Командир Красной Армии (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 59

— Надо бы конечно дождаться тех с наземных служб, что должны приехать завтра со старого аэродрома, но хорошего помаленьку, — сказал я, следуя за передовой машиной разведчиков.

— Да уж и так наворотили делов, — невольно хохотнул Руссов, сидевший рядом. В машине были только мы трое, Адель на своем любимом джипе, получивший пару косметических пробоин, ехал за нами.

Скорость была не очень большая из-за раненых, что уже прооперировал военврач Крапивин. Для них мы выделили два пустых грузовика, а чтобы получившим ранения бойцам и краснофлотцам было мягко, на дно кузова накидали палаток, что мы забрали с аэродрома.

— Раненых много получилось. Убитых всего шестеро, а вот раненых девятнадцать, — озвучил я свои мысли. — Едем хоть и не быстро, но можем растрясти.

— А куда деваться? Немцы не дураки и поймут что противник уничтоживший их аэродром и самолеты вряд ли ушел далеко и будут нас плотно искать, — ответил Саня. Руссов только вздохнул.

Пользуясь тем, что пленки много, наш политрук снялся на фоне горящих самолетов. Это послужило спусковым крючком, мгновенно весь дивизион стал ярым поклонником фотосессий. Да что там говорить, они даже меня заставили сняться восемнадцать раз. На фоне погибших летчиков и заваленных палаток, которых как раз начали собирать бойцы Непейбороды. На фоне самолетов, зениток, трофейных машин, множество групповых снимков, пленных немцев. Когда Гольдберг все распечатает, у каждого бойца будет по одной, а то и по две фотографии. Групповой или одиночный снимок. Вот такие дела. Но переплюнул всех именно Руссов. Гольдберг его героический фас и профиль снял аж пятьдесят раз. В основном в групповых снимках, но все же. По крайней мере Матвей был очень доволен.

— Опять про нас в газетах напечатают? — спросил Майоров.

Он, как и Руссов получил звание за наши дела, можно сказать они примазались к нашим успехам. Саня это прекрасно понимал и очень переживал, поэтому после уничтожения аэродрома воспрял духом. В уничтожения аэродрома они принимал активное участие, как в планировании так и в подготовке.

— А о нас печатали? — хмыкнул я.

— Но я же говорил, что вышел очерк о нашем дивизионе. Мне в политотделе корпуса сказали, что будет восемь продолжений. Только до нас дойти не успело. В окружение попали.

— Вот увижу этот очерк своими глазами тогда и поверю… На двадцать километров уже отъехали, а зарево сзади все равно видно. Жаль, что бомбы еще не рванули. Фадеев сказал, что часы в бомбе поставлены на двенадцать, значит рванет через сорок минут, но мы этого уже не увидим. Далеко будем.

— Да, все-таки везучий ты Виталий, ох какой везучий. Это же надо было такую операцию провернуть. Нам теперь все завидовать будут, — вздохнул Майоров.

Так обсуждая и делясь мнениями пребывая еще в эйфории от уничтожения подразделения Люфтваффе, мы и катились почти всю ночь.

Через сорок километров нас попытался остановить патруль фельджандармерии. Но разведчики на бронетранспортере с ходу подмяли один из двух мотоциклов и расстреляли дорожных «полицаев» из автомата. Собрав трофеи, мы проследовали дальше, не ожидая помощи немецким «гаишникам» из ближайшего села.

Перед самым рассветом, когда мы удалились за ночь на предельное расстояние примерно в девяносто километров, разведчики, наконец, обнаружили вполне подходящее место для дневки. Леса, к сожалению, не было, но глубокий овраг с текущим по дну ручьем, нам вполне походил. Замаскировав технику маскировочными сетями. Нам их теперь хватало, в трофеях одиннадцать сетей было, мы стали на днёвку и выставив часовых, мгновенно отрубились. Устали все!

— Докладывайте, товарищ Берия, что у нас по Оракулу? — велел Сталин. Сидя за столом, он попыхивал трубкой, с прищуром поглядывая на всесильного наркома усаживающегося за стол.

— За эти два дня мы успели сделать многое. Например, были предъявлены фотографии командиров и граждан, обнаруженных на насыпях у железной дороги Казань-Москва, убитых предположительно пособниками немцев, воспитателям и директору детского дома в Ленинграде, где был воспитан Фролов. Все из них сразу опознали в парне на одной из фотографий Виталия Фролова, что подтверждает использование Оракулом одного из отобранного комплекта документов. Так же в Москву из политбюро Киева была доставлена фотокопия боевого журнала дивизиона Оракула и копии фотографий, сделанных для подтверждений боевого пути этой части. Боевой путь изучил генерал армии Жуков еще в Киеве, его вердикт такой: Командир дивизиона старший лейтенант Фролов, инициативный командир, не боящийся брать на себя ответственность и отвечать за ошибки. Он имеет аналитический ум, хорошие тактические и стратегические способности. Все операции разработанные им были проведены блестяще с минимальными потерями. Что говорит о том, что он заботиться о своих людях и предпочитает не рисковать, если боестолкновение приведет к неоправданным потерям.

— Мнение генерала Жукова, конечно важно. Но известно ли что-нибудь об Оракуле и подразделении, которым он командует? — Сталин знал уже все о дивизионе и его командирах, аналитическая справка была доставлена ему еще вечером седьмого июля.

— На данные момент последнее местоположение дивизиона не известно. Одно известно точно, дивизион вырвался из окружения, и сейчас находиться где-то в тылах противника. Это подтверждают пленные. Как наши, так и противника.

— Поясните?

— Подразделение капитана Омельченко освободило два десятка красноармейцев из плена. Их вели три конвоира в один из пересыльных пунктов. Два красноармейца находились в том же кольце окружения, что и дивизиона Оракула. Более того один из бойцов, механик автобата пару раз лично видел Оракула. По их словам когда войска пошли на прорыв по руслу реки, Оракул нагло увел дивизион через брод, для шумового эффекта использовав склады боеприпасов а чтобы их не заметили дымовые шашки. Они просто объехали посты по берегу реки и скрылись на одной из дорог. Про это рассказал один из пленных немцев. У которого там погиб родной брат. Он находился в одном из постов и был вырезан вместе с другими немцами, бойцами Оракула. По предположению капитана Омельченко, Оракул не будет сразу прорываться к фронту, а воспользовавшись тем, что войск на этом промежутке мало уйдет подальше и только там повернёт к фронту. По его словам он сам бы так сделал.

— Остаётся только ждать?

— Да, товарищ Сталин. В этой ситуации мы ничего не сможем сделать… Разрешите вопрос? — убирая листы с докладом в папку, спросил Берия.

— Спрашивайте.

— Завтрашнее контрнаступление наших войск на Юго-Западном фронте?

— Генерал Жуков уверен, что он сомнет наступающих немцев резервами.

— Будем ждать и смотреть. Поступило сообщение, что немцы преодолели УРы и на подходе к Пскову. Похоже, Оракул и тут не ошибся о возможной блокаде Ленинграда и смертях жителей от голода…

— Он писал о полумиллионе умерших от голода, — тихо сказал Сталин, чуть прикрыв веки.

— Большая часть его предсказаний уже сбылось, другие готовятся сбыться. Эвакуация детских домов уже началась, склады продовольствия начинают сосредотачивать и вывозить в другие места… Он действительно прорицатель?

— Я в это не верю, а верю только фактам. Если будут какие новости по Оракулу немедленно сообщайте мне.

— Есть. Разрешите идти?

— Идите.

— Подъем! Дивизион, подъем! — кричал кто-то из дежурных.

Потягиваясь, я вылез из свой палатки и, делая разминку, услышал из открытого окна «эмки»:

— Ой, как тело затекло, — с прикалыванием зевнул Руссов.

— А я тебе предлагал в палатку идти. «Я в машине привык», — передразнил я Матвея. — Вот я отлично выспался на матрасе с подушкой да под одеялом. Сань, скажи?

— Давненько я так хорошо не спал, как на облаке, даже вставать не хочется, — натягивая гимнастерку, ответил стоявший рядом Майоров.

— Следующий раз я тоже в палатке переночую.