Ветер сквозь замочную скважину - Кинг Стивен - Страница 40

Большой Джек Росс тоже был во всем белом, хотя его одеянием служил льняной саван. Глаза, лишенные век, сосредоточенно смотрели в потолок. У одной из раскрашенных стен стоял гроб, и его кисловатый, но все же приятный запах наполнял всю комнату. В этом гробу, сделанном из железного дерева, останки Большого Росса пролежат тысячу лет – и даже больше.

Стокс отпустил руку Тима, и тот подошел к постаменту один. Встал на колени. Просунул ладонь под льняной саван и нащупал папину руку – такую холодную и неживую. Но мальчик без страха и колебаний сплел свои теплые живые пальцы с мертвыми пальцами отца. Так он держал папу за руку, когда был совсем маленьким и еще только учился ходить. В те времена мужчина, шагавший рядом с ним, казался огромным, как великан, – и бессмертным.

Тим стоял на коленях и смотрел на лицо своего отца.

Когда Тим вышел наружу, его поразило, что солнце уже клонилось к закату. Значит, с тех пор как он вошел к отцу, прошло больше часа. Косингтон и Стокс курили, стоя в глубине двора у кучи золы высотой в человеческий рост. Большого Келлса все еще не нашли.

– Может, он бросился в реку и утонул, – высказал предположение Стокс.

– Забирайся в повозку, сынок, – сказал Косингтон. – Отвезу тебя к маме.

Но Тим покачал головой.

– Спасибо, но, если вы не возражаете, я бы лучше пошел пешком.

– Нужно время подумать, да? И это правильно. А я, пожалуй, поеду домой. Обед будет холодным, но я с ним расправлюсь за милую душу. Никто никогда в жизни не станет ни в чем упрекать твою маму.

Тим слабо улыбнулся.

Косингтон уселся на козлы, взял в руки поводья, потом на секунду задумался и наклонился к Тиму.

– Ты осторожнее, когда пойдешь. Я, конечно, не думаю, что Келлс объявится средь бела дня. Но ты все равно смотри в оба. А ночью мы к вам отрядим пару-тройку ребят покрепче. Будут дом охранять.

– Спасибо, сэй.

– Не надо никаких «сэев». Зови меня Питер, сынок. Ты уже взрослый парень, а я еще не такой старый. – Он наклонился еще ближе к Тиму и быстро пожал ему руку. – Жаль, что все так получилось с твоим отцом. Очень жаль.

Тим шагал по лесной дороге. Заходящее солнце уже наливалось красным. Мальчик чувствовал себя пустым, как будто выскобленным изнутри. Наверное, это и к лучшему. По крайней мере сейчас. Что теперь с ними будет? Теперь, когда мама ослепла, а в доме у них нет мужчины и некому добывать средства к существованию. Конечно, их не оставят в беде. Лесорубы, бывшие товарищи Большого Росса, будут им помогать – чем смогут и сколько смогут, – но у каждого из этих людей есть своя собственная семья, и каждый несет свое бремя забот. Папа всегда называл дом и землю «свободным владением», но теперь Тим понимал, что ни один дом, ни одна ферма, ни один пятачок земли в Древесной деревне вовсе не был свободным – и не будет свободным до тех самых пор, пока к ним каждый год приезжает сборщик налогов с его списком имен. Тим вдруг искренне возненавидел далекий Гилеад, который прежде всегда представлялся ему (когда он думал об этом, что случалось отнюдь не часто) местом волшебным и удивительным. Не будь Гилеада, не было бы и налогов. И тогда жители Древесной деревни стали бы по-настоящему свободными.

Тим разглядел облако пыли, поднимавшееся от дороги на южной стороне деревни. Заходящее солнце подернулось кровавой дымкой. Мальчик знал, чьи повозки подняли эту пыль. Женщины, которые с утра собирались у Нелл, сейчас направлялись в покойницкую, откуда только что ушел Тим. Там они омоют тело его отца, уже омытое водами лесной речки, куда его бросил убийца. Они намажут его душистыми маслами. Вложат в правую руку кусок бересты, на котором напишут имена его жены и сына. Поставят ему на лоб синюю точку и уложат в гроб. Молот Стокс заколотит гроб, вбивая гвозди короткими, четкими ударами. И каждый из этих ударов будет страшен своей окончательной необратимостью.

Женщины будут пытаться утешить Тима – чистосердечно и искренне, – но Тим не хотел, чтобы его утешали. Он не знал, сможет ли выдержать их доброту и участие и опять не сорваться и не заплакать. Он уже устал плакать. Думая об этом, мальчик сошел с дороги и направился к маленькому ручейку за деревней, известному как Стейпов ключ. Если пройти вдоль него вверх по течению, он приведет к большому ручью, протекающему через задний двор дома Россов.

Как в полусне, Тим брел по узкой тропинке и думал о самых разных вещах. О сборщике налогов, о ключе, отпирающем любой замок, но всего один раз, о живоглоте на дереве, о маминых руках, протянутых на звук его голоса…

Тим был так глубоко погружен в свои мысли, что чуть не прошел мимо предмета в траве рядом с идущей вдоль ручейка тропинкой. Это был стальной прут с набалдашником из какого-то белого материала, похожего на слоновую кость. Тим опустился на корточки, глядя на свою находку широко раскрытыми глазами. Ему вспомнилось, как он спросил сборщика налогов, не волшебная ли это палочка, и тот ответил совсем непонятно: В прошлой жизни это был рычаг переключения передач в «додже-дарте».

Прут был воткнут в твердую землю почти на половину своей длины – чтобы сделать такое, нужно обладать недюжинной силой. Тим протянул к нему руку, нерешительно замер, а потом сказал себе: не будь дураком, это не живоглот, который парализует тебя своим ядом и съест живьем. Он выдернул прут из земли и внимательно его рассмотрел. Да, настоящая сталь. Очень хорошая сталь, секрет изготовления которой был известен лишь Древним. Ценная вещь, безусловно, но вправду ли она волшебная? Если на ощупь – обычная металлическая штуковина, то есть мертвая и холодная.

В умелых руках, прошептал сборщик налогов, любая вещь может стать волшебной.

Под гнилой березой на той стороне ручья Тим приметил лягушку. Он протянул руку с прутом так, чтобы белый костяной наконечник указывал на лягушку, и произнес волшебное слово, единственное, которое знал: абра-ка-дабра. Он почти ждал, что лягушка упадет замертво или превратится… ну, во что-нибудь. Но та не упала замертво и ни во что не превратилась, а просто-напросто перепрыгнула через бревно и скрылась в высокой траве. И все-таки Тим был уверен, что нашел этот прут не случайно. Его здесь оставили для него. Каким-то образом сборщик налогов узнал, что Тим пойдет этой дорогой. Именно в это время.

Опять повернувшись на юг, Тим увидел яркую вспышку красного света. Что-то блеснуло на солнце – что-то, лежащее на заднем дворе их дома. Тим на мгновение застыл, глядя на это алое отражение, а потом побежал со всех ног. Сборщик налогов дал ему ключ; сборщик налогов оставил ему свою волшебную палочку; а у ручья за домом, где они брали воду, он оставил свою серебряную чашу.

Ту самую, которую использовал для видений.

Только это была никакая не чаша, а старое жестяное ведро. Ссутулившись, Тим побрел к сараю. Прежде чем идти в дом, он хотел задать корм мулам. Уже у самых дверей мальчик резко остановился и обернулся.

Да, ведро. Но чье-то чужое ведро. Их ведро меньше, и оно не из жести, а из железного дерева, с ручкой из древоцвета. Тим вернулся к ручью и поднял ведро. Легонько стукнул по нему сбоку костяным набалдашником стального прута. Ведро отозвалось низкой звенящей нотой, и Тим испуганно подпрыгнул на месте. Жестяные предметы не издают таких гулких звуков. И, если задуматься, старые жестяные ведра не блестят яркими вспышками в алых лучах заходящего солнца.

Неужели ты думал, что я отдам свою чашу из серебра какому-то мелкому деревенскому пацану, Тим, сын Джека? Да и зачем отдавать чашу, если любой предмет может быть волшебным? Кстати, если мы заговорили о волшебстве, разве я не отдал тебе свою волшебную палочку?

Тим понимал: голос сборщика налогов у него в голове – это лишь плод его собственного воображения. И все-таки он был уверен, что если бы сборщик сейчас был рядом, он бы сказал то же самое.