Последнее искушение Христа (др. перевод) - Казандзакис Никос - Страница 28

— Если уж ты так говоришь, что должен говорить старый Иона? — произнес старый рыбак. — Бедняга каждый вечер сидит на скале, смотрит на Иерусалим и оплакивает своего сына Андрея. Тот тоже из провидцев. Говорят, Андрей пристал к какому-то пророку, тот ничего не ест, кроме меда и акрид, хватает людей и тащит их в Иордан, кажется, чтобы смыть их грехи.

— А еще говорят, что сыновья даются нам для процветания! — заметил Зеведей. — Дайте-ка мне бутыль. Там еще осталось вино? Мне надо взбодриться.

До их слуха донеслись тяжелые медленные шаги по гальке, словно приближался какой-то большой неуклюжий зверь. Старый Зеведей обернулся.

— Добро пожаловать, Иона, добрый человек! — закричал он, обтер свою залитую вином бороду, почтительно встал и уступил свое место. — Я только что говорил о своих сыновьях и красноперках. Садись, поешь и ты рыбки, да расскажи нам, какие вести от святого Андрея.

Подошедший к ним старый рыбак был невысокого роста, крепко сбитый, кожа его пропеклась и высохла на солнце, став похожей на рыбью чешую, взгляд серых глаз был мутным, а огромную голову покрывали седые вьющиеся волосы. Подавшись вперед, он переводил взгляд с одного на другого, словно искал кого-то.

— Кого ты ищешь, отец Иона? — поинтересовался Зеведей. — Или ты слишком устал, чтобы говорить?

Он скользнул взглядом по Иониной бороде, спутанным волосам, в которых застряли водоросли и рыбьи кости, по растрескавшимся губам старика, которые тот открывал и закрывал, словно рыба, не произнося ни звука. Зеведей собрался было рассмеяться, но вдруг ему стало страшно; Глупое подозрение промелькнуло у него в голове, и в ужасе он вытянул руки, словно желая остановить старого Иону.

— Говори! — закричал он. — Ты, случаем, не пророк, Иона? Столько живешь с нами и все скрывал? Заклинаю тебя именем Адоная: говори! Я как-то слышал, как святой старец из общины рассказывал о ките, проглотившем пророка Иону, и о том, как потом рыба изрыгнула его, и Иона выпрыгнул из ее чрева целый и невредимый. Помоги мне, Господи, ты вылитый Иона, как нам его описывали: водоросли вперемешку с волосами на голове и груди, и новорожденные крабы в бороде. Не обижайся, Иона, но я готов поручиться, если покопаться в твоей бороде, там можно будет найти крабов.

Рыбаки разразились хохотом, но старый Зеведей смотрел на своего друга с неподдельным ужасом.

— Говори, Божий человек, — повторил он. — Ты пророк Иона?

Иона покачал головой. Он не мог припомнить, чтобы его проглатывала какая-нибудь рыба. Хотя все возможно. После стольких лет борьбы с рыбой разве мог он сказать наверняка?

— Он, точно он! — забормотал Зеведей, и взгляд его забегал, словно он собирался бежать.

Он знал, что пророки — капризные люди и им нельзя доверять. Они могут исчезнуть в море, воздухе или огне, а потом — бац! — когда ты их меньше всего ожидаешь, они снова появляются. Разве Илия не вознесся к небесам на огненной колеснице? Сколько лет прошло, а он все еще жив — стоит взобраться на гору, и он перед тобой! То же с бессмертным Енохом. А тут еще пророк Иона. «Дурака валяет, — подумал Зеведей, — делает вид, что он рыбак, отец Петра и Андрея. Надо с ним обходиться получше: эти пророки — странный и глупый народ, и если вовремя не остеречься, можно здорово влипнуть».

— Возлюбленный сосед, отец Иона, — начал он нежным голосом, — ты ищешь кого-то, не Иакова ли? Он вернулся из Назарета, но очень устал и пошел в деревню. Если ты хочешь узнать о своем сыне Петре, то Иаков сказал, что с ним все в порядке, и тебе не стоит беспокоиться. С ним все в порядке и тебе не стоит беспокоиться. Слышишь меня, Иона? Подай хоть знак.

И он погладил его загрубелые плечи. Кто может знать? Все бывает. Может, действительно этот дурак — пророк Иона. Лучше поостеречься!

Старый Иона наклонился, выхватил из котла ерша и, закинув в рот, принялся жевать вместе с костями.

— Я пошел, — прошамкал он и повернулся спиной. Снова захрустела галька. Захлопав крыльями, чайка закружилась над его головой, словно и вправду увидела краба в его бороде, потом хрипло вскрикнула и полетела дальше.

— Берегитесь, парни, — промолвил старый Зеведей. — Клянусь головой, это пророк Иона. Лучше, чтобы двое из вас пока помогли ему до прихода Петра. Иначе кто знает, что с нами будет?

Два самых сильных рыбака встали и полушутя-полуиспуганно обратились к Зеведею:

— Смотри, Зеведей, за последствия будешь сам отвечать. Пророки — ровно дикие звери. Они как откроют пасть, да как проглотят тебя! Ну, мы пошли. Прощай!

Зеведей удовлетворенно потянулся — с пророком он сладил — и повернулся к оставшимся.

— Веселее, ребята, веселее — грузите корзины и по деревням. Но будьте внимательны, крестьяне хитры, не то что мы, рыбаки. Рыбы отдавайте поменьше, пшена берите побольше, даже прошлогоднего урожая, то же с маслом, вином, курами и овцами. Поняли? Должно быть ясно как Божий день.

Работники вскочили и принялись набивать корзины. Вдалеке между камней замелькал бегущий верблюд с седоком на спине. Старый Зеведей прикрыл рукой глаза от солнца и вгляделся.

— Эй, ребята, ну-ка взгляните, вам не кажется, что это мой сын Иоанн? — закричал он.

Верблюд уже ступил на прибрежный песок и теперь приближался к ним.

— Он! Он! — закричали рыбаки.

Минуя их, всадник помахал рукой в знак приветствия.

— Иоанн! — закричал его старый отец. — Что за спешка? Куда ты мчишься? Остановись на мгновение, дай на тебя посмотреть!

— Некогда, настоятель умирает!

— А что с ним случилось?

— Не хочет принимать пищу, хочет умереть.

— Почему? Почему?

Но ответ до них уже не долетел.

Зеведей откашлялся и, задумавшись, покачал головой.

— Да упасет нас Господь от святости, — промолвил он.

Сын Марии смотрел вслед Иакову, в гневе спускавшемуся широкими шагами к Капернауму, потом опустился на землю — сердце его наполнилось печалью. Почему он, который так стремился любить и быть любимым, вызывал у людей столько ненависти? Он сам был в этом виноват — не Господь и не люди, а он сам. Почему он вел себя так трусливо? Почему, выбрав путь, он не мог набраться мужества, чтобы следовать им до конца? Он был изгоем, презренным трусом. Почему он не осмелился взять в жены Магдалину, спасти ее от позора и смерти? Почему, когда Господь налагает на него свою руку и приказывает встать, он вцепляется в землю и отказывается подниматься? И сейчас, почему он уступил своему страху и помчался спасаться в пустыню? Неужели он думает, что Господь не найдет его там?

Солнце стояло уже прямо над головой. Плач по зерну стих. Измученные люди уже привыкли к несчастьям, и теперь, припоминая, что их слезы никогда еще не приносили избавления, постепенно умолкли. Уже тысячи лет они страдали от несправедливости, голода, становились игрушками видимых и невидимых сил. И все же каким-то образом им удавалось влачить свое существование, едва сводя концы с концами, и это научило их терпению.

Зеленая ящерица, выскользнув из-под приземистого куста, выбралась на солнышко. При виде огромного человека, нависшего над ней, она застыла от ужаса, и сердце запрыгало в ее горле; но ящерица быстро успокоилась, распласталась на камне и, поблескивая черным глазком, доверчиво взглянула на сына Марии, словно приветствуя его и говоря: «Я увидела, что ты один, и пришла скрасить твое одиночество», Возликовав, сын Марии перестал даже дышать, чтобы не испугать гостью, — сердце его заколотилось с такой же скоростью, как и у ящерки. Откуда ни возьмись, прилетели две мохнатые, черные с красным бабочки и весело заплясали, трепеща крыльями, резвясь на солнце. Заметив окровавленный платок Иисуса, они уселись ему на голову, запустив свои хоботки в ткань. Он же, чувствуя их нежные прикосновения, вспомнил боль, которая так часто его мучила по воле Господней, и вдруг ему показалось, что трепетанье их крыльев имеет для него тоже какой-то высший смысл. Ах, если бы Господь всегда нисходил на человека как бабочка, а не карающей десницей или громом и молнией.