Красный - Хансен Эва - Страница 34

— Семла? Откуда?

Фрида пожала плечами:

— Уже продают, скоро начнут торговать семлой с Мидсоммара.

Вангер рассмеялся, хотя, почему бы не есть вкусные булочки со взбитыми сливками и в середине лета? Никто, наверное, и не помнит, когда и как именно нынешняя семла заменила прежний хетвэг — просто булочку, размоченную в молоке. Да, раньше ее ели размокшую большой ложкой, потом стали срезать верхушку и середину наполнять вкуснейшим кремом из взбитых сливок и марципана. У каждой кондитерской свой рецепт семлы, и хотя они не очень отличаются, кондитерские бои за право называться лучшими идут не на шутку.

— Это из «Ветекаттен». Их семла в прошлом году признавалась лучшей.

— О!.. А ты знаешь, что король Адольф Фредерик умер, объевшись семлой? — Вангер снял крышечку и слизал с нее крем, испачкав при этом нос.

— Не семлой, а хетвэгами. Неудивительно, съесть 14 хетвэгов после сытного обеда! И булочки тут не при чем, думаю, перед хетвэгами король съел еще пяток блюд побольше. — Фрида тоже облизала крышечку, но ее носик при этом остался чистым.

— Нам это не грозит…

— Что это ты ищешь? Какой красавец! — даже умницу Фриду впечатлила внешность Ларса Юханссона.

— Смотри, тебе не кажется, что на совместном допросе он словно чего-то побаивается, волнуется?

— Боится, потому что выдал ее?

— И так было все ясно. Его слова только уточнили кое-что. Нет, он словно спрашивает ее о чем-то взглядом, посмотри…

Они останавливали изображение, возвращали на пару кадров назад, снова пускали вперед, снова останавливали.

— Да, так и есть. По-моему, он просто ждал от нее каких-то показаний и удивлен, что она ничего не сказала.

— Значит, было что говорить?

— Значит… — Вангер затолкал в рот остатки семлы.

— Тоже торговал?

— Нет, чист, как стекло. И до того, и после.

Даг доел булочку, зачем-то заглянул в пакет, словно там могла прятаться еще одна, вздохнул, не обнаружив, и посмотрел на свои выпачканные сахарной пудрой пальцы.

— Ну вот, теперь руки мыть надо.

— Держи, — Фрида протянула ему влажную салфетку.

— Какая ты запасливая.

— Кто же о тебе, старом холостяке, позаботится, как ни коллеги? Не смотри больше записи, первое впечатление самое верное, что заметил, тому и поверь.

— Да у меня и двадцать второе с первым совпадает.

— Знаешь законы Мерфи?

— Конечно.

— Следствие ко второму закону Чизхолма гласит: «Когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже». Так что, готовься.

— Благодарю, ты меня утешила.

— Не за что, — откликнулась Фрида, помахав рукой из коридора. Вангер вздохнул: достанется же такая кому-то в жены…

Итак, Ларс Юханссон явно чего-то боялся шесть лет назад. Конечно, это большой срок, расследовать, что именно означало его беспокойное ожидание, уже бесполезно, но если узнать, что это было, то можно понять, что значит вся эта заваруха с подвешенной красоткой. Иначе все это здорово смахивает на обыкновенную паранойю.

Интересно, а идиоты понимают, что они идиоты?

Да, жаль что семла у Фриды была только одна… Он решил по пути домой завернуть в кондитерскую и взять домой штук пять. Слабак этот король Адольф Фредрик — помереть от 14 семл. Даг, несмотря на свою худобу, смог бы съесть десяток, не напрягаясь. Рано их начали продавать в этом году, Фрида права, с каждым годом все раньше. Скоро семла вместо лакомства перед Постом станет круглогодичным лакомством. Даг не против…

Но размышления о вкусных семлах, их самих не добавляло, инспектор выключил аппаратуру, сдал ключ дежурному и отправился домой, потому что должен прийти водопроводчик. Удивительно, но водопроводчики, электрики, слесари и вообще представители любых служб умудряются назначать свои визиты исключительно в неподходящее время. Как им это удается, Даг так и не сумел понять.

Автомат с кофе в коридоре снова не работал, еще один такой же невезучий Ханс Тернер сокрушенно развел руками:

— Только что работал!

— А кто покупал кофе?

— Анита. Себе принесла и Марии, сказала, что все в порядке.

— Во-от… он на женщин настроен.

— Ну да?

— Точно тебе говорю, проверял!

Ханс известен как слишком доверчивый человек, такого даже обманывать неинтересно. Но даже он задумался…

Через полтора часа Петер действительно отчаливает, чтобы доставить нас в Стокгольм. У меня в голове творится черт-те что. То есть я двигаюсь, что-то делаю, даже говорю и, кажется, вполне разумно, но это моя оболочка, потому что все мысли там, в библиотеке, а в ушах стоит обещание: «…и ты моя». Что за заявление? «Не противься»… словно я способна сопротивляться. Вьет из меня веревки, закручивает узлами, морскими, шибари, собственными…

Все, чего удалось добиться ночными размышлениями и утренней пробежкой, давным-давно выветрилось из головы. И никакие советы бывалой стервы мне не помогут, потому что я б руках этого красавца, в плену его серых глаз. Сердце сладко замирает при воспоминании о его руках, а в голове полнейший сумбур.

— Если я правильно понял, ты предпочитаешь СоФо?

— Да.

— Там есть магазины стильных вещей? Я плохо знаю этот район.

— А какой знаешь хорошо, Эстермальм?

— Почему насмешка, чем Эстермальм хуже твоего СоФо?

— Не хуже, просто стиль другой.

— Да, я знаю Эстермальм и учился в Университете, у меня есть квартира в Норрмальме. Это плохо?

— Нет, конечно.

Я не говорю, что тоже учусь в Университете, моя мама тоже живет в Эстермальме, а бабушка в Норрмальме, и моего предпочтения Седра и СоФо они не понимают.

— Какие именно магазины тебе нужны?

— Не тебе, а нам. Там должны быть стильные, я знаю.

— Есть, например, «Силветто» — стиль середины двадцатого века.

— Замечательно, значит, в «Силветто».

Неужели мы вместе отправимся в «Силветто», где меня из-за Бритт знает половина продавцов? Может, лучше не надо?

Но мы едем именно туда, и Ларс демонстрирует потрясающий вкус, лично выбрав мне пяток платьев для примерки. Они в стиле Грейс Келли — с широкими юбками, поясами на талии, облегающим верхом. Мне нравится и идет, потому что под такой юбкой-колоколом не видна ширина бедер, а талия у меня приличная.

Отобрав платья, Ларс командует:

— Вот это. Иди, надевай и показывай.

Появление такого обаятельного красавца в магазине не могло остаться незамеченным, на нас не просто глазеют, продавцами забыты покупатели, а самими покупателями (это же женщины!) — то, за чем пришли в магазин. В «Силветто» царит Ларс, Ларс и только Ларс. На нас украдкой поглядывают, исподтишка подглядывают, откровенно таращатся со всех сторон, из всех углов. Моя внешность разобрана «по косточкам», естественно, вынесен смертный приговор, привести который в исполнение у судей нет никакой возможности. Я понимаю, что в лучшем случае они вышвырнули бы меня вон, потому что божеству не соответствую.

Ларса вся эта суета ничуть не смущает. Неудивительно, небось привык. Он словно не замечает ни восхищенных и призывных взглядов на себя, ни завистливых и презрительных на меня.

Я меряю одно платье за другим и жалею, что не ношу платья, потому что это красиво, очень красиво. Но платья требуют определенного стиля жизни, мне ближе джинсы и рубашка.

Каждый раз, когда я открываю занавес примерочной кабины и выхожу наружу, лицо Ларса озаряет улыбка, он чуть наклоняет голову к плечу, делая знак мне, чтобы повернулась, довольно кивает и просит показать следующее. Когда я выхожу в последнем — бело-бирюзовом, которое придало моим глазам такой же морской оттенок, Ларс подходит совсем близко, крепко берет меня за талию, затянутую широким поясом, и шепчет, уткнувшись в волосы: