Музыкальный приворот - Джейн Анна - Страница 49

— Это все потому, что тебе заняться больше нечем, чувак! Я бы мог эту ночь провести с тел… — тут он посмотрел на меня, — ну не важно, с кем и где провести, но что с пользой — это факт. А твои тупые идейки…

— Закройся, — вновь подал ему очень добрый совет Кей, и я так и не узнала, в чем заключаются «тупые идейки» солиста. Этот парень прямо как моя Нинка — она тоже любит при любом удобном случае велеть всем молчать.

— Ну а что нам делать? — вскинулся барабанщик. — До утра лифтера ждать?! Этот лось обкуренный, менеджер, нам все мозги про…, — он опять покосился на меня и сказал, — проест. Ну что делать? Что?

Не нервничать. Ты же мужчина, возьми себя в руки.

— Лифтера ждать, — ответил Кей, еще больше приоткрыв створки лифта, и попросил меня посветить телефонным фонариком в образовавшийся небольшой проем, чтобы узнать, где конкретно мы застряли.

Я с готовностью выполнила просьбу блондина. Вместе с дверьми лифта я осветила и его руки. Красивые, надежные, аристократичные, что ли… Да чтоб ему эти руки прищемило, зачем я о них в такой момент думаю? Аристократичные, ага, как же. Лучше бы я подумала, сколько женских тел перелапано этими руками! Все более-менее известные рок-звезды жуткие бабники и алкоголики. Ну, или наркоманы. И хотя эти двое на вид кажутся нормальными, все равно в них что-то должно быть не так. Что-то, отличающее их от обычных, здоровых людей. От таких, как я, например. Нинку в расчет брать нельзя — она, по рассказам ее мамы, в детстве много ударялась головой. А такие удары бесследно не проходят.

— Ну что там? — недовольно спросил Келла. Тяжело, наверное, бедненькому. — Надеюсь, можно ваш «ламборджини» разжать и пролезть?

Оказалось, что нельзя, — мы застряли между этажами. Узнав это, барабанщик тут же поспешил выразить свое драгоценное мнение по этому поводу. Кей же молчал, прислонившись спиной к стенке и пробуя набрать чей-то номер на своем навороченном мобильнике. Слабо-фиолетовый свет от экрана падал на симпатичное лицо, придавая ему какие-то вампирские черты: заострил нос и скулы, щедро добавил глубоких кругов под глазами, увеличил яркость оранжевых радужек и придал общее хищное выражение.

— Связи нет и, думаю, не будет, — спокойно ответил парень.

— Красота! — взревел Келла таким басом, что я вздрогнула. — Вы что, издеваетесь? Лифт, тварь, чтоб его…

— Веди себя нормально. Испугаешь девушку, — раздраженно ответил ему одногруппник.

Конечно, ему-то лучше, всякие тяжести на руках держать не надо.

— Может быть, он сам поедет попозже, — устало сказала я, следуя примеру фронтмена группы «На краю», и привалилась к прохладной кабине, одновременно освещая кабину экраном своего телефона. Только сейчас я начала чувствовать, что устала от этой бесконечной ночи. Это Нинка сова — ей в темное время суток не спать в удовольствие, а я так не могу.

— Чувак, дай куртку, я королеву положу на пол, — попросил Келла после очередной порции ругательств.

— Где ты видел на мне куртку?

— А, черт. Ну, тогда я ее так положу. Мне надоело.

Нет, чары Альбины-экстрасенса все-таки не сильно эффективны. Или, может, ночью их действие уменьшается?

— Не надо Нину на холодный и грязный пол бросать! — возразила я, представляя, какой скандал учинит Журавль, если вспомнит, что валялась на грязном полу, где не только люди в уличной обуви ходят, но и кое-кто еще и малую нужду изредка справляет…

— Не буду, — проворчал синеволосый. Он успокоился, но ему становилось все скучнее и скучнее. Поэтому он предложил:

— А давайте на спор кто-нибудь разденется? Тогда на его одежду мы королеву и положим.

А давай ты ерундой страдать не будешь? Но вслух этого я, конечно, не сказала. Я не такая дерзкая, как Ниночка, безмятежно спящая на чужих руках. Хорошо, что Кей проигнорировал слова друга. Представляю, как я орала бы, если бы сомнительная честь раздеться ради Нинки и рук барабанщика досталась мне.

— Ну? — гнул свою линию Келла. — Давайте повеселимся, что ли?

— Как? В бутылочку поиграем? — с досадой спросил фронтмен «На краю».

— Можно и в бутылочку, — плотоядно отозвался второй музыкант, глядя на меня. — Во взрослую бутылочку.

— Катя, лифтеры у вас когда на работу выйдут? — не слушал его Кей.

— Часов в девять. Или в десять. Или в одиннадцать… — со вздохом ответила я. — Но бывает, что этот лифт сам по себе начинает работать.

— Прекрасно.

На минут пятнадцать в кабине повисла тишина. Кей засунул в уши наушники-капельки, включил плеер и погрузился в мир тяжелой музыки. Какой равнодушный! Вот бы еще Келла замолчал. А он, напротив, превратился в некое подобие радио. Сначала этот парень долго ругал лифтеров, которые, по его мнению, плохо работают и поздно приходят на место службы. Потом так же долго бранил жильцов нашего дома из-за того, что они посмели так сильно запустить лифт и что он функционирует из рук вон плохо. Затем синеволосый вновь перекинул свое недовольство на «коллегу», но быстро прикрыл словесную лавочку под нехорошим янтарным взглядом друга, который, оказывается, имел феноменальный слух: не только одновременно наслаждался громкой музыкой, но и мог слышать то, что творится в кабине лифта.

А вот Нинка, не обращая ни на кого внимания, спала. Счастливая. Зато завтра она все волосы себе выдерет, когда узнает, сколько у нее было возможностей соблазнить Кея. Если, конечно, она его еще не соблазнила в клубе. Хотя кто этих троих знает… Только завтра подруга сможет поведать мне о том, что произошло в «Горизонте» в мое вынужденное отсутствие. И я сомневаюсь, что представители славной группы «На краю» дадут мне ответы на все интересующие меня вопросы.

— Выберемся отсюда, сфоткаюсь около стены, — сообщил не умеющий долго хранить молчание синеволосый.

Он только что перестал пинать со злости дверь и из-за этого чуть даже не свалился.

— Какой стены? — не поняла я, светя сотовым телефоном в пол. Свет криво падал на мои закрытые туфли и почему-то на толстую рифленую подошву каких-то уж сильно крутых высоких ботинок Кея. Что за странная мода заправлять джинсы в обувь, пусть даже если эта обувь крута на вид или вызывающе дорога? Прищурившись, я принялась разглядывать чужие ботинки: четыре ремешка, много дырок для шнуровки, металлическая вставка на носке. То ли «камелоты», то ли «гриндерсы», то ли «рейнджеры», которые в простонародье называют «гадами». У Нинки что-то подобное тоже есть — она, когда перевоплощается в некое подобие сумасшедшей неформалки, их на концерты таскает.

— Что значит какой? Такой, где про нас написано, — пояснил синеволосый таким тоном, что я должна была сама догадаться, какую стену он имеет в виду, и добавил — даже подпишу что-нибудь. Типа, «Келла тут был». И автограф оставлю. Будет стена поклонения нам, — и он опять разразился нездоровым смехом.

То сердится, то радуется, странный какой-то.

Вот же детский сад! Если он там свой комментарий нарисует, то наш подъезд снова взбунтуется. Дело в том, что не все получали эстетическое удовольствие от надписи, посвященной модной группе этих двух разгильдяев, и реагировали на разрисованную стену по-разному. Мне, например, как и дяде, абсолютно все равно, что написано в родном подъезде, — главное, не на моей собственной двери. Многим соседям тоже плевать на какие-то каракули. А вот некоторые личности, типа моих престарелых соседок Семеновны и Фроловны, просто с ума от злости сходят, когда видят в подъезде очередное безобразие. Каждую неделю рейд полусумасшедших старушек чуть ли не со всего дома обходит подъезды в поисках новых надписей или иных, по их мнению, гадостей. Возглавляет рейд староста нашего подъезда. И под его предводительством старшее поколение не жалея сил проверяет все углы и стирает ацетоном надписи. Добровольцы стараются поймать тех, кто, по их словам, «портит общекультурный уровень всех жильцов, обезображивая подъезд».

С мазней «На краю» у меня были связаны не самые приятные воспоминания. Когда эта надпись только появилась (а тогда она была маленькая и очень аккуратненькая), старушечий рейд ее, естественно, стер. Неизвестные художники узнали и восприняли этот акт как святотатство, поэтому не поленились восстановить свое творение. Староста и старушки через пару дней с ругательствами убрали и вторую надпись. Но… Их неведомые оппоненты и поклонники «На краю» опять воссоздали буквы, правда, увеличив в размерах. И понеслось — целую неделю одни стирали, другие писали. При этом обе стороны показали всему подъезду, что такое истинное упорство! Староста со своими друзьями-пенсионерами, их подружки-бабушки, старенький слесарь дядя Костя, а также затесавшиеся в их маленький отряд три дедка с соседнего дома дошли до того, что стали выслеживать злоумышленника, портившего стену. Они установили дежурство. Даже ночами караулили! Но так никого и не поймали. Подумав, что «мерзкие наглые подростки-вредители» сдрейфили, рейд целую неделю радовался, что стена чиста и девственна. Пенсионеры ее даже новой краской покрасили и едва ли не боготворить начали. Честное слово, не стенка — а просто алтарь какой-то. Но хулиганы не дремали, и одним тихим воскресным утром жильцы стали свидетелями того, как на прежнем месте всего за одну ночь появилась большая, нет, просто огромная красная надпись, сделанная какой-то суперстойкой краской.