Стая (СИ) - Сергеева Оксана - Страница 165

— Юля, — позвал ее, останавливая.

Точно что-то задумал. Снизу из желудка поднялась знакомая тошнотворная волна, но Юля лишь на секунду замерла на пороге и попыталась улыбнуться:

— Ложись, я быстро.

В ванной тянула время. Сама не могла понять, почему, но тянула: дольше обычного чистила зубы, полчаса водила щеткой по волосам. Какое-то холодящее внутренности чувство мешало действовать быстрее. Но и выйдя из ванной, застала Шаурина в том же положении. Кажется, он даже не шевельнулся, не двинулся.

А шевельнуться у него сил не было. Не находилось их даже на то, чтобы поднять руки и стянуть с себя футболку. Все мышцы как будто свинцом налились.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил и пошевелился, чуть выпрямив спину.

— Лучше, чем два часа назад. Видишь, как резво бегаю по квартире? — на первый взгляд непринужденно откликнулась Юля на вопрос, сразу качнувшись в сторону Дениса.

— Да, порхаешь как птичка.

В ответ на его слова снова попыталась улыбнуться. Хорошо, что подбородок ее уперся в его жесткую макушку, и Денис не видел ее лицо. Улыбки не получилось.

Теперь поняла, почему медлила и не выходила из ванной. Разговора боялась. Слов. Своих собственных мыслей. Задушенных страхов, которые тугим комком свернулись в груди, мешая дышать. Знала, что начнется у нее истерика.

Страшно начинать разговор о произошедшем, вытаскивать из себя всю жуть, рассказывая, как читала стишок, блокируя паническую волну; как тошнило ее от тех засохших бутербродов. Как про себя, а иногда и вслух, молила Дениса вытащить ее из этого гадюшника, страшно…

И не напрасно боялась: едва руки тяжело упали ему на плечи, внутри все скрутило от боли. Кажется, и дыхание оборвалось, еле-еле втягивала воздух сквозь приоткрытые губы. Наверное, Денис услышал, как неистово билось ее сердце: положил ладонь ей на грудь.

Не передать словами, каково это — потерять ее в душе, а потом держать в руках живую и теплую. Не мог насмотреться, сам себе не верил, что она дома, рядом. Надышаться теперь не мог. Обхватил, прижал ее к себе неистово, словно боялся, что исчезнет снова. Прижал так, что она начала задыхаться. Не от объятий его крепких, не от сильных рук, конечно. От слез, которые жгли глаза. Всю душу уже выжгли, точно кислотой.

— Давай спать. Давай ляжем, — дрожащим голосом проговорила Юля. И не проговорила, не произнесла, а с силой вытолкнула.

Не мог оторваться от нее, руки как будто приклеились, тело оцепенело. Все закончилось, но мысль, все это время его убивающая, еще кружилась в голове — что не только Юльку мог потерять, но и ребенка своего не рожденного. Они же не предохранялись — Юля, может, беременна уже…

— Если ты и дальше продолжишь выносить мне мозги, — глухо сказал Денис, немного отстраняясь от ее тела, чтобы видеть лицо, — то у тебя и свадьбы не будет. Я тебе просто принесу новый паспорт на Шаурину с печатью о регистрации брака и все. И никакого тебе праздника.

— А при чем тут…

— А при том, что если бы ты была рядом со мной, ничего бы не случилось. Ничего этого бы не было. — Денис говорил не громко, но казалось, что в воздухе стоит звон, похожий на стук бильярдных шаров. Или нервы у Юли трещали от напряжения, как высоковольтные провода.

— Я не могу не отходить от тебя ни на шаг.

— Можешь.

— Ты так… — заикнулась вдруг от непрошенной дурной мысли. Перевела дыхание и продолжила: — Ты так говоришь, будто в том, что произошло, одна я и виновата.

— Все виновные уже на том свете.

Ком в груди разросся до необъятных размеров — начала давить икота. Юля попыталась освободиться от крепкого шауринского захвата.

— А может, мне правда нужно было на колени встать? Упасть тогда рядом с розами? Тебе это нужно, Юля? Ну скажи… Ты этого ждешь? Посыпать голову пеплом, встать на колени, и тогда твое задетое самолюбие будет удовлетворено? Ну что ж ты… скажи… разве это большая проблема? — тут он отпустил ее и даже немного оттолкнул, заставив попятиться.

— Не сходи с ума, — ошарашено проговорила она, когда увидела, что он резким движение поддернул джинсы на коленях, но еще не поднялся с кровати.

— А что, давай попробуем…

— Не смей! Не смей, говорю тебе… Ты точно спятил! — вцепилась в футболку и нависла над Денисом, словно могла бы остановить. — Не смей этого делать! — с силой хлопнула его по плечу. А когда поняла, что он остался сидеть на месте, отпустила.

Распрямилась, но свои руки с плеч его не убрала. Хотя понимала, что все бесполезно. Если он захочет что-то сделать, то она ему не помешает. Шаурин слишком тяжелый — не хватит у нее сил ни с места его сдвинуть, ни на месте удержать. Особенно когда он в таком невменяемом состоянии, как сейчас. А он точно не в себе — по глазам видно, по скомканному дыханию.

Быстро смахнув ладонью выступившие слезы, всхлипнула почти беззвучно и сказала шепотом, скороговоркой почти, словно боялась запнуться и не досказать, а может, разреветься:

— Никогда не смей становиться передо мной на колени. Мне это не нужно. А тебе не за что. Даже из романтических побуждений. Оставь эту сентиментальную дурь. Я никогда не буду с мужчиной, которого можно поставить на колени. А ты не из тех, кто пиджак распахнутым носит, не застегивает, чтобы шире казаться. Ты так часто раньше напоминал мне, кто мой отец. А сам забыл, что ли? Неужели непонятно? Тебя даже сам Монахов не смог… Кто-то любит просто так, кто-то вопреки. А я за это. Понятно тебе? — снова вытерла мокрую щеку и вздохнула.

— Мне понятно, — сказал Денис как-то бесцветно. Юля не смогла распознать оттенок голоса, только хрипотцу в нем уловила и резкость.

Шаурин сделал протяжный и глубокий вдох, словно и не дышал до этого. Словно только что место для полного вдоха у него в груди освободилось. Точно немного пришел в себя. И Юльке легче стало, и сама она вот так же глубоко вздохнула.

— Ну, чего замолчала? Давай реви, — произнес он, как будто спокойно. Но чувствовалось, что к последнему слову голос набрал силу. И сила эта вот-вот прорвется криком.

— Зачем? — несмело и тихо сказала она, сдерживая икоту. В груди так заломило, что приложила к ней невольно руку: хотелось как-то эту боль унять. Что замолчала… А что говорить? Высказалась сполна. Да и горло у нее стянуло от сухости, словно это она водку хлестала, а не Шаурин.

— Потому что все нормальные бабы плачут. У каждого человека есть, о чем поплакать. Или у тебя совсем не о чем? Реви давай! — Денис пружинисто поднялся, Юлька сразу отскочила от него, бросилась к постели и откинула одеяло. Резко откинула, как содрала.

— Реви! — рявкнул он на всю комнату. А может, и на всю квартиру.

И заревела же. Как по команде. Бросилась в слезы и в кровать заодно. Накрылась с головой, сначала пытаясь сдерживаться, плакать тихо. Но не смогла — разревелась. Оплакивала те два года, которые без него умирала, и недавние часы ада, что довелось пережить, и шауринскую последнюю выходку. Которая все внутри перевернула.

А Денис не подходил, не утешал ее, не трогал. Остался на месте, будто ждал пока она разойдется в плаче. Так разойдется, что не сможет успокоиться. А когда дождался, двинулся к ней. Ступал неслышно, словно боялся спугнуть ее слезы. Выключил тусклый ночник, осторожно приподнял ее и прижал к себе. Вместе с одеялом.

— Теперь… — заикаясь начала она, — теперь я и без тебя справлюсь…

— Конечно, справишься.

— И вообще, я уже не в том… — не смогла договорить.

— Не в том возрасте, чтобы плакать? Или положении?.. — Чувствовал, что самому стало дышать невыразимо легче, будто что-то тугое выпустил из себя с криком. — Не переживай, я тем мужикам, которых ты на совещаниях отдираешь, не скажу, что ты умеешь плакать. Так что давай — реви. Можешь сморкаться в мою футболку.

Ничего ей больше не оставалось. Обняла его — окольцевала руками. Обвила ногами, прижалась крепко и зарыдала. Денис укутал ее плотнее в одеяло. Сам не знал, почему так сделал — укутал с головой. Может, плечи ее, содрогающиеся, подсказали, может, руки ледяные — не то согреть ее пытался, не то постарался заглушить надрывный плач, потому что с трудом выносил ее слезы.