Иду на «ты» - Подгурский Игорь Анатольевич - Страница 57

Старый отшельник с благородными чертами лица склонился над котлом, что-то там, зажимая нос, помешал, а потом выложил на чистый банановый лист перед каждым гостем небольшую горку вонючего риса и по три банана.

Сам есть не стал, объяснив, что от риса его тошнит, на бананы ему смотреть уже просто невмоготу и что вообще у него в принципе внеочередной пост.

Запасливый бек молча достал из кармана своего длинного халата банку армейской тушенки и под завистливым взглядом Задова со вздохом протянул ее хозяину.

– Говядина? – как от чумного, отстранился от батыра отшельник.

– Свинина! – грустно вздохнул бек, стараясь не глядеть на Задова.

Гости еще не приступили и к первому банану, а отшельник, припрятав вылизанную до блеска пустую банку в угол лачуги, уже молча сидел, прикрыв глаза и перебирая четки, которые вытащил из складок набедренной повязки.

Управившись с бананами и украдкой выкинув рис за дверь, путешественники полчаса вежливо и терпеливо ждали, когда старец откроет глаза. Кузнецов играл сам с собой в крестики-нолики, а Батыр, чтобы скоротать время, плевал в огонь. Слюна весело шипела на камнях.

– Доплюешься ведь когда-нибудь, сволочь! – с тоской произнес Лева.– Мало тебе змеюки, ирод.

– Кто плюет в огонь, может попасть в лапы к демону Чучхе – повелителю раскаленных углей. Тоскливо будет его карме,– тихо произнес отшельник, не открывая глаз.

– А я что ему, гаду, толкую,– взвился Лева, обрадованный, что отшельник прервал свою медитацию.

Батыр испуганно прикрыл рукой рот и сквозь пальцы прогнусавил:

– Это все из-за жвачки. Никак не остановиться.

– С бетелем, как с кредитами, завязывать надо. Втянуться легко,– остановиться трудно. Вход – пенни, выход – фунт. Себе вред, другим искушение,– нравоучительно произнес отшельник.

– Вы не введете нас в курс дела, товарищ, зачем нас к вам прислали,– нетерпеливо оборвал его Кузнецов. Поучительные беседы его быстро утомляли еще с детского сада.

– Введу,– охотно кивнул отшельник.– С благоговейным трепетом начну. Давным-давно, когда боги были, как и люди, смертными, эликсир бессмертия – амрита – лежал под гигантской горой на дне молочного океана. Боги и демоны, подобно тому как в ваших деревнях взбивают сливки, взбивали горой океан. Наконец гора опрокинулась, океан забурлил, и на поверхность всплыл эликсир. Но боги оказались вероломнее демонов. Забыв о своих обещаниях, они присвоили всю амриту себе. И началась война. Чаша с эликсиром бессмертия переходила из рук в руки. Чем такие междусобойчики заканчиваются, известно: в суматохе чашу разлили. Там, где вылился эликсир, забил источник. Боги и духи искупались в нем и обрели бессмертие. Омыли тела погибших и оживили их. Быль то или небыль, судите сами, но сразу за Вонючим болотом в диком ущелье якобы действительно бил когда-то целебный родничок.

– А почему болото называется Вонючим? – спросил Батыр, умевший с ходу ухватить самое важное.

– Потому что пахнет плохо,– поморщился отшельник и бесстрастно продолжил: – Это было очень давно. Владыка местных земель магараджа Шиваджи очень любил охоту. Он и нашел этот чудесный родник. Одни говорят, что раненный им на охоте олень, окунувшись в воду, восстановил силы и умчался в горы. Другие же сказывали, что сам магараджа, смертельно пропоротый рогом носорога, заполз в непролазную чащу и там увидел тоненький ручеек, который исчезал в расщелине. Раджа испил и исцелился. Раны затянулись, шрамы сошли, даже зубы стали молочными. Как бы там ни было, но за ущельем Шиваджи построил дворец-крепость и долго жил в нем со своей семьей, доверенными слугами и личной гвардией из родственников. Всем остальным вход в ущелье был запрещен под страхом смерти. А высушенные трупы тех, кто смел ослушаться магараджу, можно было увидеть в клетках, развешанных вдоль дороги, ведущей в горное ущелье. Красивые были клетки! Двух одинаковых не найти, все с завитушками, дно шипами утыкано. Умели раньше делать. Не то что нынешний ширпотреб.

– Продолжайте, почтенный,– подбодрил Раджива Кузнецов, заметив, что старик готов удариться в сравнительный анализ местного кустарного промысла двух эпох.

– Да-да,– очнулся отшельник.– Так вот, люди в долине рождались и умирали, а магараджа все не старел. Раз в год, во время праздника Мухаррама, все трепещущие подданные могли видеть его на белом слоне, украшенном лентами, которые были отделаны жемчугом, золотом и драгоценными камнями. Бивни украшали золотые наконечники. Он ехал впереди праздничной процессии в золоченом паланкине, а за ним скакали всадники. Один всадник, два всадника, четыре всадника, восемь всадников, шестнадцать всадников, тридцать два всадника, шестьдесят четыре всадника… Кстати, друзья мои, готов побиться о заклад, что вы не знаете, сколько потребуется банок тушенки, если на первую клетку шахматной доски положить одну банку, на вторую – две, на третью – четыре, на четвертую – восемь банок, на пятую…

– У нас только говяжья,– грубо оборвал Раджива Задов.– А коров вы не едите.

– Жаль,– пожевал губами отшельник и тяжело вздохнул.– В смысле, что говяжья… Короче, магараджа был той еще чванливой свиньей.

– У нас тоже полно всяких сказок о живой воде!– встрял Задов. Он был человек дела, и народный эпос мог вдохновить Леву лишь на сон. Исключение он делал только для былин о любовных подвигах Алеши Поповича, пикантные подробности которых в изложении богатыря доставляли Леве немало приятных минут.

– Ваши сказки – наша реальность,– осадил Задова Раджив.– Так вот, прослышав о неприличном долголетии магараджи, на его княжество напали с юга его соседи маратхи. Царь маратхов, после того как его послов развесили вдоль дороги в приличествующих их высокому рангу золотых клетках, ночью перешел границу у реки, посадил легкую пехоту на колесницы и мощными слоновьими клиньями прорвал оборону магараджи и осадил дворец Шиваджи.

– Блицкриг,– понимающе кивнул Кузнецов.

– Не знаю, что такое блиц, но крику было много,– согласился отшельник.– Царь маратхов отправил парламентера с просьбой о махоньком таком кувшинчике эликсира. В обмен он обещал снять осаду и подарить трех слонов, груженных золотом. Ответ отправили из-за крепостной стены катапультой. Под ноги царя упала голова парламентера, а на окровавленной чалме его было написано: «Подожгу землю под копытами твоих лошадей, но не дам испить воды моей, старый козел».

– Логично,– одобрил Задов, тут же делая отшельнику извиняющий знак, чтобы тот продолжал.

– И тогда войска царя пошли на приступ. Тучи стрел затмили солнце. Ряды защитников таяли. Слоны в доспехах высадили кованые ворота. Охрана повисла на копьях врагов. Магараджа поджег замок и в последнюю атаку остатки своей гвардии повел лично. Отбросив врага от ворот, они вырвались навстречу гибели, а впереди шел Шиваджи с мечом в левой руке и головой в правой.

– Левша, значит,– в походном блокноте что-то пометил Задов.

– Он шел и сражался, пока его не растоптали в кровавую кашу боевые слоны.

– Чушь все это! – меланхолично заметил Батыр, засовывая в рот очередную порцию бетеля.– Если есть такой источник, то мы бы о нем знали. По сводкам.

Отшельник начал заметно раздражаться, но медитировать было некогда:

– Слушайте дальше. Когда враги вошли во дворец, началось землетрясение. При таком раскладе все рухнуло. Кто погиб, кого покалечило. Источника не нашли. Царь маратхов ушел несолоно хлебавши. По пути домой в честь своей сомнительной победы он развешивал немногочисленных пленных и подданных магараджи вдоль дороги вместо флагов. За шею. А развалины заросли джунглями, и живут там теперь только змеи, обезьяны и хранитель.

– Так ведь источник завалило при землетрясении,– вкрадчиво уточнил Задов, облизнув враз пересохшие губы.– И что же тогда он там хранит, хранитель ваш? Золото?

– Незадолго до штурма магараджа отправил однорукого сотника своей гвардии с поручением. Когда тот вернулся, развалины уже не дымились. Сотник искал в подземельях дворца спасшихся, но отыскал лишь трещину, из которой капала вода. Сотник изнывал от жажды и, подставив первый попавшийся сосуд, наполнил его и испил. Усталость прошла, рука отросла, а он помолодел. Так сотник стал хранителем. Теперь он собирает воду по капельке и хранит в тайных закоулках подземелья. А капли падают в золотую чашу все реже и реже.