Украденное счастье. Цветок на камне - Бекитт Лора - Страница 6

— Ты знаешь другие города, кроме Багдада? — спросила она.

— Не знаю, но они есть. Пусть не такие богатые и большие, зато там нет Юсуфа.

— В каждом городе есть свой Юсуф. Нет только Бога и справедливости, — медленно произнесла Лейла.

Таир ужаснулся. До чего надо дойти, чтобы отрицать существование Всевышнего! Впрочем, думал ли он о Боге, боялся ли его, когда воровал?

— Обещай, что утром мы пойдем к ювелиру и продадим жемчуг, — сказал он.

— Хорошо, — ответила Лейла и попросила: — Дай его мне.

Таир протянул матери украшение. Сияющие розоватым светом, безупречно гладкие, чистые, чуть продолговатые жемчужины казались живыми. Лейла, задумавшись, долго любовалась ими. Наверное, она думала о том, что ей самой никогда не придется носить такого ожерелья, что ее судьбой всегда будет этот мрачный мир, пропитанный запахами отбросов, нечистот, смрадом тесного жилья, наполненный стонами горя и боли.

Таир ласково коснулся ее руки.

— Спрячь его.

— Да, — сказала Лейла и добавила: — Ложись спать.

Проснувшись утром, мальчик сразу подумал о грядущих переменах. Пожалуй, чтобы узнать истинную цену жемчуга, стоит обратиться к двум или трем ювелирам. Он знал, где расположены их лавки, и собирался немедленно отправиться туда.

Таир огляделся. Лейлы нигде не было. Не может быть, чтобы она, как всегда, ушла с другими женщинами! Мальчик обшарил хижину. Ожерелье исчезло. Неужели мать унесла его с собой?!

Он вышел наружу и почти сразу столкнулся с Юсуфом. Тот стоял, как скала, и пожирал Таира глазами.

— Я недооценил тебя еще больше, чем думал. Никому из мальчишек не удавалось украсть такую дорогую вещь. Однако ты умелый, но глупый: стоило тебе попытаться продать жемчуг, как тебя схватили бы. Откуда у маленького оборванца может взяться жемчужное ожерелье? Твоя мать оказалась умнее и отдала его мне. Я прощаю тебя, хотя на самом деле должен убить. Никто не смеет меня обманывать и утаивать краденое. Запомни это на будущее, щенок!

Таир ощутил в душе леденящую пустоту. Голова гудела, взор застилал туман. Земля уходила из-под ног, а воздух казался липким. Надежды на будущее рухнули, точно жалкая постройка от порыва ураганного ветра, растаяли, как утренний туман над рекой.

— Надеюсь, теперь я тебе ничего не должен? — через силу выдавил он.

— Ничего? — удивился Юсуф. — Три дирхема, мой мальчик, три дирхема ежедневно всю оставшуюся жизнь. Иди и работай, да поменьше болтай, иначе мне снова придется повысить плату.

Спустя четверть часа Таир брел по залитым солнцем улицам Багдада. Что-то острое и горячее кололо и жгло его изнутри, а глаза застилали слезы.

Аллах свидетель, он украл жемчуг для того, чтобы зажить честно, чтобы больше не воровать, но, к сожалению, Бог не признает таких способов избавления от греха. Чтобы смыть с себя скверну, надо совершить что-то героическое, праведное и чистое, то, что невозможно сделать в мрачном и грязном мире, которым правит Юсуф.

Глава 3

Выбор Хатема

После того как Уарда и Тарик рассказали дочерям правду об их рождении, Эсма была уверена в том, что ей придется жить под гнетом этого знания, но она ошиблась. Сердца юных забывчивы; прошло восемь лет, и девушка редко вспоминала о том, что ее воспитала неродная, мать, а Гайда ей вовсе не сестра.

Как и следовало ожидать, Гайда превратилась в красавицу. У нее были роскошные волосы, пышное, как цветущий розовый куст, тело, грациозная походка и пленительный взгляд. Черная родинка на ее щеке была подобна капле амбры на белоснежном фарфоровом блюде. Разглядывая себя в зеркале, Гайда забывала об окружающем мире и думала только о вечных, непостижимых тайнах женственности, о своей ослепительной красоте.

По-своему прелестная, но не обладающая броской внешностью Эсма не завидовала сестре, однако ей тоже хотелось иметь что-то такое, что отличало бы ее от остальных девушек. Когда ей исполнилось десять, она попросила отца научить ее читать и писать. Тарик хорошо знал Коран; ни в одной из сур не говорилось, что женщины не имеют права изучать грамоту, поэтому он согласился. В результате к пятнадцати годам Эсма могла без запинки и с выражением читать любовные стихи, назидательные повести и веселые сказки.

Как всякая девушка, она много думала о любви, об этом горячем, завораживающем, прекрасном чувстве, не задаваясь, однако, вопросом, как скоро оно может ее настичь и случится ли это вообще. Между тем в жизни семьи Тарика назревало важное событие: почтенный кади Рашид ал-Джибал, у которого служил Тарик, надумал женить младшего сына Хатема. Поскольку тот должен был получить меньшую по сравнению со старшими братьями долю наследства, кади задумал заслать сватов к одной из дочерей Тарика. Тот был очень доволен этим предложением, но все же решил посоветоваться с любимой женой.

— Это очень выгодно для нас, — сказал он Уарде, когда они легли в постель. — Хатем — добропорядочный и умный юноша; уже сейчас он служит хаджибом[6] у верховного кади и получает сто тридцать дирхемов в месяц.

— А как он выглядит? — спросила жена.

— Красивый и стройный. Ему двадцать лет.

— И к которой из наших дочерей он намерен посвататься?

— Рашид спрашивал у меня, кого я намерен выдать замуж первой, Гайду или Эсму, и я ответил, что они одногодки, приданое и одной, и другой готово.

— Гайда вполне созрела для замужества, ее тело налилось, тогда как Эсма все еще выглядит как девочка, — помедлив, произнесла Уарда.

— Я согласен с тобой, однако Рашид решил, что Хатем должен увидеть обеих девушек и сказать, кто ему больше по сердцу. Мужчины придут к нам в ближайшую пятницу после посещения мечети.

— В этом случае либо Гайде, либо Эсме придется почувствовать себя обделенной. Мне неприятно сознавать, что наши дочери вынуждены будут соперничать между собой!

Уарда так сильно разволновалась, что вскочила с постели. Тарик удержал ее за руку.

— Пойми, я не могу возражать Рашиду. Постараемся, чтобы все прошло гладко.

Тарик притянул жену к себе, и вскоре она забылась в его объятиях. В такие минуты Уарда не могла надышаться мужем, а он — ею. И мужчине, и женщине казалось, что их тела пронизывают огненные сполохи. Они прожили в браке пятнадцать лет, произвели на свет троих сыновей и все еще сходили с ума от любви. Иногда Уарде и Тарику казалось, что у них общее, одно на двоих сердце. Ему и в голову не приходило взять вторую жену, а ей — посмотреть в сторону другого мужчины. Конечно, они мечтали о том, чтобы судьбы Гайды и Эсмы сложились столь же счастливо, как и их собственная.

На следующий день девушкам сообщили новость. Гайда пришла в страшное возбуждение, хихикала и покусывала губы, а Эсма свела вместе тонкие брови, сложила на коленях худенькие руки и молчала. Она вспоминала, как восемь лет назад сидела на этом диване и слушала исповедь Уарды и Тарика. Сейчас все происходило столь же неожиданно, и она опять не знала, чего ждать от этой вести.

Когда они вернулись к себе, Эсма с облегчением произнесла:

— Конечно, он выберет тебя.

— Меня? Почему меня?

— Потому что ты красивая.

— Разве ты — нет? — снисходительно промолвила Гайда.

— Не знаю. В любом случае нам придется расстаться, а я не хочу расставаться с тобой, — задумчиво произнесла Эсма, вспоминая их разговоры по душам, когда над черными опахалами пальм горели яркие звезды, а тишина в саду нарушалась лишь стрекотом цикад.

Они с Гайдой прекрасно дополняли друг друга. Иногда их беседы горячили душу и тело так, что этот огонь не мог охладить даже ночной ветерок, слова слетали с губ, обгоняя друг друга, словно быстрокрылые птицы. А порой их мысли становились горькими, как степная полынь, — девушки вместе печалились и страдали.

— Мы будем часто встречаться. Хатем живет на соседней улице.

— Ты его видела?

— Мне кажется, да. Если это тот, о ком я думаю, он очень хорош собой, — сказала Гайда и призналась: — Я буду рада, если он выберет меня.