Осада - Алексеев Иван - Страница 15

– Ну что, господа военачальники, где, по вашему мнению, король Стефан развернет свой лагерь?

Князь Андрей, как старший по званию, ответил первым:

– По канонам военной науки, осадный лагерь должен быть установлен на расстоянии полутора пушечных выстрелов от крепости. Я бы на месте короля Стефана расставил свои шатры вон там, напротив Любянова погоста, рядом с московской дорогой. Там и поле ровное, и несколько ручьев, – боярин указал рукой на видневшийся вдалеке старый погост и прилегающее обширное зеленое поле.

– А ты как мыслишь, Терентий? – повернулся к дьяку воевода.

Дьяк всмотрелся в панораму местности, прикинул дистанцию, сверился по карте, согласно кивнул головой:

– Боярин прав, это лучшее место для лагеря. Я бы тоже развернул свой лагерь именно там.

– Что скажешь, сотник?

– Я могу лишь присоединиться к мнению боярина и государева дьяка, – почтительно ответил на вопрос воеводы Разик.

– Дьяк рассказал мне про ваши пушки, – пристально глядя прямо в глаза Разику, медленно произнес князь Шуйский. – Неужели, они и вправду стреляют в два раза точней и дальше обычных орудий?

– Истинно так, воевода! – твердо ответил сотник поморской дружины.

– И вы сможете неожиданно накрыть огнем вражеский лагерь, если он действительно будет размещен напротив того погоста?

– Разреши нам прямо здесь рассчитать дальность, воевода!

Получив разрешение, Разик приказал Олеже заняться расчетами. Тот достал из висевшей на поясе сумки черную дощечку и мелок. Уточнив у дьяка расстояние до цели и высоту башни, дружинник произвел необходимые вычисления и, вытянувшись по стойке «смирно», отрапортовал воеводе:

– Наши пушки добросят ядра до указанного погоста!

Князь Андрей недоверчиво развел руками, а воевода задумался на некоторое время, а затем произнес с расстановкой, словно рассуждая вслух:

– Как мне доложил дьяк, у ваших пушек не только изумительная дальность стрельбы, но и небывалая точность… Скажите, а если вы наведете их днем, то сможете ли вы своими ядрами накрыть лагерь ночью, стреляя вслепую?

Олежа и Разик некоторое время молчали, осмысливая неожиданное предложение воеводы, затем вполголоса обменялись несколькими репликами, и сотник, отвечая на поставленный вопрос, громко и четко произнес:

– Мы сможем закидать лагерь ядрами в ночное время!

– Хорошо! – удовлетворенно кивнул ему князь Шуйский. – Расставляйте и наводите свои орудия. Готовьтесь поприветствовать незваного гостя, короля Стефана Батория, от имени русского града Пскова!

Пан Аджей Голковский галопом взлетел на вершину пологого холма и осадил коня. Прямо перед ним развернулась чудесная панорама: зеленые поля, перемежавшиеся с густыми рощами, широкая река с несколькими притоками, и вдали, возле самого горизонта – огромный город, блестевший на солнце сотнями золотых куполов своих церквей. Невдалеке от холма по полю проходила торная дорога, и вдоль ее обочины вытянулось бесконечной лентой королевское войско, вставшее на привал. Все роты войска, каждая со своим обозом, двигались в строгом порядке, в соответствии с артикулом, написанным лично королем. Поискав глазами свой штандарт, пан Голковский скомандовал догнавшему его поручику:

– Отведешь людей к нашему обозу, проследишь, чтобы обиходили коней. Потом всем обедать и отдыхать до общего построения. Вели по-быстрому раскинуть мой шатер и пригласи туда от моего имени ясновельможных панов, сам знаешь кого. Да не забудь этого рейтарского полковника, Фаренсберга. – И, увидев, выражение удивление на лице поручика, повторил строго: – Фаренсберга пригласишь лично! Я сейчас отправлюсь с пленными к королю, потом присоединюсь к вам. Достанешь пять бутылок рейнского из потайных запасов. Пить только в шатре, чтобы ни одна живая душа не увидала!

Сделав знак шляхтичам, державшим в поводу коней с сидящими на них связанными русскими пленными, пан Голковский поскакал к тому месту, где лениво колыхался на легком полуденном ветерке тяжелый шелковый королевский флаг.

Лихо на ходу соскочив с коня на глазах Стефана Батория и его свиты, расположившихся на привал по-походному, под открытым небом, пан Голковский кинул поводья подоспевшим королевским конюхам, по инерции пробежал несколько шагов, и упал на одно колено перед королем. Он даже проехал в такой позе некоторое расстояние по скользкой влажной траве. Через четыреста лет так будут завершать свое выступления некоторые фигуристы, подъезжая на одном колене к бортику судейской коллегии. Король, а вслед за ним и вся свита, встретили Голковского рукоплесканиями. Несомненно, будучи судьями в фигурном катании, они поставили бы вельможному пану вполне заслуженный высший балл, как за технику, так и за артистизм.

– Вот, господа, перед вами настоящий рыцарь: ловкий и изящный! – произнес король, обращаясь к свите, и ласково протянул руку Голковскому: Встаньте, пан ротмистр! Я вижу, вы готовы доложить нам о результатах рейда!

Голковский встал, приблизился к королю, восседавшему на походном кресле, вновь опустился на одно колено, приложился устами к царственной длани, затянутой в надушенную замшевую перчатку, выпрямился во весь свой немалый рост и отрапортовал:

– Ваше величество, согласно приказу гетмана, я с эскадроном гусар из моей роты сопровождал фуражиров в рейде по близлежащим селам. На маршруте следования мы были атакованы превосходящими силами неприятеля: казаками и татарами. Несмотря на двукратное численное преимущество противника, я решился принять встречный бой. В лобовой атаке мои доблестные гусары наголову разбили врага. Захвачены двое пленных. – Голковский небрежным жестом указал себе за плечо на казака и татарина, которых подвезли вслед за ним, сняли с лошадей и поставили, связанных, в некотором отдалении.

– Браво, пан ротмистр! – воскликнул король. – Жалую вас золотой табакеркой! Пан подскарбий, распорядитесь о выдаче награды. Гетман, вы видите, какие у нас воины! Не боятся во встречном бою выходить один против двух!

– Позвольте, ваше величество, задать вопрос пану ротмистру? – обратился к королю гетман Замойский, и, получив разрешение, шагнул вперед, произнес требовательно: – Пан Анджей, вы сразу сошлись с неприятелем в рубке или все же вначале открыли огонь из пистолей?

– Да, пан гетман, – с явной неохотой признал Голковский. – Перед тем, как обнажить клинки, мы дали два залпа из пистолей.

– Благодарю вас, пан ротмистр, – удовлетворенно кивнул гетман и отошел назад, заняв свое место в свите.

– Чем вызван ваш вопрос, пан Замойский? – недоуменно повернулся к гетману Стефан Баторий.

– Ваше величество, три дня назад на ночном бивуаке я стал невольным свидетелем спора пана ротмистра Голковского и полковника рейтаров барона Фаренсберга. Барон доказывал, что тактика действий конницы в бою должна быть рациональной и основываться на преимуществах залпового пистольного огня. Пан Анджей горячо ему возражал, отзываясь с пренебрежением о кавалеристах, не вынимающих сабель из ножен. Он апеллировал к идеалам рыцарства, утверждая, что высокий дух благородных поединков и турниров может сохраниться лишь в сражении на клинках.

На лице пана Голковского промелькнуло выражение досады, он гордо вскинул голову, и хотел было возразить великому коронному гетману пану Завойскому, несмотря на всю их разницу в чине и положении. Однако король поднял руку, предупреждая готовую вспыхнуть перебранку, и произнес примирительно:

– Ясновельможные паны! Высокие идеалы рыцарства – это именно то, с чем мы явились в сию дикую страну, изнывающую под гнетом тирана. Мы освободим несчастных русских от их свирепого и жестокого царя Ивана, привьем им европейскую цивилизацию. Чтобы русские нас уважали и почитали, мы должны продемонстрировать им свое превосходство во всем: и в огнестрельном оружии, как это делает барон Фаренсберг, и в фехтовании, которым блестяще владеют пан Голковский и другие шляхтичи. – Король опустил руку, пресекая этим движением все дальнейшие дискуссии, и сменил тему разговора: – А теперь пусть при нас допросят пленных, захваченных доблестным паном Анджеем.