Убийца, мой приятель (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 110

Я обратился к святой Елене и обещал ей изрядное воздаяние, если она спасёт меня. Я не поскупился и пообещал пожертвовать самые толстые восковые свечи – те, что продают по четыре штуки за фунт. В этот миг до меня донёсся вопль радости – это кричали мои спутники. Я вскочил на тюк, чтобы увидеть, в чём дело. Признаюсь, я тоже не смог сдержать крик радости: я увидел на горизонте большой караван. Там было по крайней мере сотен пять верблюдов; их сопровождала вооружённая охрана. Вероятно, они направлялись из Макорабы. Вы знаете, существует неписаный закон для всех владельцев караванов – помогать друг другу, если в пустыне доведётся столкнуться с грабителями. Теперь, вместе с новым караваном, мы представляли грозную силу. Грабители сразу это поняли и мгновенно исчезли – казалось, их поглотили пески. Подбежав поближе, я смог увидеть только облачко пыли, клубящееся над барханами, да вдали маячили шеи верблюдов и слегка поблёскивали копья всадников. Но вскоре и они исчезли из виду.

Но тут я понял, что вместо одной опасности меня подстерегала другая. Вначале я надеялся, что новый караван принадлежит какому-нибудь римлянину или, по крайней мере, сирийцу-христианину. Но оказалось, что им владели арабы. Разумеется, арабы-торговцы, которые живут в городах, не столь воинственны, как бедуины. Но сердце араба не знает закона и сожалений, поэтому, когда я увидел несколько сот человек, столпившихся полукругом возле наших верблюдов и жадно глазеющих на ящики с драгоценными металлами и тюки со страусовыми перьями, я стал готовиться к худшему.

Караван пришельцев возглавлял человек весьма примечательной наружности. На вид ему было около сорока. У него были благородные черты лица и густая тёмная борода. Глаза его пылали, в них чувствовалась огромная сила. В жизни не видывал таких глаз! В ответ на мои приветствия и изъявления благодарности он отвесил поклон и стоял в молчании, оглядывая богатство, которое неожиданно оказалось в его власти. Спутники его перешёптывались, и я чувствовал, как растёт напряжение.

К предводителю подошёл молодой воин, – казалось, он был с ним в дружеских отношениях. Юноша выразил словами желание своих товарищей.

– О почтенный, – начал он, – без сомнения, эти люди и их богатства ниспосланы нам свыше. Когда мы вернёмся в святые места, кто из правоверных осмелится усомниться, что это перст Божий?

Но предводитель покачал головой:

– Нет, Али, так нельзя. Этот человек, я вижу, римлянин, и мы не можем обращаться с ним как с идолопоклонником.

– Но ведь он не правоверный! – воскликнул юноша, хватаясь за огромный кинжал, который болтался у пояса. – Позволь – и он расстанется не только со своими товарами, но и с жизнью, если откажется принять истинную веру.

Предводитель улыбнулся и покачал головой:

– Нет, Али, ты слишком горяч. Сейчас во всём мире не найти и трёх сотен правоверных. И наши руки будут по локоть в крови, если мы станем отбирать жизнь и собственность у тех, кто не разделяет нашу веру. Запомни, юноша, что милосердие и честность – поводья и уздечка истинной веры.

– Но только для верующих, – возразил жестокий юнец.

– Нет, для всех. Это закон Аллаха. Но всё же, – при этих словах лицо незнакомца потемнело, а глаза засверкали, – может настать день, когда наше милосердие иссякнет, и горе тогда тем, кто не услышит нас. Тогда опустится меч Аллаха, и никому не будет пощады. Вначале меч поразит идолопоклонников. И это случится, когда весь мой народ, все мои родичи будут рассеяны по всему свету. И швырнут тогда в навозную кучу триста шестьдесят идолов. А Кааба станет домом и храмом Бога, который не будет знать соперников ни на земле, ни на небесах.

Тут предводитель умолк. Его спутники столпились вокруг; руки их крепко сжимали копья. Они не сводили горящих взоров с его лица. Их губы дрожали, ноздри раздувались от фанатического восторга – я понял, какой любовью и уважением пользуется среди них этот человек.

– Мы будем терпеливы, – продолжил он, – но однажды – через год – придёт день, когда архангел Гавриил даст мне знать, что время слов миновало и наступил час меча. Да, нас мало, и мы слабы, но если на то будет его воля, кто тогда посмеет сопротивляться нам? Ты ведь исповедуешь иудейскую веру, о незнакомец?

– Нет, – ответил я.

– Что ж, тем лучше для тебя, – продолжил он с тем же выражением гнева на лице. – Сначала падут идолопоклонники, затем иудеи, ибо они не знают тех пророков, которых сами предсказывали. Последним настанет черёд христиан, которые следовали за истинным пророком, но согрешили в том, что путали творение и Творца. Да, для каждого в свой черёд настанет Судный день – для идолопоклонников, для иудеев и для христиан.

Во время этой речи оборванцы, окружавшие его, потрясали своими копьями. Они были очень серьёзны. Но, глянув на их лохмотья и убогое оружие, я не мог сдержать улыбку – так нелепы казались их угрозы. Я представил себе, что будет, если они столкнутся в битве с воинами нашего императора, или со всадниками римской конницы. Но разумеется, я держал эти мысли при себе: у меня не было ни малейшего желания стать мучеником за веру и пасть первой жертвой.

Наступил вечер. Было решено, что два каравана остановятся на ночлег вместе, – никто не мог быть уверен, что грабители не вернутся. Я пригласил предводителя арабов отужинать со мной, и после долгого разговора со своими спутниками он пришёл ко мне. Однако моё гостеприимство оказалось тщетным: он даже не притронулся к бутылке прекрасного вина, которую я раскупорил специально для него.

Не стал он пробовать изысканные блюда, которыми я потчевал его, а удовлетворился чёрствой лепёшкой, финиками и водой. После трапезы мы уселись подле тлеющего костра: над нами раскинулся небесный свод. Небеса были тёмно-синего цвета, и на них ярко сияли звёзды; такие звёзды можно увидеть только в пустыне. Перед нами лежал наш лагерь. Было очень тихо, и лишь временами доносилось чьё-то глухое бормотание или резкий крик шакала.

Я сидел напротив незнакомца, и отблеск огня падал на его благородные черты, отражаясь в глубине огромных, страстных глаз. Да, странное это было бдение, и я никогда его не забуду. Во время моих странствий я разговаривал со многими мудрецами, но никто не производил на меня такого впечатления.

И всё же многое из его беседы казалось мне странным и непонятным, хотя, как вам известно, я говорю по-арабски как настоящий араб. Да, это был необычный разговор. Порой незнакомец говорил как несмышлёный ребёнок, порой – как страстный фанатик, а иногда казался мне пророком или философом. Он рассказывал истории о демонах, чудесных видениях, о проклятиях – такими рассказами старухи вечерами развлекают детей. Но были и другие рассказы: он вещал мне с горящими глазами, как беседовал с ангелами о помыслах Создателя, о конце мира. И я смутно чувствовал, что нахожусь в обществе не простого смертного, а человека, который является посланцем свыше.

Видимо, были причины, почему он отнёсся ко мне с таким доверием. Он видел во мне посредника, который потом отправится в Константинополь и в Римскую империю. Вероятно, он надеялся, что, подобно тому как святой Павел принёс в Европу христианство, я принесу его учение в свой родной город. Увы! Каково бы ни было его учение, боюсь, апостола из меня не выйдет – я скроен из другого материала. И всё же в ту долгую ночь в Аравии он от всей души стремился обратить меня в свою веру. У него была с собой священная книга, написанная, как он уверял меня, со слов ангела. Он записал эти слова на табличках из кости, и теперь они находились в сумке, притороченной к седлу одного из верблюдов. Он прочёл мне некоторые главы. Но хотя заповеди были хороши, язык, которым они излагались, показался мне диким и странным. Были мгновения, когда я едва сдерживался. Жесты его были величавы и обдуманны, и в эти минуты трудно было представить, что передо мной всего лишь странник, ведущий караван верблюдов, а не один из величайших людей на земле.

– Когда Бог даст мне достаточно сил – а это будет через несколько лет, – заявил он, – я объединю всю Аравию под своими знамёнами. Затем я распространю своё учение в Сирию и Египет. Когда я сделаю это, то отправлюсь в Персию, и пусть выбирают: вера или меч. Покорив Персию, нетрудно будет победить и Малую Азию, а потом я направлюсь в Константинополь.