Микадо. Император из будущего - Вязовский Алексей - Страница 35

— С плохими новостями, Ёшихиро-сан, я приехал, — огладил рукой свою куцую бородку Гэмбан. — Мои шпионы наконец выяснили, почему медлит Такахиса. Ван Рюкю Сё Хаси вступил в союз с сацумцами, и две недели назад армада кораблей с Окинавы отправилась на соединение с войсками Симадзу. Удалось подслушать, что Сё Хаси поклялся отомстить тебе за смерть сына и везет тридцать тысяч вако. Собрал всех пиратов, до которых смог дотянуться.

— Так Ходзуми же жив! — вырвалось у меня невольно. — Сидит в подвалах Тибы. Должен был написать отцу…

— Не должен, — снисходительным взглядом посмотрел на меня Гэмбан. — Я не стал пересылать его письмо Сё Хаси. И даже распустил слухи, что он погиб.

— Так-так… — начал я соображать. — В самый последний момент, перед решающей битвой, ты его «воскресишь» и предъявишь доверенным лицам вана. А тот, глядишь, повернет оружие против Такахисы. Особенно если вместе с сыном ему пообещать… ну, что-то пообещать.

— Точно, — кивнул мацукэ. — Поэтому по пути в Киото я захватил парня с собой. Пусть поучаствует в нашей игре. Кстати, что будем делать с Токугавой и Хидэёси? Я попросил гэнинов Хандзо последить за обоими. Они явно замышляют предательство. В усадьбе Хидэёси уже семь дней, как живет личный представитель Такахисы, Хирухико Курода.

— Вот отрыжка кашалота! — ругнулся я. — Клялись мне в верности, обещали помощь против южан, а сами…

— Это же даймё, — пожал плечами Гэмбан. — Интриги, заговоры — это их жизнь. Кстати, на меня тайно вышел человек Токугавы. Даймё просит дать ему аудиенцию. Думаю, он хочет сдать подельника.

— Вор на воре шапку украл. Что ж… Если от этого будет польза…

— Вреда не будет. Пообещаете ему то же, что Такахиса, — и он с радостью вонзит нож в спины бывших союзников.

— Договорились. Есть еще что-то, что нам следует обсудить?

— Открытие отделений Палаты тайных дел идет по графику. Практически во всех крупных городах уже есть мацукэ Сатоми. Каждому мацукэ поставлены задачи по вербовке агентуры на своей территории — из числа слуг управляющих провинциями, гейш… Относительно оптического телеграфа. — Гэмбан с трудом, по слогам выговорил название. — Ваша идея передавать сигналы флажками от башни к башне, стоящих вдоль дорог, хороша. Я отписал Кико и Цунанари Ходзё в Китай. Попросил съездить к Великой стене и посмотреть, как в Поднебесной организована эта служба. Какие коды используются, как сигналят огнями ночью или в туман… Говорят, что солнечным днем можно использовать вогнутые зеркала. Один знакомый китаец сообщил по секрету, что зеркалами можно передавать сообщения на шестнадцать ри!

Ого! 65 километров. Не знал, что моя затея с гелиографом окажется такой скоростной. Хорошо, что я в детстве читал Дюма и запомнил, как граф Монте-Кристо разорил негодяя барона Данглара, подделав биржевое сообщение гелиографа.

— Голубиной почтой быстрее передавать сведения, — продолжал тем временем рассуждать Гэмбан. — Но телеграф полезен в тех местах, где нет городов, соответственно, нет и голубятен. Например, на побережье, на кораблях. Вот если бы у деревни Ава была башня быстрой связи, разве пираты смогли бы зайти так далеко в глубь территории клана?

Уже в дверях Гэмбан ударил себя рукой по лбу и, повернувшись, сказал:

— Что делать с этим священником Родригесом? Он умолял дать ему возможность поговорить с вами, и я захватил его с собой в столицу.

Теперь уже мысленно я стучу себя по голове. Тоже мне суперпамять… Как вулканизировать каучук, помню, а о пленнике, что уже полгода полирует нары, забыл. После того как христиане стали оказывать прямую поддержку моему врагу Симадзу, я распорядился закрыть все католические миссии на подконтрольной территории. Японцы-христиане были высланы на отдаленные острова без права возвращения. Португальцы, которые сопровождали пастыря, оказали сопротивление и были убиты. Сам Родригес заключен в тюрьму. Я хотел его использовать в переговорах с иезуитами, но священник уперся и отказался сотрудничать. А у меня не было времени его уговаривать. Потом навалились дела, эпидемия чумы, и я банально забыл об узнике. И только сейчас Гэмбан мне о нем напомнил. Интересно, повлияло полугодовое заключение на Родригеса или он по-прежнему все такой же фанатик?

— Помыть, накормить и к часу обезьяны привести ко мне, — распорядился я. — И вот что, Цугара-сан. Сводите-ка Филиппа на могилу его соотечественника Томаса Верде. Пусть помолится, отслужит мессу — в общем, не препятствуйте ему.

Пока ждал Родригеса, на прием прорвались два любопытных персонажа. Первой в приемный покой вплыла главная фрейлина дворца — Сука. Уже по имени я понял, что с ней будут проблемы. А увидев пожилую даму с набеленным лицом и вычерненными вопреки моему приказу зубами, догадался, что женщина меня выбешивает одним своим видом. Ну а как только она открыла рот — все, тушите свет. Сука начала упрекать меня в небрежении моими обязанностями перед женской половиной дворца. Дескать, отсутствие внимания приводит к тому, что фрейлины волнуются, болеют. А одна даже сбежала в разводный храм Эгони. Оказалось, что в окрестностях Киото есть специальное святилище, куда со всей Японии бегут обиженные женщины. Процедура развода не давала дамам права уйти от мужа просто так (в отличие от мужчин, которые могли неуживчивую супругу отослать обратно к родителям). Но если добраться до Эгони и пожить там два года в статусе послушницы, то все обязательства перед сюзереном или мужем аннулировались. Из дальнейших расспросов выяснилось, что из Госё совершила побег некто Уэсуги Мико — пятая дочь почившего Уэсуги Кэнсина. Взяла пропуск на посещение своей больной родственницы в столице, после чего тайком смазала лыжи. Скандал! Ущерб правящему дому! Срочно в розыск, примерно наказать! В таком духе главная фрейлина распространялась целый час. Я же про себя облегченно вздохнул — ведь Мико могла бы и яда мне сыпануть.

Отделавшись от Суки туманными обещаниями разобраться, дал команду впускать следующего просителя. Им оказался глава гвардейцев предыдущего императора с длиннющим, из пяти слов, именем. Волосы и косичка мужчины смазаны маслом, глаза подведены, одет в парадную накидку и кимоно, расшитое розовыми и голубыми нитями. Прямо и не скажешь, что передо мной — глава телохранителей Го-Нары. Не успел этот франт открыть рот (а я и так догадывался, что он пришел просить денег на содержание своих людей, а скорее всего, себя любимого), как я его с ходу огорошил:

— На вашем месте я бы уже давно покончил с собой на центральной площади дворца. Прилюдно и с публичными извинениями. Вы не уберегли вашего господина от смерти. Последние часы сын Неба провел в одиночестве, мучаясь и страдая. Я еще поговорю с управляющим дворца — почему микадо покинули все слуги, но с простолюдинов какой спрос? Вы же самурай! Из древнего рода. Вы были предупреждены специальным письмом о риске эпидемии. В послании я прямо предупреждал об опасности собраний, приемов. В том, что «черная смерть» пришла в Госё, — ваша прямая вина. Вы лишаетесь всех титулов и земель. Ваши дети и родственники переводятся в крестьянское сословие. Пожалуйста, к полудню совершите сэппуку.

Напомаженный щеголь пошел пятнами. Его рот открылся, закрылся, он попытался что-то выдавить из себя, но все тщетно. После чего упал ниц, зарыдал, размазывая тушь. Жалкое зрелище. Адъютантам пришлось силой выводить «гвардейца» из приемного покоя.

Калейдоскоп лиц продолжается. В кабинет прорывается комендант Киото Ёсикуни Хатакэяма. И проблема у него более чем серьезная. В столицу все прибывают и прибывают войска Сатоми. Участились случаи дуэлей между приезжими дворянами и киотскими самураями. Самое больное место — театры. Стычки происходят прямо около подмостков, в соседних переулках. За последнюю неделю погибло около пятидесяти дворян! С этим надо что-то делать, и делать срочно. Только у государства есть монополия на насилие. И дело даже не в монополии. Дуэли — это черная дыра, которая засасывает в себя цвет нации. Насколько я помнил, в Европе сейчас расцвет борьбы с поединками. Первый, кто забил в колокол, — кардинал Ришелье. Он посчитал убыль дворянства за период царствования только одного Генриха Четвертого (а сделать это было нетрудно, так как в те времена казна зарабатывала на официальных королевских прощениях второго выжившего участника) и ужаснулся. По тысяче аристократов в год уносил обычай отстаивать свою честь с оружием в руках.