Аромагия (СИ) - Орлова Анна - Страница 110

Капнув на щетку масла иланг-иланга, я принялась расчесываться. Томный бархатный аромат струился по комнате, заставляя глубже и чаще дышать. Рыжие пряди струились через зубцы, а я, мерно проводя расческой, с недоверием всматривалась в свое порозовевшее отражение. Неужели я действительно собираюсь это сделать? Даже мысль эта казалась дикой, но сладкие чары иланг-иланга оказались сильнее. Они туманили голову, ласковым дуновением уносили прочь сомнения, обещали забвение…

Прелесть аромагии в том, что она позволяет влиять на чувства и разум. Не идти на поводу у тревог, страхов или бессонницы, а расправляться с ними легко и непринужденно.

Незаметная, но оттого не менее могущественная магия.

Поэтому нас, аромагов, и боятся. Власть над чувствами страшит. Разве сложно мне, скажем, заставить кого-то выболтать сокровенные тайны или расплакаться прямо посреди торжественной речи, вынудить потерять голову от любви или серьезно заболеть? Другой вопрос, что я не стану влиять на кого-нибудь без его просьбы или крайней нужды.

Впрочем, меня уже заждались…

Я спустилась вниз, когда мои мужчины уже пили чай, и одарила всех сияющей улыбкой.

— Здравствуй, дорогой. Здравствуйте, господин Бранд, Петтер.

Мне ответили вразнобой.

— Приперлась наконец! — мой мрачный благоверный.

— Здравствуйте, госпожа Мирра, — бледный и отчего-то помятый Петтер.

— Соизволила! — язвительный свекор, отвлекшись от газеты.

— И вам приятного аппетита, — я уселась, расправила на коленях салфетку. — Мне только чая и булочку с маслом, благодарю вас, Сольвейг.

Некоторое время я добросовестно заталкивала в себя сдобу, запивая крепким чаем. Мне стоило немалых усилий казаться безмятежной, когда внутри кипела злость пополам с предвкушением.

Мужчины тем временем закончили с завтраком и стали подниматься.

— Дорогой! — окликнула я. За долгие годы супружеской жизни притворство въелось в кровь и плоть, однако сегодня изображать любящую жену было особенно противно. — Надеюсь, ты позволишь мне сегодня не ехать на прогулку?

— С чего бы это? — тут же влез мой драгоценный свекор.

— Петтер вчера травмировал ногу, — объяснила я с недовольной гримасой. — К тому же сегодня плохая погода… Не думаю, что госпожа Ингрид желала мне простудиться.

Петтер бросил взгляд на окно, за которым действительно накрапывал дождь, но промолчал.

Муж, и так с похмелья пребывавший в отвратительном настроении, от попытки ему перечить, разумеется, взвился на дыбы.

— Ты поедешь! — рявкнул он, наливаясь краснотой. — Петтер не барышня, потерпит!

— Как скажешь, дорогой, — сдалась я, пряча торжествующую улыбку.

Ингольва эта маленькая победа (точнее, видимость таковой) успокоила, и он отбыл на службу. Свекор отправился с ежедневным обходом — заводить часы — а мы с Петтером остались наедине.

— Госпожа Мирра, может, не поедем к морю? — предложил юноша тихо. Пахло от него маслом элеми — свежей зеленью укропа, водорослями и солью. Хм, а он ведь на грани нервного срыва! — Хотите, я отвезу вас в булочную? Или еще куда-нибудь. А полковнику скажем, что были на берегу.

— Не выдумывайте, Петтер, — возразила я так же негромко. — Сегодня я непременно хочу к морю. Пожалуйста, отвезите меня в ту самую бухту, где мы были вчера.

Он взглянул непонимающе, потом до белизны сжал губы. Резкий горьковатый запах горчицы ужалил мой нюх. Ревность.

— Как прикажете, — ответил глухо и направился к выходу.

Надо думать, Петтер вообразил, что я надеюсь встретить Исмира.

Передо мной как воочию возникло хищное лицо дракона, всплыли из памяти насмешливое: — «Мне неинтересна добыча, которая сама идет в руки!» и вчерашние откровения.

Нет. Встретить его я не надеялась…

Петтер вел автомобиль молча, только иногда чуть морщась от боли.

Я не стала интересоваться его драгоценным здоровьем. Петтер явно был не в духе, так что я предпочла любоваться окрестностями. Правда, любоваться полагалось разве что дождем и размытыми глинистыми склонами, и занятие это мне быстро наскучило.

Признаюсь, хмурый вид юноши пробил в моих планах солидную брешь. Кажется, он вообще не собирался со мной заговаривать!

— Приехали, госпожа Мирра, — нарушил молчание Петтер, затормозив подальше от обрыва. — Хотите прогуляться?

Я понимала его скептицизм. Размокшая глинистая почва была скользкой даже на вид, а на обрыве легко могла уехать из-под ног.

— Да, — задыхающимся голосом произнесла я, прижав руку к шее. — Душно. Помогите мне, пожалуйста.

— Вам плохо? — встревожился Петтер.

От него будто плеснуло зеленым чаем и липой — заботой и нежностью.

Петтер распахнул дверцу с моей стороны и почти выволок меня на свежий воздух.

Я обмякла в его руках тряпичной куклой. Отпусти — и упадет прямо в грязь.

Ветер, пахнущий солью и мокрым песком, едва не сбивал с ног.

— Все в порядке, не беспокойтесь. — Попросила я, смежив веки.

В объятиях Петтера было так тепло и надежно! Аромат ветивера словно укрывал нас тяжелыми складками, и «верхние» запахи мокрой шинели, бергамота (должно быть, одеколон) и пахнущего мятой дыхания ничуть не мешали мне наслаждаться.

— Госпожа Мирра, — позвал Петтер, осторожно встряхивая меня за плечи.

— Да, Петтер, — тихо откликнулась я, открывая глаза.

Он был совсем близко: встревоженный, теплый.

— Петтер, — повторила я нежно.

Он глядел на меня, не отрываясь. Его сердце под моей ладонью отчаянно колотилось. А я чувствовала себя совсем юной и чуточку сумасшедшей.

— Госпожа… Мирра, — выдохнул Петтер.

И, конечно, не выдержал: прижал меня к себе, ласково поцеловал в губы… И замер, будто ожидая пощечины.

Я усмехнулась и поцеловала его сама…

Спустя некоторое время я обнаружила себя прижатой к лаковому боку автомобиля. Колени мои подгибались, голова кружилась. А дождь… боги, какая мелочь!

— Петтер! — позвала я. Меня била дрожь, и вряд ли от холода, хотя шуба на мне оказалась расстегнутой, как и блузка. От юноши веяло таким теплом, что сама мысль о холоде казалась нелепой.

— Да? — он взглянул на меня шальными темными глазами, чуть отклонился.

Наркотически сладкий жасмин пел свою арию, заставляя забывать обо всем. Но тонко-тонко, как комар, тревожно звенел лайм.

— Давайте переберемся на заднее сиденье, — предложила я. — Здесь неудобно.

Глаза его вспыхнули, как электрические фонари, однако благородство пересилило.

— Госпожа… Мирра, — кажется, Петтер лишь теперь до конца понял, что происходит, и пытался совладать с собой. — Не надо. Вы ведь… вы будете жалеть!

— Вас нужно уговаривать, Петтер? — удивилась я, касаясь пальцами его припухших губ.

Он судорожно вздохнул.

Уговаривать не пришлось…

На узком сиденье вдвоем было не слишком удобно, хотя Петтер заботливо подстелил шубу, и к тому же тянуло холодом из приоткрытого окна.

Однако меня переполняли расслабленность и довольство. Куда и девалась утренняя глухая тоска!

Тягучий янтарный аромат амбры и ванили, оттененный радостным звонким мандарином, окутывал меня оранжевым теплом.

Петтер не отпускал меня ни на минуту — лаская, касаясь, целуя. Он словно боялся, что все это окажется сном, и торопился досмотреть до конца чудесную грезу.

— Мирра, — проговорил он вдруг негромко, ласково убирая упавший мне на глаза локон. — За что вы ему мстите?

— М-м-м? — не поняла я. Хм, у юного любовника есть свои несомненные плюсы…

— Ну вы же за что-то мстите полковнику, — Петтер даже отстранился. Надо думать, лицо мое выразило удивление, потому что он усмехнулся как-то очень по-взрослому. — Мирра, я же не дурак. И не верю, что вы просто так… — он запнулся, подбирая слова. — Пришли ко мне.

— Петтер, — мягко произнесла я, ероша его темные волосы. Пахло от него совсем иначе, чем от Ингольва, и вообще, все было иначе. Это ощущение новизны (а ведь я прожила замужем тринадцать лет!) заставляло меня чувствовать себя пьяной от любви девчонкой. — Не надо.