Грозный отряд - Скалл Люк - Страница 59

Эремул попытался вновь вызвать свою магию. Бесполезно. Волшебство, которое вызвало онемение тела, также ослабило его способность направлять собственные резервы магии. Он оказался беспомощным, как новорожденное дитя.

Чудесно. День становится все лучше и лучше. Он не мог пошевелить даже губами, чтобы обрушить поток непристойностей на эту проклятую женщину.

— Я хочу кое-что тебе показать, — сказала Манипулятор.

Ухватившись за кресло, она развернула его лицом к двери, а затем вытолкнула наружу. Ребенок гонял по улице камешек. Когда они появились в свете послеполуденного солнца, мальчик с любопытством поглядел на них.

Тучи, которые, подобно савану, висели над Сонливией последние несколько дней, наконец рассеялись. Теперь перед городом встала новая проблема. Море выбрасывало на берег тела, сотни раздувшихся трупов из затопленных развалин Призрачного Порта. Город Теней медленно изрыгал своих мертвецов.

Эремул наблюдал за работами по очистке гавани, пока госпожа Сирина медленно катила его вниз, к докам. Он не представлял себе, что планировала сделать с ним эта женщина, но подозревал, что приятно не будет.

«Может, она собирается бросить меня в гавань. Утащит ли меня кресло прямо на дно, как камень, или я поплыву свободно, чтобы насладиться сполна, утонув неторопливо? Вряд ли я смогу решить, какой из вариантов предпочтительнее. Быть может, сеть вытянет мой труп на один из тех траулеров».

Он испытывал странное спокойствие. Если ему предстоит умереть, возможно, утонуть — не так уж и плохо.

Как оказалось, его мучительница имела другие намерения. Они остановились, немного не добравшись до гавани, и повернули налево, в узкую улочку, по обе стороны которой высились груды зловонных отбросов, населенную мужчинами и женщинами с грубыми лицами. То ли из-за особенностей поведения достопочтенной госпожи Сирины, то ли из-за необычности зрелища — привлекательная женщина катит в кресле безногого калеку — никто к ним не приставал по дороге. В конце концов они остановились перед захудалым домишкой, почти лачугой, со сломанной дверью и просевшей в середине крышей, покрытой птичьим пометом.

Манипулятор постояла немного, уставившись на обветшалый домик.

— Вот здесь я родилась, — проговорила она.

Ее голос прозвучал подчеркнуто равнодушно, но эти слова тем не менее поразили Эремула. Он обнаружил, что теперь может двигать бровями. Одна из них в изумлении изогнулась.

— Ты ведь не помнишь мятежей, которые вспыхнули во время Отбраковки? — продолжила она. — Полагаю, в то время ты испытывал недомогание.

«Да с чего ты это взяла», — хотел было сказать Эремул, но его рот все еще не мог двигаться. Он обошелся тем, что нахмурился.

— В городе царил хаос. Маги, как можно было ожидать, оказали сопротивление, что обеспечило поддержку мятежу. Этот район являлся очагом беспорядков. — Она обвела взглядом грязные улицы. — Я была среди тех, кто открыто призывал к переменам. Мне было тогда чуть за двадцать, и я была влюблена в одного из зачинщиков мятежа.

Она смотрела на сломанную, сбитую с петель дверь. На сей раз ее голос окрасило чувство.

— Мои родители были верноподданными. Они не хотели никаких неприятностей. В разгар мятежа, когда на улицах шли бои, вон там, — показала она рукой на ряд грязных домов, — мой любовник убедил меня впустить его шайку в дом. Он знал, что я сочувствовала восстанию, и предполагал, что моя семья разделяла мои взгляды. Они потребовали, чтобы отец и брат присоединились к ним в сражении против солдат.

Эремул молча слушал. В общем-то, у него не оставалось выбора, но слышать, как хладнокровный Манипулятор раскрывает свое прошлое, было странно и захватывающе. Кроме того, ей, похоже, это приносило облегчение, что давало Полумагу некоторую надежду на благополучный исход, когда придет время решать, что с ним делать.

— Моя семья… обменялась грубостями с мятежниками. Брат получил нож в горло. Отец взорвался. Его тоже убили, пока мой любовник удерживал меня. Я кричала и пиналась, но он не отпускал меня.

Достопочтенная госпожа Сирина умолкла. В ее глазах появился странный блеск.

— Любовник вытащил меня из дома, когда его друзья насиловали мою сестру. Она была совсем юной, почти ребенком.

Эремулу показалось, что у нее блеснула слеза, хотя это могла быть игра света. «Полагаю, я должен быть благодарен за то, что парализован, — подумал он. — Иначе от меня следовало ожидать, что я обниму ее в знак поддержки. Нам обоим было бы неловко».

Манипулятор моргнула, и неожиданно ее кратковременная ранимость исчезла.

— Моего любовника зарубили солдаты, как только мы вышли из дома. Меня арестовали и выпустили через несколько недель. Когда я вернулась домой, то обнаружила, что мать совершила самоубийство. Моей сестры нигде не было. Я так никогда и не узнала, что с ней стало.

Повернувшись к нему, она скрестила руки на своей пышной груди.

— Цивилизация функционирует лишь потому, что сильные люди не позволяют тем, кто слабее, потакать своим низменным инстинктам. Независимость и свобода — это средства, с помощью которых правит анархия, а анархия — это естественное состояние для мужчин, чтобы беспрепятственно выражать зло, которое таится в них. Во всех них. В тебе, — добавила она, глядя на него сверху вниз с таким выражением лица, что у него кровь застыла в жилах.

«Эта женщина безумна».

— Я была молода и наивна. Я больше не такая. Я больше не отзываюсь на прежнее имя. Есть только один, в кого я верю, и он вовсе не человек. Он — бог.

Она наклонилась, приблизив лицо к нему.

— Не печалься о тех, кого предаешь, — тихо сказала она. — Прими то, что делаешь. Ты служишь Салазару, мудрость которого безупречна для таких, как мы. Не сокрушайся о потере ног. Вместо этого радуйся тому, что это освободило тебя от зла, которое ты в противном случае совершал бы. Ты получеловек, однако в силу этого простого факта ты обладаешь лишь половиной зла человека.

Она отвернулась от Эремула и потому, к счастью, не увидела, сколько яда было в его взгляде. «Безумное дерьмо летучей мыши. Это безумное дерьмо летучей мыши».

Манипулятор смотрела на отражающееся в море солнце. Близился вечер.

— Я отнесу книги, которые мы отобрали, в Обелиск, — сказала она. — Ты можешь отправляться домой. Паралич продлится недолго.

Достопочтенная госпожа Сирина ушла, не оглядываясь.

К тому времени, когда к его рукам вернулась чувствительность и он смог самостоятельно отправиться в книгохранилище, уже темнело. Это был худший день из всех, что он мог припомнить с тех пор, как темница Обелиска изменила его жизнь, хотя бывало всякое. Однажды он выпал из кресла, когда опорожнялся, и провалялся в собственном дерьме шесть часов, ожидая возвращения Айзека.

«Что же стало с Айзеком и остальными членами маленького отряда, которые отправились на Стенающий Разлом две недели назад?» — думал Эремул. Кораблю, направленному в пролив Мертвеца, чтобы исследовать рухнувшую шахту, не удалось обнаружить никаких следов саботажников. Это давало надежду на то, что они еще живы. Несмотря на свою сводящую с ума восторженность и раздражающее умение без усилий овладевать новыми навыками, Айзек оказался преданным помощником.

Охваченный неожиданным унынием, Полумаг не осознавал, насколько близко подобрался к гавани, пока не услышал плеск воды внизу. Любопытство пересилило, и он дотолкал кресло до обширного водного пространства. Операции по очистке гавани на ночь сворачивались. Неподалеку высаживались на берег экипажи кораблей. Он глазел на все это, представляя, как Айзек и остальные украдкой скользят на своем крошечном кораблике между плавающими трупами, и размышлял о том, что за напасть поразила город в их отсутствие.

Внезапно его внимание привлек странный шум. Он смахивал на детский плач и доносился откуда-то снизу. Эремул пристально вгляделся в темную воду.

Там. Что-то крошечное жалостно ерзало на маленьком обломке, который подпрыгивал на волнах. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что на него никто не смотрит, Эремул быстрым магическим усилием поднял в воздух подергивающуюся фигурку и медленно перенес ее себе в руки.