«Машина» с евреями - Подгородецкий Петр Иванович - Страница 26

Говорят, что сегодня Саша Кутиков считает себя серьезным знатоком итальянских и испанских сухих вин и даже держит у себя небольшую коллекцию этих напитков. В обычное время он, кроме этих самых вин, ничего не пьет, но я уверен, что когда-нибудь наступит миг, и он «развяжет», выпьет своего любимого в прошлом коньяка «Юбилейный» (если найдет настоящий) или просто хорошей водки и отправится в дорогу на простынях под бдительным присмотром уголовников. А может быть, и нет. Старость не радость, знаете ли…

В прошлые времена в составе «Машины времени» было довольно много профессиональных алкоголиков. Например, Сергей Кузьменок, который играл в 1977 году на трубе, «отметился» тем, что попал на принудительное лечение в так называемый «лечебно-трудовой профилакторий» или в просторечии ЛТП. Его как музыканта время от времени отпускали оттуда за нотами или струнами, и он звонил Макаревичу с просьбами достать что-то из «музыки». А Макаревич тогда, первый из «Машины», поставил у себя дома автоответчик, Как только в его отсутствие раздавался звонок, голос Макара говорил: «Добрый день, вы позвонили в квартиру Андрея Макаревича. У вас есть тридцать секунд, чтобы оставить сообщение после сигнала». Однажды, приехав с гастролей, Андрей обнаружил у себя полностью заполненную кассету. С интервалами (на ответ) на ней звучали следующие слова: «Андрей, это я, Кузя, Андрей, это Кузя, возьми трубку, Андрей, отвечай, это Кузя…» Несмотря на свое довольно короткое пребывание в составе «Машины», «отметился» на алкогольном фронте и Сергей Рыженко. Как рассказывал наш художник по свету Саша Заборовский, особняком стоял день рождения Сергея в сентябре 1983 года.

В одну из двух комнат маленькой квартирки на улице Танеевых набилось, наверное, человек двадцать. «Машину» представляли Кутиков, Заборовский, Макаревич и Алексеич. Макаревич пришел позднее других, что сыграло с ним злую шутку. Дело в том, что по причине финансовой и прочей ограниченности Рыженко главным напитком за праздничным столом был самогон, причем крепостью градусов в семьдесят. Он был совершенно прозрачным и разлитым в бутылки из-под «Столичной». Запоздавший Макар нарвался на «штрафную», но, увидев, что наливают «Столичную», не стал возражать против половины стакана. Сказав тост, он решительно опрокинул пойло себе в рот. И тут все увидели удивительную сцену: глаза Макаревича стали вылезать из орбит. Некоторое время он был похож на пучеглазую рыбу, потом все же сумел вдохнуть и запить самогон водой. Ну а остальные только радовались произведенному эффекту. Часа через полтора стало скучно, Макар ушел, а Алексеич собрал «антипартийную группу» в составе Кутикова и Заборовского и предложил им пойти к нему, чтобы выпить армянского коньяка. Уходить, дабы не обидеть именинника, решили по одному.

Первым ушел Алексеич. Когда собрался Кутиков, его долго не хотели отпускать, но ему удалось вырваться. Правда, когда он выходил из подъезда, на него с десятого (рыженковского) этажа полетела пустая бутылка. Если бы метра на полтора точнее, то одним артистом в «Машине» стало бы меньше. А так, Кутиков посмотрел наверх и пошел пить коньяк к Богомолову. Остававшийся наверху Заборовский заметил, что бутылку бросил только что вернувшийся с зоны племянник одного из гостей, и стал с ним разбираться. Поскольку физические данные были неравны: против крупного Саши тот выглядел пигмеем, Заборовский ограничился внушением и решил под это дело покинуть мероприятие, тем более что друзья и коньяк ждали его с нетерпением. Рыженко вышел с ним на лестничную площадку и попытался удержать Забора, но тот вырвался и зашел в лифт. Тогда ничего не понимавший гость, как выяснилось позже, кардиохирург, годом позже уехавший в Америку и успешно там работавший, кинулся на Заборовского и ударил его в подбородок. Саша не отреагировал и получил еще один удар, причем прямо в область больного зуба. Ответ был страшен. Голова хирурга билась об стену, кулаки Заборовского разбивались в кровь, Рыженко прыгал вокруг и норовил лягнуть Сашу в пах. Наконец обидчик упал, и Заборовский ударил его ногой. Попал, к сожалению, в голову и сломал себе большой палец. Потом, выслушав угрозу племянника хирурга (это он бросил в Кутикова бутылку) зарезать Забора при первом удобном случае, отправился к Алексеичу за подкреплением. Живописный вид имела группа из трех товарищей, возвращавшаяся со Смоленки на-Арбат для «разборок». Впереди шел хромающий Заборовский с топорщащимися усами и в хоккейном нагруднике. В руках он держал немецкий штык-нож. Средним был Кутиков, сжимавший в руке ракетницу, а завершал шествие огромный Алексеич с вратарской клюшкой в руках.

Когда компания вернулась к Рыженко, ее встретили с распростертыми объятиями. Все, кроме «бросателя бутылок», который предпочел немедленно сбежать. А кардиохирург, сидевший на кухне, кинулся в объятия к Заборовскому и, рыдая, сообщил ему, показывая на свою разбитую физиономию: «Представляешь, Саша, какая-то сволочь меня избила, а я даже не знаю кто и за что». Допрошенный с пристрастием Рыженко сознался, что хотел лягнуть Забора в яйца, но только лишь для того, чтобы избежать убиения хирурга. А остальные свидетели сообщили, что врач, увидив Забора, вырывающегося из гостеприимных рук Рыженко, подумал, что Сергея бьют, и решил вступиться. Ну а поскольку он находился в невменяемом состоянии, все и кончилось так плачевно. Впрочем, не так уж плачевно – одна разбитая физиономия, один сломанный палец и один испуганный Кутиков…

Сергей Кавагое – человек, вместе с Макаром основавший «Машину» и десять лет игравший в ней, несмотря на свое японское происхождение, выпивал как нормальный русский человек. С ним связано множество историй, которые со временем, возможно, составят золотой фонд группы. Расскажу лишь одно предание, относящееся к тем временам, когда мяса в советских магазинах достать было невозможно, то есть восьмидесятым годам прошлого века. Соскучившийся по свежему мясу Кава прослышал, что километрах в пятидесяти от Москвы есть свиноферма, на которую можно пробраться через дыру в заборе, поймать там поросенка и тем же путем уйти. Решение поесть свежей молодой свининки зрело с каждым днем, и, наконец, Кавагое решился. Надел сапоги, телогрейку, взял с собой мешок, острый топор и отправился в путь. Будь это в наше время, его задержали бы на первой станции в метро и по подозрению в терроризме отправили бы в обезьянник, но тогда все было гораздо спокойнее. Он добрался до вокзала, сел в электричку и достал бутылку водки. С аппетитом откушал ее и через час был уже на станции назначения.