Предводитель волков. Вампир (сборник) - Дюма Александр - Страница 34

Ему хотелось, чтобы весь мир был мрачным и черным, как его душа.

Сначала он решил избежать сельского концерта, который все приближался. Но, казалось, какая-то сила, более могущественная, чем воля башмачника, приковала его ноги к земле.

Тогда он забрался поглубже в дупло дуба и принялся ждать.

Отчетливо слышны были радостные крики и игривые песни вперемешку с пением скрипок и звуками гобоя.

Время от времени раздавался ружейный выстрел, взрывалась шутиха.

Тибо сообразил, что причиной шумного веселья могла быть деревенская свадьба.

И действительно, он увидел, как в сотне шагов от него, в конце длинной дороги на окраине Ама, показалась процессия празднично разодетых людей с длинными лентами всех цветов: у женщин они были привязаны к поясу, у мужчин развевались на шляпах и в петлицах.

Во главе шагали деревенские музыканты. За ними – несколько крестьян и слуг, по ливреям которых Тибо узнал прислугу сеньора Жана.

Затем Ангульван, помощник доезжачего, об руку со слепой старухой, которая была вся в лентах, как и остальные.

Следом – дворецкий замка Вез, скорее всего посаженный отец, под руку с невестой.

Невеста! Тибо таращился, не веря своим глазам. Но когда между ними осталось каких-то тридцать-сорок шагов, ему пришлось-таки ее узнать.

Невестой была Анелетта.

Анелетта!

И что унизило Тибо, что нанесло окончательный удар по его самолюбию – Анелетта не была бледна, она не дрожала, ее не вели к алтарю насильно, она не оглядывалась, сожалея о чем-то или что-то вспоминая. Нет, Анелетта была весела, как эта поющая птичка, как этот цветущий подснежник, как этот сияющий солнечный луч. Анелетта явно гордилась венком из флердоранжа, кружевной фатой, муслиновым платьем. Наконец, улыбающаяся Анелетта, вся в белом, была похожа на Деву Марию из церкви в Виллер-Коттре, когда на Троицу ее облачают в белое одеяние.

Несомненно, всей этой роскошью она была обязана владелице замка Вез – жене сеньора Жана, которая за ее пожертвования и благодеяния почиталась чуть ли не святой.

Но вовсе не от большой любви, которую Анелетта испытывала к тому, кто вот-вот станет ее мужем, она так радостно улыбалась; нет, она нашла то, чего так горячо желала, то, что Тибо так вероломно пообещал ей, но не пожелал дать, – опору для слепой бабушки.

Музыканты, молодожены, шафера и подружки прошли по дороге в двадцати шагах от Тибо, не заметив, что из дупла дерева торчит голова с огненными волосами и метавшими молнии глазами.

Как они появились перед башмачником, так и скрылись с его глаз.

Как сначала он услыхал все нарастающие звуки скрипок и гобоя, так они постепенно и затихли. Через четверть часа лес вновь опустел…

С Тибо осталась поющая птица, нежный цветок, сияющий солнечный луч.

Вот только в сердце его словно разверзся ад – самый ужасный, какой только можно представить; ад, в котором змеи терзали его сердце острейшими зубами и вливали в него самый сильный яд, – ад ревности!

Увидев Анелетту такой свежей, такой милой, такой веселой, и главное – увидев ее в час, когда она вот-вот станет женой другого, Тибо, который уже три месяца и не помышлял о ней, Тибо, у которого и в мыслях не было сдержать данное ей обещание, Тибо вдруг вообразил, что никогда не переставал ее любить.

Ему показалось, что Анелетта связана с ним клятвой и что Ангульван отнял его собственность.

Еще немного, и он выскочил бы из своего укрытия, чтобы обвинить девушку в измене.

Ускользнув, Анелетта моментально обрела в глазах Тибо достоинства, добродетели, преимущества, о которых он и не подозревал тогда, когда для обладания ею достаточно было одного его слова.

После всех разочарований потерять сокровище, которое башмачник считал принадлежащим только ему, к которому, как ему думалось, всегда можно вернуться, потому что он даже и предположить не мог, что кто-то еще может ее пожелать, показалось ему последним ударом судьбы.

Оттого что Тибо переносил крах своих надежд молча, отчаяние становилось еще мрачнее и глубже. Он кусал кулаки, бился головой о стенки дупла и наконец разразился рыданиями.

Но это были отнюдь не те слезы и рыдания, которые смягчают сердце и часто от злых мыслей приводят к добрым; нет, слезы и рыдания, вызванные скорее гневом, скорее яростью, чем сожалением, не могли изгнать ненависти из души Тибо.

Казалось, что половина слез изливалась наружу, а вторая заполняла все внутри и падала на сердце каплями желчи.

Он убеждал себя, что обожает Анелетту.

Он горевал о том, что потерял ее.

Разгневанный человек, испытывающий подобные чувства, охотно увидел бы, как невеста с женихом падают замертво прямо у алтаря, где их только что сочетал священник.

К счастью, Господь, хранивший этих детей для других испытаний, не допустил, чтобы роковое пожелание оформилось в уме Тибо. Они были подобны людям, которые во время грозы слышат раскаты грома и видят, как молния извивается рядом с ними, но счастливым образом избегают смертельной опасности.

Вскоре башмачник уже краснел за свои слезы и стыдился своих рыданий. Он подавил их: первые – на глазах, вторые – в груди.

Он выскочил из убежища и сломя голову помчался к своему дому. Он пробежал лье менее чем за четверть часа. Бешеный бег, вогнав в пот, несколько успокоил его.

Наконец Тибо понял, что он уже рядом с хижиной.

Он вернулся в нее, как тигр возвращается в свою пещеру, закрыл за собой дверь и забился в самый темный угол бедного жилища.

Там, поставив локти на колени и опершись подбородком на кулаки, он принялся размышлять.

О чем думал этот отчаявшийся человек? Спросите Мильтона, о чем думал сатана после падения.

Тибо предавался мыслям, которые вечно будоражили его ум, из-за которых было разрушено столько надежд до него, в прошлом, и из-за которых, должно быть, разрушится немало надежд и после него, в будущем.

Почему одни рождаются слабыми, а другие сильными?

Отчего столько неравенства уже в том, что происходит одинаково, независимо от сословия, – в рождении?

Каким средством можно подправить игру природы, в которой карты на руках Случая всегда лучше, чем у человека?

Он думал, не поступить ли ему так, как делают ловкие игроки: привлечь на свою сторону дьявола.

Плутовать?

Он так и делал.

Что же он при этом выиграл?

Всякий раз, когда игра складывалась в его пользу, когда он был уверен в выигрыше, побеждал дьявол.

Какую выгоду принесла ему полученная роковая способность творить зло?

Никакой. Анелетта от него ускользнула. Мельничиха его прогнала. Жена бальи над ним посмеялась.

Первое пожелание стало причиной смерти бедного Маркотта, а ему не перепал даже окорок той лани, которую он мечтал заполучить, и оно же стало отправной точкой его несбывшихся желаний.

Он был вынужден обречь эту лань на съедение собаками сеньора Жана, чтобы сбить их с пути черного волка.

А тут еще пугающее увеличение количества дьявольских волос!

Все это напоминало условие того ученого, который потребовал удвоить, начиная с одного зерна, количество пшеничных зерен на каждой последующей клетке шахматной доски, и, чтобы заполнить последнюю – шестьдесят четвертую – клетку, понадобились бы тысячи лет обильного урожая!

Сколько же желаний осталось у него? Семь или, самое большее, восемь.

Несчастный не осмеливался даже взглянуть на себя.

Он не осмеливался бросить взгляд ни в ручеек у дерева в лесу, ни в зеркало, висевшее на стене.

Он боялся дать себе точный отчет в том, сколько еще продлится его власть.

Он предпочитал оставаться в ночи, чем увидеть неумолимую зарю, которая придет вслед за этой ночью.

И все-таки должен же был существовать способ, позволяющий сочетать все так, чтобы несчастье другого приносило ему хотя бы какую-то пользу.

Ему казалось, что не будь он бедным башмачником, едва умеющим читать и писать, а человеком ученым, то отыскал бы в научных знаниях такой способ, и он непременно принес бы богатство и счастье.