«Машина» с евреями - Подгородецкий Петр Иванович - Страница 5

Это была первая поездка. У нас – сплошная серость, расцвет застоя, а там август месяц, девки ходят все в прозрачных блузках – я чуть башку себе не свернул, порнуха на каждом углу – и это в 18 лет!!! Тогда!!!

Понятно, что мы выиграли первое место в основной категории и заняли третье место в категории народных хоров, причем, как стало понятно из объяснения судей, данная программа была недостаточно сложна для нашего хора.

А вообще мы пели концерты Бортнянского, фрагменты Всенощной Рахманинова, Стравинского, с нами работал Геннадий Рождественский, то есть пришлось мне потрудиться с интересными людьми, и о профессионализме я узнал весьма рано.

Приехал я козырным парнем, поскольку мы выиграли кучу призовых денег. Правда, нам досталось немного. Прибыл товарищ из посольства с чемоданчиком, собрал деньги и отбыл, сказав «спасибо» от имени Советского государства. Но и суточных хватило на такие излишества, которые в Москве было позволить себе трудно. Две пары джинсов, часы на браслете, подарки всем родственникам. Думаю, что если бы нам выдали всю премию, то я приехал бы на машине.

В 18 лет я, молодой, даже почти красивый, и к тому же лауреат международного конкурса! В училище я был самым популярным студентом на тот момент, чем нещадно пользовался, чтобы облегчить свою жизнь.

К этому времени я работал на трех работах и иногда брал четвертую – где-нибудь в кабаке поиграть на подмене. А работа была такая. При каждом заводе, институте и пр. существовали вокально-инструментальные ансамбли, и, что самое удивительное, на них выделялись деньги, покупалась аппаратура и давалась ставка руководителя. Со второго курса училища я еще работал концертмейстером в цирковом училище, причем с замечательной парой степистов – Быстров и Зернов. Кстати, Быстрову посвящен фильм «Зимний вечер в Гаграх». Только в фильме он был Беглов. Это был потрясающий степист, и все, кто в последние десятилетия бил степ на нашей эстраде, – это его ученики или ученики его учеников. Поэтому я знаю очень много цирковых людей. Например, с моей первой женой учился на курсе Фима Шифрин. И плюс к этому я вел несколько ВИА, каждый из которых по 80 рублей платил, а еще 60 я получал в училище, а если прибавить деньги, зарабатываемые на замене в кабаках, то получалось до 500 рублей в месяц. Так зарабатывали, скажем, профессора. Я ездил на такси, ходил в рестораны – в общем, пожинал плоды…

В 1976 году я окончил музыкальное училище. Несмотря на мои тройки мне, единственному с курса, дали рекомендацию в консерваторию. Но мне несколько надоела академичность, и я решил добровольно отдать долг родине, то есть пойти в армию. Единственное, чем мне смогло помочь горюющее по этому пововоду руководство училища, – это тем, что меня с пододачи директрисы взяли в Ансамбль Внутренних войск МВД СССР под руководством Елисеева, который можно сейчас видеть на всех торжественных концертах государственного масштаба.

Продержался я там полгода. Первое, что я там обнаружил – это то, что командир моего отделения – этой мой корефан и собутыльник по училищу Петька Лаврищев, учившийся на год старше. И первое, что он сделал, – дал мне пачку подписанных увольнительных с печатями. Так что я часто сваливал из расположения к молодой жене. Затем меня несколько раз ловили, прощали и снова ловили.

Очередная поимка совпала с проверкой дисциплины в оркестре какими-то милицейскими генералами, поэтому в очередной раз «отскочить» мне не удалось. И отправили меня продолжать службу в Белгородскую область – город Алексеевку. В самом центре города – зона. Среди охраны ни одной русской морды – не знаю, специально, что ли, узбеков да казахов набирали. Дикая дивизия какая-то. Но мне сильно помогло то, что я отслужил уже полгода. Правда, немного армейских сложностей мне досталось – и полы помыл, и картошку почистил. Но мне повезло – у нашего начальника-капитана маленькая дочка занималась в музыкальной школе. Прознав, что меня турнули из ансамбля, и выяснив, что я закончил училище при консерватории, что для него было равнозначно самой консерватории, он освободил меня от всех работ вообще. Ну а я честно подтянул его дочку по классу фортепиано. А еще там была пара лейтенантов, оба из Москвы, которые очень любили бильярд. Выяснилось, что из всех узбеков я один умел играть, поэтому они меня часто выдергивали с дежурства. Так что год моей службы пролетел там незаметно.

А последние полгода я дослуживал в том же здании на Преображенке, где квартировал ансамбль МВД. Только он располагался на первом этаже, а ансамбль части – на третьем. Вот там я и служил. Оказывается, мои сопризывники ходатайствовали перед начальством – вернуть меня. Конечно, в основной ансамбль меня не взяли – уж слишком свежи были воспоминания о моих «художествах». Но начальство «верхнего» ансамбля решило рискнуть. Вызывают меня в Алексеевке, вручают билет и говорят, куда я должен явиться. Естественно, я отправился не в часть, а домой – нормально поесть, с женой пообщаться. То есть я на службу явился, но через день. Это, правда, замяли, и стал я служить «дедушкой» – командиром отделения, замсекретаря комсомольской организации, помощником хормейстера, руководителем ВИА. Первого поста я лишился быстро. Научил свое отделение играть в преферанс, причем на деньги, что было расценено как нарушение устава внутренней службы.

Мы много гастролировали, в основном по зонам. Всю Мордовию, всю Еврейскую автономную область, прочие «зонные» места объездили. Но и в Москве выступали, причем иногда перед весьма важными персонами. Как-то раз была у нас история, связанная с Юрием Чурбановым – зятем Брежнева, и первым замминистра внутренних дел. Посреди ночи будит нас наш взволнованный капитан, говорит, что приезжает к нам Чурбанов с болгарскими генералами, надо им «Алешу» спеть – была такая титульная советско-болгарская песня. Не вопрос. Надеваем парадку – и в клуб. Приходим в клуб, а там накрыт шикарный стол буковкой П. Во главе замминистра с болгарскими генералами. Тогда еще молодой, красивый, высокого роста, с прекрасной выправкой. «„Алешу" знаете?» – «Так точно, товарищ генерал-лейтенант!» – «Ну давайте». А у нас «Алеша» – на четыре голоса а капелла – до слезы пробирает. Они и ну плакать все. «Еще давай!» Все в слезах. Мы еще раз пять спели. После этого нас выстроили, подходит Чурбанов: «Всем выдать знак „За отличие в службе" первой степени!» А это был чуть ли не орден, такую «ментовскую награду» давали за задержание особо опасных преступников. Безотлучно находившийся рядом с Чурбановым адъютант говорит: «Закончились, ни одного не осталось». – «Тогда давай неси „вторую степень"!» Приносит шесть коробочек, а «зять номер один» нам вешает их и говорит: «Документы завтра получите у командира части». Но проносил я свой «орден» недолго, перед дембелем продал значок какому-то узбеку за 35 рублей.