух не переносят. Трудно было бы с ними разговаривать, если бы они почувствовали этот запах.

– Могу я их использовать?..

– Каким образом? – не понял доктор.

– Вы отдаете группе только половину груза. Шесть человек уходят. Трое остаются здесь. Столько же этих бандитов идут со мной и выполняют задачу, поставленную мною. Только после нашего возвращения они получают вторую половину груза и догоняют своих товарищей?

– Вы же должны работать с кабанами?

– Да, именно так.

– Все эти бандиты – мусульмане. Думаю, они рады будут подложить свинью свиньям. Как диким, так и домашним. А уж свиноводческим хозяйствам – тем более.

Глава 10

Младший сержант Чубо сорвал верхушку какой-то травы и принялся интенсивно жевать ее. Кругом сразу запахло сырокопченой колбасой, да так сильно, что весь рот наполнился слюной. Мне невыносимо захотелось немедленно съесть солидный кусок. Но траву я жевать не стал, чтобы не растравливать себя, а сырокопченая колбаса в сухой паек спецназовца не входит. Поэтому добыть ее было негде.

Тем не менее я спросил младшего сержанта:

– Что за трава такая пахучая?

– А я и не знаю, как она называется. Ее собирают для приправы. В хмели-сунели добавляют. Она не только на Кавказе растет. У нас на Урале тоже встречается. Мама моя, когда гусей на Рождество коптит, этой травой их натирает, перед тем как в трубу повесить.

– В трубу?.. – переспросил я, начисто урбанизированный человек.

– Ты разве не знаешь, как гусей коптят?

– Ни разу не коптил.

– Жизни ты, Волконогов, не видел, – сказал младший сержант Чубо. – Гусей на проволоке опускают в печную трубу на пару недель, чтобы хорошенько прокоптились. А топить в эти дни стараются одной елохой. Самый вкусный дым от нее.

– Елкой, что ли? – Я опять не понял и показал свою стандартную городскую неграмотность в сельской жизни.

– Не елкой, а елохой. Елоха – это ольха. Царские дрова, считается. Можно рыбу коптить на елоховой стружке. И цвет золотистый, если не перекоптишь, и вкус ни с чем не сравнимый.

Старший лейтенант в течение нескольких минут слушал чужие переговоры, не стал вытаскивать гарнитуру трофейной рации из уха, а сам этот аппарат положил в верхний карман разгрузки. Микрофон при этом болтался на проводе, видимо, отключенный. Станиславский сначала хотел было совсем его оторвать, но передумал и засунул в тот же карман. Наверное, наш командир хотел при случае дать громкую оценку боевым способностям коммандос, которые навсегда выбыли из строя после встречи с нами. При знании грузинского языка сделать это было несложно.