Наша любовь - Плэнтвик Виктория - Страница 8

– Ну, не тревожьтесь – как только мы поднимемся повыше, тряска прекратится. А над морем вообще не качает. Да и лететь нам не больше часа. Скоро доберемся. Если у вас заложит уши, пососите конфетку, и все пройдет.

Джейн извлекла из кармана несколько карамелек, спрятанных про запас с прошлого рейса, и протянула их юноше.

– Боюсь, что конфеты малость растаяли, но обертка никуда не делась, так что пальцы не слипнутся.

Молодой человек принял залог мира. Извлек запечатанную зубочистку с эмблемой авиакомпании, завалявшуюся среди конфет, и торжественно вернул ее владелице.

– Вы, наверное, захотите сохранить ваш сувенир, мисс Лоу?

Девушка смущенно улыбнулась, пряча зубочистку в нагрудный карман рубашки.

– Всегда была падкой на дармовщинку, ничего не могу с собой поделать! Выписываясь из отеля, я все сметаю подчистую: пакетики с сахаром, кофе и чаем, мыло, пузырьки с шампунем. Это все равно включено в счет, а в дороге может пригодиться, особенно если живешь в рамках строгого бюджета.

Брови юноши резко поползли вверх. Эта гримаска нравилась девушке все больше и больше. Пожалуй, самое выразительное в его лице – это брови.

– Плохо же сбалансирован ваш бюджет, мисс Лоу, если он позволяет вам летать первым классом, но не позволяет покупать самое необходимое.

Девушка усмехнулась, слушая, как ей делают профессиональное замечание.

– Я не сказала, что не могу позволить себе покупать эту ерунду. Просто предпочитаю тратить деньги на другое. Что до нынешнего путешествия – это подарок. Обычно я летаю вторым классом. Кстати, меня зовут Джейн. Для друзей – Дженни.

Но и тут выражение лица его не изменилось, во взгляде не вспыхнул нехороший огонек узнавания, и даже тени скабрезных предположений не отразилось в темных глазах.

– Стивен Нортон.

Последовала небольшая пауза, словно молодой человек ожидал, что его имя известно всем и каждому. Может быть, он знаменитость в бухгалтерских кругах?

– Я актриса, – сказала Джейн.

– Боюсь, что в кино я хочу нечасто, – вежливо ответил он.

– Я по большей части играю на сцене.

– И в театре почти не бываю.

– Пару лет назад я играла ведущую роль в костюмированном шоу на...

– У меня и телевизора-то нет, – без малейшего сожаления отозвался мистер Нортон.

– О! Ну... еще я участвовала в радиопостановках...

– Я крайне редко включаю радио.

Джейн была потрясена. Как может образованный человек совершенно не интересоваться драматическим искусством? Не отдавать должное сцене?

Вот ведь ирония судьбы: за последние двадцать четыре часа Джейн из кожи вон лезла, чтобы остаться неузнанной, а теперь чувствует себя задетой, оттого что это произошло. Нет, тщеславием она не страдала, однако цену себе знала: каждая строчка восторженных отзывов была ею заслужена. Джейн работала на износ и страстно верила в непреходящую значимость своего искусства. И вот перед нею сидит тип, которому никакого дела нет до ее великой миссии, не говоря уже о том, насколько хорошо она с этой миссией справляется!

Ей очень захотелось ядовито поинтересоваться, читает ли мистер Нортон газеты, но подобный вопрос мог выдать ее с головой.

– Как же вы развлекаетесь? – полюбопытствовала Джейн, скрывая досаду.

– Я не нуждаюсь в развлечениях. Моя жизнь полна и без того.

– Да уж, надо полагать, – съязвила Джейн.

Работа, сплошная работа, с отвращением подумала она. Нескончаемая череда скучных, безликих цифр. Пухлая нижняя губа задумчиво оттопырилась, изощренный ум постигает невидимый непосвященным вечный смысл, тайну мира, спрятанную в бухгалтерском балансе. Неудивительно, что парень совсем не умеет общаться с людьми.

Бедный ягненочек. Он не привык делиться эмоциями, ибо умение это приходит через культурный обмен. Если разнообразие – соль жизни, то его жизнь, должно быть, на редкость пресная...

– Уверен, что вы превосходная актриса.

От слуха Джейн не укрылась скептическая нотка.

– Вы-то откуда знаете? – съехидничала она.

– Ну... – Молодой человек понизил голос, не сводя взгляда с ее помрачневшего личика: – Вы очень привлекательны.

Джейн мгновенно ощетинилась, словно котенок, которого погладили против шерсти.

– Какое отношение это имеет к актерскому мастерству?

– Гм... я подумал, что так легче получить роль, – объяснил юноша.

Он хоть понимает, что говорит, какой подтекст имеют его слова? А может, эти карие глаза отнюдь не так наивны и бесхитростны, как кажется? Джейн окончательно рассвирепела.

– Вы хотите сказать, что контракты я подписываю в постели? – ледяным голосом спросила она.

Недотепа смущенно заморгал.

– Нет, нет, я ничего такого не имел в виду... Я... я уверен, что вы очень талантливая актриса.

И очень респектабельная женщина.

Джейн рассмеялась озорным мальчишеским смехом. Она быстро вспыхивала, но столь же быстро отходила.

– Респектабельной женщиной скорее следует назвать мою матушку. У меня этого качества нет. Впрочем, меня уважают. Уважают мою работу... И я целуюсь с кем-то потому, что хочу этого, а не потому, что стараюсь что-то получить таким путем. Сексом я не торгую.

К ее великому удивлению, молодой человек не вспыхнул и не смутился, выслушав столь недвусмысленное признание. Лишь одна бровь поползла вверх.

– Ваша мать тоже актриса.

Учитывая его полнейшее невежество в культурном плане, Джейн восприняла последнее утверждение как вопрос. Но Патриция, будь она рядом, оскорбилась бы не на шутку. Она играла ведущие роли на протяжении вот уже четырех десятилетий. Имя Лоу в театрах Австралии стало символом бескорыстного служения искусству. Долг требовал, чтобы Джейн вступилась за честь семьи и воздала должное ее многочисленным заслугам.

– Да. Моя мать – Патриция Лоу!

Девушка ожидала, что и это имя окажется для собеседника пустым звуком, но молодой человек утвердительно кивнул.

– Ах, вы из тех самых Лоу! Ваш отец, кажется, был возведен в рыцарское звание за заслуги в развитии театрального искусства? Я помню его имя в списке награжденных за прошлый год.

Где искусство бессильно, победу одерживает снобизм!

– Да, верно. – В кругу семьи новообретенный титул стал источником нескончаемых шуток, поскольку грозного Доналда трепещущие новички на всякий случай величали сэром, а за Пат в театральных кругах давным-давно закрепилось ласково-почтительное прозвище Ее Светлость.

– Полагаю, ваша мать тоже бухгалтер? – поддразнила Джейн, наслаждаясь чувством сопричастности к могучему клану.

И снова – долгий, оценивающий взгляд.

– Моя мать умерла. Я был тогда еще ребенком.

– Ой! – Веселость Джейн мгновенно угасла, глаза затуманились сочувствием. – Мне очень жаль. Правда.

Живое воображение тотчас же нарисовало ей маленького мистера Нортона. Он, наверное, был хрупким, смышленым, ласковым мальчуганом, слишком застенчивым и потому необщительным, а после смерти матери окончательно замкнулся в себе. Нет, никогда он не был бесстрашным, неуправляемым бесенком, вроде ее братьев... или ее самой, если на то пошло.

Джейн порывисто потянулась через проход и накрыла ладонью руку Стива, покоящуюся на подлокотнике. Рука оказалась прохладной и твердой на ощупь, словно загорелая кожа обтягивала холодную сталь, а не теплые мышцы. Джейн почему-то представляла руки бухгалтера холеными и дряблыми. Или постоянная конторская работа так закалила пальцы, что теперь ими орехи колоть можно?

Но больше всего сбивало с толку другое: вибрация самолета передавалась ей через этого человека. От точки соприкосновения ощущение покалывания распространялось по всей руке.

Стив опустил взгляд на маленькую белоснежную изящную ручку, накрывшую его собственную в интуитивном стремлении ободрить и защитить.

Рисуя в воображении печальные картины одинокого детства, Джейн не заметила, что была выдержана короткая, точно рассчитанная пауза, после которой Стив скорбно добавил:

– Это был несчастный случай. Отец тоже погиб.