Второй фронт - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 52

— Вы, наверное, испытываете чувство глубокого удовлетворения от всего происходящего? — начал первым хозяин кабинета.

— Смотря от чего, господин президент, — ответил Примаков и развел руки в стороны.

Президент фыркнул.

— От того, что происходит с моей властью.

— С вашей властью ничего не происходит, господин президент. Вы знаете, кто это сделал. Своими руками, своими решениями, своими законами. Все закономерно, ОН получил по заслугам. Но я, так понимаю, вы меня пригласили не для того, что бы я критиковал ЕГО, а зачем-то другим. Так что… Чем я могу быть вам полезен?

И.о президента скрестил руки на груди, откинулся на спинку кресла и с каким-то стоном выдохнул воздух через рот.

— Мы находимся на грани голода. Мы — это вся страна. Рубль обесценился и ничем не обеспечен. Зерновые интервенции на рынке зерна приводят только к скупке этого зерна. Зерно закладывают на долговременное хранение, в надежде на повышение цен, или тот час же вывозят за границу. Страну, самым натуральным образом, грабят. Механизмов, которые могли бы это остановить, у меня нет. Все в стране заточено под рыночную модель экономики. Письма и указания, которые рассылают министерства, не дают никакого эффекта.

— Вы хотите удержаться у власти любой ценой или начать работать в интересах России? — голос Примакова был по-прежнему ровным и спокойным: — Как только определитесь, так все сразу станет понятно. И действия, и меры, и контрмеры. Чего вы хотите добиться?

— Мне нужна власть, чтобы работать в интересах России, но и СССР без помощи я оставлять не хочу. Я патриот и этим все сказано.

— Хм… Ладно, давайте по-другому: что вы хотите в результате всего получить? — во взгляде Примакова читалось напряженное ожидание ответа.

— Хорошо, — медленно протянул хозяин: — Нужно закрепиться во всех эшелонах власти и вывести страну из возможного голода, это пока приоритетная задача. И что мы будем делать? Какой план вы предлагаете осуществлять?

— Сталинский, — усмехнулся гость. — Вам подробно рассказывать или как?..

В течение четырех часов два человека обсуждали будущее внутренней и внешней политики России, будущее законодательство, меры по развитию экономики. Обсуждали то, что чуть позже на Западе назовут 'Русским ренессансом'.

Утром следующего дня 'Российская газета' опубликовала Указ и. о президента о введении в стране чрезвычайного положения. В стране создавался новый орган власти, который, ничуть не смущаясь, назвали ГКО. Государственный комитет обороны. ГКО состоял из пяти человек: президента, Примакова, Глазьева, Патрушева и… Кагановича Лазаря Моисеевича. Указы ГКО имели безусловное верховенство на всей территории Российской Федерации. Действие Конституции РФ 1993 года, как принятой с многочисленными фальсификациями, приостанавливалось до проведения всенародного референдума по новой редакции Конституции. Правительство РФ подчинялось ГКО. По отношению ко всем министрам и членам правительства вводилась безусловная и ни с кем не разделимая ответственность.

Первый же Указ ГКО шокировал. Всем российским банкам были запрещены прямые операции, связанные с переводом средств в зарубежные банки. Единственным банком, который получал право работать с зарубежными коммерческими организациями, был ВТБ24. Цена этого разрешения — национализация банка. Так же национализировался Сбербанк. Национализировались все нефтяные компании, 'Газпром' преобразовывался в Министерство газовой промышленности, ОАО 'РЖД' превращалось в Министерство путей сообщения, вся разрозненная электроэнергетическая отрасль национализировалась, сводилась в единую энергосистему и отныне называлась Министерством электроэнергетики. А еще в стране вводились карточки. Продуктовые карточки, по которым каждый гражданин мог купить по социальным ценам набор продуктов, обеспечивающий полноценную физиологическую норму по калориям и белку.

Первое заседание ГКО открывал Примаков с докладом по сельскому хозяйству и перспективах экономического развития страны:

— Наиболее гипертрофированной для России является сфера розничной и оптовой торговли. Она равна почти трети ВВП. Это выше, чем у любой развитой или развивающейся страны, включая лидера постиндустриального мира США. Высокая доля в России внутренней торговли — следствие большого числа неэффективных, а зачастую криминальных посредников.

Так, по данным за прошлый год, цена килограмма зерна от зернотрейдерских организаций колебалась от восьми до девяти рублей за килограмм. Из этой суммы непосредственные производители зерна получали от двух с половиной до четырех рублей за килограмм. В случае хорошего урожая цена на зерно опускалась еще ниже. Из одного килограмма зерна получают семьсот грамм муки. Из семисот грамм муки можно сделать две полукилограммовые буханки хлеба. Цена буханки хлеба составляла шестнадцать рублей. То есть, если мы избавимся от зернотрейдерских организаций, и производители будут продавать хлеб напрямую потребителю по цене трейдерских организаций, то двукратное увеличение доходов производителей не приведет к увеличению цены буханки хлеба в магазине. Прижав полусотни организаций, мы получим рост прибыли у производителей и их заинтересованность в увеличении производства зерна. Точно такая же картина с производителями молока и мяса. Посредники — это зло.

Десять лет назад у нас было сто семнадцать миллионов гектаров посевных площадей. К сегодняшнему дню больше сорока миллионов гектаров оказалось заброшено, из них двадцать миллионов уже успели полностью зарасти кустарником и деревьями и выпали из сельскохозяйственного оборота. В том числе — и в черноземной Курской области, над которой бывший президент восторгался сельскими красотами.

Но рынки-то наши завалены продуктами, в том числе и отечественными! Да, завалены, но только с этой точки зрения судить о состоянии сельского хозяйства некорректно. На продукты питания в России тратится львиная часть дохода обычной семьи. А это означает одно: продукты по отношению к средней зарплате у нас ужасно дороги. Именно поэтому при избытке на рынке своего — и привозного — мяса потребляют его меньше, чем хотелось бы, и чем нужно по нормам потребления на одну российскую душу в год. Здесь мы все еще не достигли уровня даже тысяча девятьсот восемьдесят девятого. Тогда, напомню, был кризис, СССР и его экономика летели в тартарары, однако потреблялось в пересчете на человека более семьдесят два килограммов мяса, сейчас — порядка пятидесяти, и это уже прогресс, недавно было куда меньше. Минздрав, кстати, считает нормальным уровнем потребление минимум семьдесят-семьдесят пять килограммов мяса и мясопродуктов в год. Ну, о нынешнем среднедушевом годичном потреблении рыбы по сравнению с тем же тысяча девятьсот восемьдесят девятым, учитывая, что рыба лишь чуть-чуть теперь уступает по цене мясу, и говорить не стоит: показатели мизерные.

Многие наши экономисты, особенно правительственные при министре финансов Кудрине, считали и считают, что наличие обильных минерально-сырьевых богатств — это своеобразное 'ресурсное проклятие', которое позволяет нам меньше думать и заботиться о росте ВВП за счет других источников, что приводит к отставанию в технико-технологическом развитии. А с учетом исчерпаемости таких ресурсов достигнутое с их помощью благосостояние не имеет будущего. В определенном плане такие выводы имеют под собой реальную основу. Однако они явно односторонние. Например, богатая нефтью Норвегия заняла одно из первых мест в Индексе человеческого развития ООН. Дело, следовательно, упирается в правильность и эффективность использования и управления доходами от продажи сырья, поступающими в страну.

Сохранение энергосырьевого крена в специализации хозяйства грозит России превратиться в мирового поставщика энергии, сырья, финансового капитала, не нашедших применения у себя на родине. Эту тенденцию может переломить только новая индустриализация страны, иными словами, глубокие структурные сдвиги в пользу наукоемких отраслей промышленности, в первую очередь обрабатывающей. Нужно сказать, что в прошедшие годы этому по тем или иным причинам не уделялось достаточно внимания: с тысяча девятьсот девяносто пятого по две тысячи шестой годы доля инвестиций в машиностроение всех видов и приборостроение снизилась с трех процентов до двух и четырех процента от всего объема инвестиций в экономику.