Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Скалл Люк - Грозный отряд Грозный отряд

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Грозный отряд - Скалл Люк - Страница 24


24
Изменить размер шрифта:

Сейчас он стоял напротив троих горцев. Они рассредоточились и начали окружать его. Встретившись взглядами с каждым из них поочередно, он сосредоточил внимание на Боруне.

— Ты помнишь меня в те дни: сплошные громы и молнии и неистовство. Дело в том, что, проведя год в клетке, словно зверь, человек меняется. Увидев, как его жена сгорает заживо, человек меняется. Учишься принимать то, что нельзя изменить, и сгибаешься, чтобы не сломаться. Приспосабливаешься. Например, — сказал он, когда Джерек наконец добрался до них и его топор расколол голову одного из горцев, — не упускаешь преимущество, когда оно представляется. Что такое честь для людей, которые насилуют женщину, а потом сжигают ее заживо? Кодекс не стоит и куска дерьма, как я погляжу.

Борун и оставшийся горец развернулись, как только осознали, что Джерек — среди них, но было слишком поздно. Волк уже надвигался на воина справа от Кейна, воздев свои топоры.

Борун злобно проворчал:

— Это тактика труса: отвлекать нас, чтобы твой пес подкрался сзади.

— Как я сказал, ваш кодекс не стоит и куска дерьма. Я пришел к этому заключению задолго до того, как Шаман запер меня в клетке. Не мог больше выносить этого лицемерия. Само собой, я был достаточно глуп, чтобы бросить ему это в лицо. Человек может полагать, что понимает что-либо, но на самом деле он ничего не понимает, пока не испытает это на собственной шкуре.

— Сейчас ты у меня испытаешь на собственной шкуре! — прорычал Борун и бросился на Кейна.

Его блистающий топор ринулся вниз. Кейн, воздев меч, перехватил удар и отклонил его. Два воина сошлись в шквале ложных выпадов, отражений ударов и лязга стали. Борун во всех отношениях был так же хорош, как помнилось Кейну. В отличие от него, Боруну не пришлось провести год в клетке, и его мускулы не превращались в желе. Ему не довелось провести почти два года в бегах — от Собратьев, великанов и вещей похуже. Он не пережил только что чертова кораблекрушения.

Рукоятка Борунова топора по касательной задела Кейна по лицу, и он отшатнулся назад. С его правой щеки потекла на подбородок кровь. Все тело отзывалось болью, и громко колотилось сердце. Борун сделал ложный выпад, направив свой огромный топор обухом вперед, и затем, развернув его, нанес сокрушительный удар сверху. Кейн пригнулся и откатился в сторону, все его тело словно завизжало, протестуя. Не успел он завершить свое вращение, как Борун оказался над ним, и его топор уже свирепо летел вниз. Кейн перехватил его мечом, но это усилие вызвало неимоверную боль в шее и плечах. Он стоял на коленях, а мускулистый противник давил на него всей своей тяжестью.

Десять лет назад, может быть, даже пять, он собрался бы с силами, чтобы отбросить его. Борун, возможно, крупнее, но он — Бродар Кейн, и его сила стала легендой.

Так было тогда. А сейчас… Как ни старайся, ему не одолеть нависшего над ним огромного, зловонного варвара. Дело в том, что он уже не тот, каким был.

Ты должен приспосабливаться.

Он бросился влево и услышал, как тяжелый стальной обух топора с глухим стуком ударил в дерн мгновением позже, на волосок от его головы. Раздался злобный рык, и Борун снова насел на него. Все еще стоя на коленях, Кейн парировал первый удар. Опустив руку на магический кинжал, он парировал второй удар Боруна одной рукой, которая чуть не согнулась от неимоверного усилия.

Свободной рукой он извлек клинок и яростно всадил его в живот Боруну.

Здоровенный горец отшатнулся, ловя ртом воздух, и опустил взгляд на эфес, дрожащий на уровне его пояса. Вокруг него сочилась кровь, стекая тонкой струйкой между ногами.

Бродар Кейн с трудом поднялся на ноги и шагнул вперед.

— Думаю, этого должно тебе хватить, — сказал он, отбивая в сторону косой выпад, направленный в его шею. Борун слабел. Капель крови превратилась в равномерную барабанную дробь. — Мне следовало бы бросить тебя здесь медленно умирать. Ты ведь это заслужил.

Борун с трудом сделал вдох.

— Я не смог бы осуждать тебя за это, — проговорил он и зашатался. Топор, выпав из его руки, с хлюпаньем шлепнулся в грязь. Он прижал руки к животу.

— Я потерял счет снам, в которых убивал тебя, — сказал Кейн. — Иногда только это и заставляло меня продолжать двигаться. Думаю, мне следовало бы испытывать сейчас глубокое удовлетворение. Но, по правде говоря, этого нет. Нельзя изменить то, что было сделано.

— Да, — сказал Борун. Его качало, руки тряслись. — И ты не можешь изменить то, что надвигается.

Кейн на мгновение закрыл глаза. К нему вернулись воспоминания. Он плывет вниз по Ледотаю в день своих двадцать первых именин, его кожа застыла до синевы. Борун, совсем еще мальчик, просто умирает со смеху. Подплыв к берегу, он затаскивает младшего друга в реку, и оба хохочут до упаду.

Они вместе охотятся в Длинных Пиках, Борун заваливает своего первого вепря, после того как они большую часть дня удирали от разъяренного горного кота.

Гордость на лице Боруна, когда Кейн просит его стать духовным отцом своей невесты.

То же лицо, уставившееся в землю, когда он до крови обдирает себе руки в клетке Шамана.

Крики Мхайры.

Он поднял меч высоко над головой. Солнце залило его красным, цветом крови.

— Иногда ты не можешь изменить того, что надвигается, — сказал он, глядя в глаза Боруна. — Но человек, который отворачивается и принимает это, даже не пикнув, — не человек. И уж конечно — не брат.

Меч сверкнул, обрушившись вниз. Голова Боруна откатилась на несколько ярдов, пока не остановилась у гранитного обнажения.

Подошел Джерек, с его топоров стекала кровь.

— Ты хорошо сказал, — отметил он. Пятнышки крови усеивали его лицо и короткую бородку.

Кейн бросил взгляд на тела двух горцев, которых убил Волк. Зрелище не из приятных.

— Ты мог бы вмешаться, — сказал он. — Борун чуть не одолел меня.

Джерек фыркнул.

— Ни черта себе благодарность. Ты бы мне вовек не простил, Кейн, и ты это знаешь.

Обдумав это с минуту, старый варвар кивнул.

— Да, ты прав. Как остальные?

— Айзек и девушка в порядке. Он неплохо обращается с мечом. Сдерживал их, пока я не подоспел. Что до педика, то черт его знает.

Бродар Кейн покачал головой. Со слугой Полумага не соскучишься.

— Викард сбежал. Думаю, он прячется где-то под скалой.

— Здесь, наверху, — отозвался сдавленный голос. Они посмотрели вверх. Алхимик стоял на коленях на узком гребне недалеко от них. На его лице играла глупая ухмылка. — Я нашел тропу! — воскликнул он. — И я кое-что заготовил для этих скотов, но выходит, что это не понадобилось.

Он подкинул в воздух маленький керамический шарик, который держал в руке. Варвар поморщился, когда тот чуть не упал.

Викард вытер нос тыльной стороной руки и снова ухмыльнулся. Кейн увидел лежащий на земле, рядом с его сумкой, коричневый кожаный мешочек.

— Собирай свои пожитки и спускайся сюда! — рявкнул он. — Если увижу, что ты снова нюхаешь это дерьмо, то забью весь мешок тебе в задницу, обещаю. — Адреналин переставал действовать, и все его тело болело хуже прежнего. Опустив взгляд, он увидел, что на него пялятся невидящие глаза Боруна. Кейн скорчил гримасу.

Легче не становится.

ТРУДНЫЕ РЕШЕНИЯ

Коула вырвало в очередной раз, спазмы желудка терзали его до тех пор, пока внутри не осталось больше ничего, и он подумал, что теперь через рот выплеснутся его внутренности. В условиях постоянной качки и омерзительного зловония не проходило и часа, чтобы он не испытывал отчаянной потребности опорожнить пищеварительный тракт. Пол под ним покрывали лужи мочи и темные холмики экскрементов в сочетании с блевотиной, кровью и прочей разнородной мерзостью. Истинное проявление благодати — царивший здесь полумрак, который не позволял увидеть это отвратительное месиво во всей красе. Трещины в дощатом настиле наверху пропускали несколько узких лучей света, которые выхватывали из мрака лица других заключенных, но этого не хватало, чтобы осветить все темные углы грузового трюма.