Ожидание (три повести об одном и том же) - Погодин Радий Петрович - Страница 1

Радий Петрович Погодин

Ожидание (три повести об одном и том же)

ВАСЬКА

(Вандербуль бежит за горизонт)

ИМЯ ДЛЯ СЕБЯ

Весна пахнет арбузом. Особенно по утрам.

Земля пахнет прорастающими семенами.

Васька вышел во двор, расстегнул верхнюю пуговицу пальто и закричал:

– Вандербуль!

Расстегнул ещё одну пуговицу – закричал ещё громче:

– Вандербуль!

Ребятам любопытно: что человек кричит?

– Это что? – спросила девчонка в оранжевой шапке.

– Это я, – сказал Васька. – Это теперь моё новое имя. Я его сам придумал.

Вандербуль увидал кошку. Кошка лежала на ящике, повернув к солнцу белое брюхо.

Он неслышно подкрался к ней и закричал:

– Вандербуль!

Кошка зашипела, прижала к затылку острые уши, завыла и прыгнула в чью-то форточку.

Кто первым чует весну? Кошки. Кошек не проведёшь. Они ходят по скользким крышам. Таращатся в небо. Они поджидают птиц, летящих из Африки, но птицы летят высоко, рядом с мокрыми тучами. Кошки тянутся вверх, поднимают когтистые лапы. Жадно стонут, орут и кусают друг друга.

Вандербуль знал всё про кошек и про весну.

Когда весна войдёт в город, начинается славный шум. Грохочут железные крыши. Палят водосточные трубы. Прямо в прохожих ледяными снарядами.

Лужи вокруг. Брызги.

Когда весна пообсохнет, небо станет далёким и синим. В стёклах зажжётся радуга.

Теплынь!

Вандербуль расстегнул все пуговицы на пальто. Засунул руки в карманы штанов и, грудь колесом, пошёл в подворотню.

Вандербулю нравилось новое имя. Старое ему не годилось. Что в нём, в старом? Вась-ка. Словно просачивается и уходит застрявшая в раковине вода. Пусть люди сами придумывают себе имена. Вандербуль! Словно боевой клич. Славно жить с таким именем.

По улице шли прохожие. Гурьбой. Разноцветными толпами. Весело кашляли и улыбались.

Вандербуль потолкался среди прохожих, хотел закричать своё новое имя, но передумал. Просто подошёл к незнакомому гражданину, протянул руку и, радостно глядя ему в глаза, заявил:

– Вандербуль.

Гражданин растерялся, поправил клетчатый шарф.

– Гутен морген, – сказал гражданин. Отойдя шага на три, он спросил сам себя озадаченно: – Чёрт возьми, может, я чего перепутал?

Вандербуль зашагал дальше – грудь барабаном.

По рельсам катил трамвай. Сопели автобусы. Они неохотно лезли на мост, наверно, мечтали сойти со своих путей и удрать в незнакомые переулки.

Вандербуль помахал им рукой. Свернул с шумной улицы на Крюков канал.

В чёрной воде с синеватым отливом утонули белые облака.

По шершавым булыжникам бегали голуби, прыгали воробьи.

Возле решётки, на щербатой гранитной плите, сидел безногий мужчина. Он был без пальто. Его кепка лежала на тротуаре. Мужчина смотрел в небо, щурился и почёсывал щёку. Сидит человек – один-одинёшенек. Вандербуль потоптался в сторонке, потом боком, по-воробьиному, подошёл к инвалиду.

На пиджаке у мужчины, возле лацкана, темнело пятно в форме звезды. Посередине пятна Вандербуль разглядел дырочку.

Мужчина шевельнулся, сел поудобнее, скосил на Вандербуля глаза. Вандербуль улыбнулся ему. Для храбрости хлюпнул отсыревшим носом и протянул руку:

– Вандербуль.

Мужчина одним пальцем опустил его руку.

– Подходяще. А я вот на облака любуюсь. Красота. Иные – как звери. Иные – как корабли.

Вандербуль осмелел, пододвинулся ближе.

– Такая сказка есть, – сообщил он. – Знаете? Это было давно,

когда придумали самолёт. Изобретатель придумал и показал королю. Тогда всё королям показывали. Королю очень понравился самолёт. Он даже заерзал от радости на своём золотом стуле и закричал: «Лётчиков в небо! Пускай летают над моим дворцом, составляют из облаков моё имя. Я и придворные будем любоваться с балкона».

Рассказывая, Вандербуль сел рядом с мужчиной, прямо перед кепкой, в которой желтела медь.

– Лётчики погибли? – спросил мужчина.

– Погибли. Запутались в облаках и столкнулись друг с другом. Тогда самолёты были некрепкие.

Мужчина засмеялся, уставился на голубей.

– Всегда так, – сказал он. – Наверно, этот король закладывал.

– Что? – спросил Вандербуль.

– За воротник, – ответил мужчина.

Вандербуль ничего не понял, но ведь короли всегда делают странные вещи. И, чтобы не показаться глупым, Вандербуль сказал:

– Наверно, закладывал. Я у отца спрошу.

Голуби подходили близко, в сизых мундирах, в красных штанах. Толстые, важные. Воробьи дрались в промоинах, крали у голубей корм и – фр-ррр! – летели над Вандербулевой головой.

Мужчина пятернёй почесал ногу, обёрнутую штаниной выше колена. Вандербулю стало холодно вдруг. Он потрогал темное пятно у мужчины на пиджаке, которое имело форму звезды, и спросил тихо:

– Это у вас от ордена?

Мужчина посмотрел на пиджак.

– Что?

– Это у вас орден висел?

– Ну, орден.

– Вы его отвинтили?

– Я его в шкаф убрал на самую верхнюю полку и нафталином посыпал.

– Больно было?

– Что больно? – сухо спросил мужчина.

Вандербуль покраснел, ему стало стыдно, что он такой любопытный, но уж очень хотелось узнать про войну.

– Ну, когда вас ранило… – Вандербуль осторожно дотронулся до ноги в подвёрнутых брюках.

– А-а, – сказал мужчина. – Тебе сколько лет?

– Шесть.

– Большой мужик.

Мимо шли люди в пальто нараспашку. Вандербуль смотрел в их спокойные лица.

– Куда же вы мимо? – спросил он.

Остановился какой-то парень без кепки. Уставился на Вандербуля.

– Мы деньги просим, – объяснил ему Вандербуль.

Парень покраснел, принялся шарить в карманах.

– Мелких нету, – сказал он с тоской.

Вандербуль поднял кепку.

– Это ничего. Давайте, какие есть.

Парень покраснел ещё пуще.

– У меня никаких нету, – пробормотал он и замигал от досады.

Мужчина засмеялся:

– Спасибо, братишка… Хочешь, возьми на трамвай.

– Что вы! – попятился парень. – Извините… – И быстро пошёл, почти побежал.

Мужчина смотрел ему вслед. Глаза его медленно гасли.

– Пойдём, я тебя мороженым угощу или, хочешь, конфетами.

– Посидим ещё. Поговорим лучше про войну, – Вандербуль положил кепку себе на колени. – Вы, наверно, были героем-танкистом.

Мужчина опустил голову, царапнул пятернёй небритую щёку и, словно сделав для себя открытие, сказал удивлённо:

– Вот какое слово проклятое – «был». Это не твоя мама спешит?..

По набережной бежала Вандербулева мама. Рядом с ней торопилась Людмила Тарасовна, дворник. Они бежали сквозь голубиные стаи.

Вандербуль хотел крикнуть: «Мама, мама, давай! Кто вперёд?»– но мама уже схватила его, подняла на руки и так крепко стиснула, словно кто-то чужой и недобрый пытался его отнять.

Кепка упала. По гранитной плите покатилась чужая медь.

– Разве так можно? – испуганно прошептала мама.

Мужчина приподнялся, посмотрел на маму с усмешкой.

– Подсоби, сестрёнка, своей трудовой монетой инвалиду, который мог бы стать героем-танкистом.

Мама круто повернулась и побежала к мосту, унося на руках Вандербуля.

– Ты зачем меня несёшь? – кричал Вандербуль. – Мы хотели поесть мороженого!

Дворник Людмила Тарасовна следовала за ними со спокойным сознанием выполненного долга. Она оборачивалась, кричала мужчине:

– Бессовестный! Глаза, как у сироты, а кулаки-то, как у разбойника. Вернулся. Ишь, рожа красная. Сегодня доложу участковому, что ты опять засел тут.

Придя домой, мама посадила Вандербуля в горячую ванну. Она мылила его хвойным мылом. Тёрла розовой поролоновой губкой.

– Он герой! – кричал Вандербуль.

Мама молча окунала его с головой в воду. У Вандербуля изо рта вместо гневных слов вылетали мыльные пузыри.