Микадо. Император из будущего - Вязовский Алексей - Страница 7

Выстрел! Мои воспоминания прервал залп португальской носовой пушки. Пока я вспоминал своего астрологического дядю, «Черная жемчужина» подошла примерно на километр и сразу открыла огонь. Вот так, без церемоний и обмена любезностями. Ядро, срикошетив пару раз от поверхности воды, утонуло, не долетев до нас метров пятьсот.

Теперь наш ход. Под руководством Хосе артиллеристы загружают в наши дальнобойные пушки по два цепных книппеля, и «Тага-Мара» тут же закладывает галс, поворачиваясь бортом к «Жемчужине». Залп! Наши ядра также не долетели до португальского галеона. Но упали в опасной близости. Еще бы! Длинные чугунные пушки с поперечной страховочной обвязкой — это вам не медные пукалки европейских кораблей. Черное судно тут же вслед за нами начало делать поворот направо, готовясь к боковому залпу. Джон Фарлоу не стал дожидаться медлительных португальцев, поднял все паруса и стал описывать круг, удерживаясь на носу «Жемчужины». Та еще раз выстрелила из передних пушек, но опять безуспешно.

В этом бою мы решили сделать ставку на два наших плюса — высокая маневренность и скорость, а также дальнобойность пушек. Сближение с «Жемчужиной» до оружейного выстрела для нас смерти подобно. Сорок пушек против наших восьми и триста человек экипажа против ста моих самураев. Ни быстрый абордаж, ни размен залпами в этом бою нас не устроят.

Еще выстрел. На этот раз Хосе велел заложить в орудия двойную порцию пороха — и три из четырех книппелей, развернувшись в воздухе, с хрустом влетели в такелаж галеона. Когда рассеялся дым, стали видно повреждения. На бизань-мачте была сбита одна рея, порван парус на фок-мачте и сломаны две стеньги.[12]

Негусто. Португалец опять начал лавировать, пытаясь встать к нам уже левым боком. Но пока тяжелый галеон закладывал циркуляцию, «Тага-Мара» успела еще дальше отойти от «Жемчужины». Однако та все-таки завершила маневр и дала бортовой залп. Шума много, дыма еще больше — эффект нулевой. Ни одно ядро не смогло долететь до нас. Мы тут же взяли круто к ветру и ответили с левых пушек. Не очень удачно: галеон лишь потерял передний кливер.[13]

В подзорную трубу было видно, как капитан «Жемчужины», высокий мужчина, одетый в черный камзол с серебряными позументами, в парике и широкополой шляпе с большим белым плюмажем, яростно размахивает руками, отвешивает подзатыльники канонирам и юнгам. После понесенного ущерба португальцы сменили тактику и решили зайти к нам с наветренной стороны. Фарлоу легко разгадал этот маневр, тут же совершил поворот оверштаг и стал подбираться к корме «Жемчужины». Залп! На сей раз книппеля косой прошлись по такелажу галеона. Сбита фок-мачта[14] вместе с самым большим парусом корабля, фок-мачта переломилась посредине, завалив обломками всю палубу. На корабле паника, фигурки матросов пытаются обрубить расщепленные балки и стеньги. Выносят вниз раненых. Тем временем мы продолжаем стрелять книппелями с кормы «Жемчужины», которая потеряла ветер и свалилась в дрейф. Еще час лавирования, шесть залпов — и такелаж вражеского судна полностью уничтожен. Однако капитан галеона не сдается. Я вижу, как португалец отдает якорь и пытается опять повернуться к нам боком уже на шпрингах.[15] Бортовой залп — его единственная надежда.

Смелый командир! У такого соперника вырвать победу — честь. Что ж, уважим его по полной.

— Несите картечь! — кричу я Хосе, и канониры начинают забивать в стволы пушек мешочки с медной дробью.

Тем временем Фарлоу легко удерживал «Тага-Мару» бортом к корме «Жемчужины».

— Ближе! Еще ближе! — Ксавьер лично наводит каждую пушку для продольного выстрела по палубе противника.

Пушки стреляют попеременно, и я вижу, как картечь выметает с юта и других надстроек галеона всю живую силу. Матросы, артиллеристы, аркебузиры в кирасах валятся как снопы при жатве. Волнение на море усиливается, неопытные японские канониры суетятся и часто мажут. Но исход битвы уже ясен. На палубе «Черной жемчужины» негде укрыться от металлического града, и она скоро пустеет. Рулевой перекладывает штурвал на ветер, и мы ныряем в пороховое облако, идя на абордаж. Наше судно слегка ниже галеона, поэтому сначала вантовые матросы забрасывают крючья, и с рей и мачт мои самураи перебираются по веревкам на палубу «Жемчужины». Правый борт «Тага-Мары» с резким стуком бьет в ют галеона. Матросы спускают паруса, рубят веревки, поддерживающие реи, и уже мощный вал абордажной команды захлестывает вражеское судно.

Впереди всех, конечно, Хайра с пистолетом за поясом и катаной в руке. Мощный крик «Сатоми!» встречает жидкий залп ружей. Пора и мне перебираться на борт «Жемчужины». Аккуратно балансируя на узких сходнях, карабкаюсь вверх. На палубе галеона уже хозяйничают мои солдаты, однако битва не закончена.

Внезапно из кормового люка повалила толпа португальцев. Вооруженные шпагами, пистолями и абордажными саблями бородатые солдаты и матросы смело бросились в бой. Завязалась сеча, палубу опять заволокло пороховым дымом. Моя охрана ненавязчиво оттерла меня на шкафут.[16] Однако португальцев было так много, что скоро и телохранители вступили в бой. Я вытащил из ножен свой легендарный меч-тати Мурасамэ, тот самый Проливной дождь, который получил от кузнеца Амакуни, и встал в первую позицию. Руки опущены к поясу, клинок смотрит в голову потенциального противника, ноги на ширине плеч. Тем временем свалка уже вплотную приближается ко мне, и я выбираю технику рензоку-ваза, то есть «непрерывные атаки». Пробный взмах мечом (уже полгода, как не приходилось рубиться на практике) и сразу же резкий выпад в сторону выскочившего на меня португальца. Тот вооружен палашом, рот раскрыт в крике. Мой укол он отводит вправо вниз и пытается ударить левым кулаком в голову. Но я-то в доспехах! На мне специальный «короткий доспех» для морской пехоты — танко. И на голове у меня сёкаку-цуки-кабуто — шлем «бодающийся баран». Основной элемент его конструкции — идущая спереди назад полоса в виде гребня, которая заканчивалась на лбу в виде клюва. Наклоняю голову, и кулак матроса попадает со всей дури в этот самый клюв. Расширенные глаза, крик боли и еще более громкий вой после того, как мой клинок обратным движением разрубает его незащищенный живот. На деревянный пол вываливаются сизые дымящиеся кишки, а я уже вхожу в клинч со следующим матросом. У того в руках абордажный топор. Таким пробить мою облегченную кирасу — раз плюнуть.

Единственное, что мне пришло в голову, — это резко сократить дистанцию и не дать португальцу замахнуться. Я своим мечом ударил по окованному металлом топорищу и сразу навалился вперед, отжимая того к борту. Массивный бородач начал давить в ответ, и я почувствовал на себе разницу в весе между средним японцем и европейцем. Хочешь вперед прорваться? Пожалуйста! Шаг в сторону, захват одной рукой за рукав и быстрая подсечка. Португалец валится на палубу, ловко перекатывается, пытается вскочить на ноги, но мой клинок уже врубается в его шею, отделяя голову от тела. Меня обдает фонтан крови из разрубленной шеи, и я на миг слепну. Пока протираю глаза, бой уже закончен. Мои самураи всего за полчаса схватки вырезали практически всех матросов, канониров и даже торговцев, которые также вышли против нас с оружием в руках. Понимали, что противник их не помилует, и бились до последнего.

— Победа! — громко кричит брат, и ему, потрясая мечами, вторят все вокруг.

Глава 4

БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ — БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ

У меня неделя разъездов. После триумфального возвращения в Токио я почти весь май провел в столице — Киото. Интриговал, заседал в различных советах, принимал послов и писал законы. Всех, конечно, интересовала «Черная жемчужина». Поди скрой такой трофей — все шпионы Токио наблюдали, как избитый корабль португальцев с трудом вставал на рейд, а раненых матросов (выжило двенадцать человек из трехсот) отвозят в лазарет.