Волчьи войны - Агафонникова Елена - Страница 50

Посетители харчевни обсуждали это весьма равнодушно, даже с легкой иронией. Галатия была далеко отсюда, и никто в Харкуре уже давно не ощущал власти короля. Здесь все подчинялись графу Ал'Роэгу и Томасу Эдитусу. Гораздо больше людей беспокоили болезненные воспоминания о войне. Кризис, что назревал сейчас, бередил старые раны.

Пятеро друзей уже начинали чувствовать себя неуютно, когда в харчевню вошел пожилой человек в голубом костюме барда с арфой в руках. Увидев людей в пестрых одеждах, он подошел к их столику. В Харкуре барды были редкостью, и, скорее всего, вошедший решил, что актеры примут его лучше, чем кто-либо другой, ведь и те и другие вели жизнь полную странствий и обычно ладили между собой.

— Здравствуйте, меня зовут Ахано, я бард, — вежливо представился он, — можно мне присесть к вашему столику?

— Конечно, — ответил Мэл и подвинулся, чтобы освободить немного места на лавке. — Садись, пожалуйста.

Бард сел, заказал себе суп и с облегчением вздохнул:

— Ну и путешествие! Как хорошо, что я уже здесь! Но вы, я вижу, тоже с дороги: ваша одежда, как и моя, вся в песке.

— Да, в самом деле, — сказала Кейтлин, отряхивая рукава.

Фингин, Эрван и Галиад не решались поддерживать разговор, они боялись себя выдать. Если они заговорят, бард без труда поймет, что они не актеры. Поэтому в ответ на его слова они лишь кивали или улыбались.

— Нечасто здесь можно встретить бродячих актеров, — заметил Ахано, когда ему принесли заказанный суп.

— Как и бардов, — ответил Мэл.

— Это так. Можно сказать, что Харкур не слишком гостеприимно принимает представителей нашей касты, — сказал он, понижая голос. — К нам относятся не так плохо, как к друидам, но помнят, что мы с ними называем друг друга братьями и сестрами…

— Тогда почему вы сюда пришли?

— Я родился в этом городе. Тогда все здесь было по-другому. О христианах еще не было и речи, и Харкур был обычным графством, таким же, как все остальные. У меня здесь осталось много друзей, и я время от времени приезжаю с ними повидаться. Но так как я бард, это с каждым годом становится все труднее. Конечно, я мог бы переодеться…

Он сделал паузу, посмотрел на Фингина и прибавил, улыбнувшись:

— У некоторых это неплохо получается…

Друид нахмурился. Его разоблачили даже раньше, чем он предполагал.

— Не бойтесь, — успокоил его бард. — Мне здесь почти так же неуютно, как и вам, хоть это и моя родина…

Кулаки Фингина крепко сжались под столом. Он очень надеялся, что Ахано их не выдаст. Ведь для того, чтобы стать бардом, надо пройти обучение у друидов, так что этому человеку, наверное, все же можно доверять.

— А что, действует ли здесь система связи, существующая у бардов? — поинтересовался Галиад, поняв, что дальше притворяться бесполезно.

— Более или менее, — ответил Ахано, отправляя в рот ложку горячего супа.

Галиад взглянул на Фингина. Он не был уверен, что барду можно задавать прямые вопросы. Кругом было людно, а им не хотелось обращать на себя внимание. Само появление Ахано уже заинтересовало некоторых посетителей харчевни, и друзьям следовало соблюдать осторожность.

Фингин понял, чего ожидает от него Галиад. С бардом следовало говорить особым языком — языком намеков и недомолвок, которого не поймет никто из посторонних. Магистраж знал, что друид таким языком владеет.

Юный друид едва заметно кивнул и повернулся к барду.

— Должно быть, в таком большом городе нелегко разыскать своих друзей, — сказал он.

Ахано приподнял одну бровь. Он увидел выражение лица друида и тотчас понял, какую игру тот затеял.

— Нетрудно, если ты уверен, что они здесь, — ответил он. — Я здесь родился и знаю этот город как свои пять пальцев. И если кого-нибудь ищу, то обязательно нахожу.

— Вам хорошо, — ответил Фингин, — а вот у меня это не всегда получается. Ведь мы, бродячие актеры, все время путешествуем. Представьте себе, я уже много лет не видел свою сестру…

— Вы говорите, сестру? — удивился бард.

— Да, сестру. Она у меня одна. И она мне очень, очень дорога.

— Понимаю. И вы ищете ее здесь?

— Я не уверен, что она здесь, но это очень вероятно.

— Возможно, я смогу что-нибудь о ней разузнать…

— Буду вам очень признателен, — ответил Фингин, очень довольный тем, что бард его понял.

— Как только я что-нибудь выясню, я вам сразу же скажу, а пока выпью стаканчик.

Друзья провели с бардом всю вторую половину вечера, найдя в нем интересного и оригинально мыслящего собеседника, а потом решили устраиваться на ночлег. Они попросили у хозяина две комнаты.

— Спокойной ночи, — прошептала Кейтлин всем троим, но смотрела при этом только на Фингина.

Мэл и Кейтлин разместились в одной спальне, а Фингин, Галиад и Эрван пошли в другую. Это были небольшие сумрачные комнатки, расположенные наверху, под самой крышей харчевни.

— Ты думаешь, он и в самом деле понял, что ты хотел ему сказать? — спросил Эрван у Фингина, стоявшего у окна.

— Он только что вышел из харчевни, хотя я сам слышал, как он спрашивал у хозяина комнату. Думаю, он отправился разузнать что-нибудь для нас.

— Только бы он не пошел на нас доносить, — тихо проговорил Галиад.

— Он ведь бард, Галиад, он на нашей стороне!

— Бард из Харкура…

— Да, но все-таки бард. Если бы он любил Харкур, то давно бы уже расстался со своим голубым костюмом барда. Ведь чтобы решиться прийти сюда в таком одеянии, надо быть верным Мойре человеком, вы согласны?

— Надеюсь, что это так, — лаконично ответил Галиад, вытянувшись во весь рост на кровати и заложив под голову руки.

Фингин по-прежнему смотрел на улицу. В лунном свете на его лицо ложились причудливые тени. Эрван внимательно глядел на него. Они не виделись меньше месяца, но ему казалось, что прошла целая вечность.

— Ты изменился, Фингин, — сказал юный магистраж с улыбкой. — Ты стал настолько… свободнее. Не знаю, как это сказать…

Фингин повернулся к нему:

— С тех пор, как вы исчезли, произошло столько событий, что я стал задавать себе вопросы, которые раньше мне бы и в голову не пришли. Моя вера в Сай-Мину была подвергнута суровому испытанию. Я оставил Совет, поддавшись чувству гнева, я был в смятении…

— Так же, как и Фелим? — спросил Эрван.

— Думаю, почти так же. Я не понимаю, чего на самом деле добивается Эрнан. Не уверен, что он сам знает, чего хочет. У меня было такое чувство, будто он прямо подталкивает меня к тому, чтобы я отправился к вам на помощь, на помощь Алее, и в то же время мне кажется, что он стремится от нее избавиться.

— А может, он ее просто боится? — предположил Галиад.

— Не думаю, что Архидруид может поддаться подобному чувству.

— Я тоже, — ответил Галиад. — Но бояться Алеи вполне естественно. Сам Фелим и тот испытывал нечто подобное.

— Это не помешало ему прийти ей на помощь…

— Да, действительно, — подтвердил Галиад. — И в этом вы очень с ним похожи. Я думаю, Гаэлии суждено измениться. Равновесие, существовавшее в ней, оказалось пагубным, перемены стали необходимы, и принесет их Алеа. Но всякий перелом сопровождается болью, и этот тоже будет болезненным. Весь вопрос в том, в каком мире мы окажемся потом. Удастся ли Алее изменить его так, как она задумала, и если да, то какую жизнь это нам сулит? Вот этот вопрос и не дает покоя Совету. Ведь друиды уже много лет управляют островом и даже не представляют себе, что может быть иначе.

— Но должны же они понимать, что будущее страны важнее их собственного! — воскликнул Фингин, будто желая, чтобы его услышали в Сай-Мине.

— Вы это поняли, Фелим тоже. Может быть, уразумел это и Эрнан, но пост Архидруида мешает ему признать правду. Он вынужден поддерживать Совет…

Фингин вздохнул.

— Фелим наверняка знал бы, что надо делать, — сказал он в отчаянии.

Эрван встал и подошел к юному друиду:

— Мне кажется, что тебе это тоже под силу. Ведь какое нужно иметь мужество, чтобы в твоем возрасте уйти из Совета!